Александр Твардовский, главный редактор журнала «Новый мир» (1950–1954, 1958–1970)
«Появились кощунственные материалы, ставящие под сомнение героическое прошлое нашего народа и Советской армии», статьи, «глумящиеся над трудностями роста (...) общества», в критических статьях «планомерно и целеустремленно культивируется тенденция скептического отношения к социально-моральным ценностям (...) общества, к его идеалам и завоеваниям...»
«В провокационной тактике «наведения мостов», сближения или, говоря модным словом, «интеграции идеологии» они словно бы не хотят видеть диверсионного смысла. Более того, прикрываясь трескучей фразеологией, они сами выступают против таких основополагающих морально-политических сил нашего общества, как (...) патриотизм, как дружба и братство народов...»
«Наше время — время острейшей идеологической борьбы... Мы еще и еще раз утверждаем, что проникновение к нам буржуазной идеологии было и остается серьезнейшей опасностью. Если против нее не бороться, это может привести к постепенной подмене (...) интернационализма столь милыми сердцу некоторых критиков и литераторов... космополитическими идеями...»
Нет, это не стенограмма заседания какой-нибудь из многочисленных комиссий по борьбе с иностранным влиянием и внедрению традиционных духовно-нравственных ценностей. И не донос неравнодушного гражданина на идейного противника политики Путина.
Это другой донос — в эти дни ему исполняется 55 лет, и на месте многоточий в круглых скобках стояли слова «советский» и «пролетарский».
Стиль и смысл, пафос и содержание за более чем полстолетия не изменились: «патриоты», националисты, «почвенники» с той же яростью и с высокомерно-дидактических сталинистских и ультранационалистических позиций выступают против либералов. В данном случае это «письмо одиннадцати» литераторов национал-патриотического направления, в основном из их тогдашнего основного гнезда, журнала «Молодая гвардия», против «Нового мира» Александра Твардовского. Оно было опубликовано 26 июля в журнале «Огонек», который редактировал один из лидеров неформальной «Русской партии» Анатолий Сафронов, автор «секретарской» поэзии и прозы, поднявшийся еще в конце 1940‑х на борьбе с «безродными космополитами». Называлось письмо «Против чего выступает «Новый мир».
У иллюстрированного еженедельника «Огонек» в то время был более чем двухмиллионный тираж. У объекта атаки, «Нового мира», 125 тысяч 500 экземпляров. С запретом подписки в армии и в высших учебных заведениях — уже тогда государство берегло от сколько-нибудь самостоятельного мышления именно молодежь и военнослужащих. Больше того, атаку софроновского журнала подхватили издания поскромнее, но тоже разделявшие позиции национал-патриотов — от «Литературной России» до «Советской России». Поводом для «письма в редакцию» стала статья Александра Дементьева, уволенного по указанию свыше еще в 1966 году зама Твардовского, «О традициях и народности»: это был подробнейший разбор — конечно, с марксистско-ленинских позиций — идеологии русского национал-империализма, тоже слабо прикрывавшегося верноподданными мантрами и клише. Статья и сегодня читается как умный, аргументированный и морально мотивированный анализ навязываемой путинскими манипуляторами национал-имперской идеологии. Не изменилось вообще ничего.
Главный редактор журнала «Новый мир» поэт Александр Твардовский в редакции газеты «Известия». 1960-е гг. Фото: Архив «Известий»
Твардовский, обладавший безукоризненным политическим и моральным радаром, назвал атаку не просто «мужиковствующей», а «фашиствующей». Его зам Алексей Кондратович записал в своем дневнике, одном из самых важных историко-политических свидетельств того времени:
«26 июля. Купил все же номер «Огонька», хотя не было желания тратить 30 копеек. Громадная статья «Против чего выступает «Новый мир»... Она не только против Дементьева. Но, начиная с самого заголовка, против «Н. м.»... Такого, что написано в «Огоньке», я еще не читал. О Дементьеве пишут как о враге, сравнивают его фактически с троцкистами и пр. В духе «канонических» статей 48 года. А может, даже и похлеще...
Все. Обвинительное заключение готово. По образцам известным. Век живи — век жди — повторений.
А далеко мы отходим — к Сталину...»
История заходит на очередной виток. Мы и теперь далеко отходим, точнее, уже отошли — к Сталину. Парадоксальным образом то время в некотором смысле было помягче.
Да, после 1968‑го, вторжения в Чехословакию, начались политические заморозки, хотя проблемы настигли «Новый мир», этот знаковый интеллектуально-художественный центр легального умеренного либерализма, да еще прикрываемый колоссальным авторитетом Твардовского, гораздо раньше. Медовый месяц с хрущевской властью — номер 11 (символическое совпадение числа с погромным письмом литераторов) за 1962 год с «Одним днем Ивана Денисовича» — собственно, и длился примерно месяц. Дальше вернулись привычные проблемы с цензурой. Иногда Александр Трифонович даже говорил тому или иному автору — несите эту рукопись в «Знамя», у них ее напечатают, а у нас, только потому что мы «Новый мир», задержат или не пропустят.
Но родной Центральный комитет балансировал интересы разных «партий»: система была однопартийная, однако в идейном смысле «партиями» были журналы и газеты. Конечно, царствовал официоз, но было заметно численное и, соответственно, тиражное превосходство «Русской партии», которой многие благоволили на разных этажах власти. Ультрасталинистов цековский Агитпроп сдерживал, тем более что на рубеже 1960‑х‑1970‑х им руководил, правда, так и не избавившись от приставки «и. о.», криптолиберал, будущий идеолог перестройки Александр Яковлев. Поэтому, например, Всеволод Кочетов, литературный лидер гиперортодоксов и главный редактор журнала «Октябрь», никогда не чувствовал себя в полной безопасности. Михаилу Андреевичу Суслову нужно было стать фармацевтом — настолько аптекарски точно он отмеривал всем сестрам по серьгам, когда наказывал за крамолу или, наоборот, сдерживал кампанию преследований.
Однако «Новый мир» для Советской власти был по-настоящему чужим. Его даже вряд ли можно считать прибором для выпуска пара, каким была «Литературная газета», «гайд-парк при социализме», которая, впрочем, при Александре Чаковском свою меру знала. Чаковский же и опубликовал в ноябре 1972 года статью Александра Яковлева «Против антиисторизма», которая, как и текст Дементьева, била по национал-патриотам. Александр Николаевич проявил неосторожность, о чем сановный главред «Литературки», вечно утопавший в сигарном дыму, его предупреждал — Яковлева после публикации сняли с работы в ЦК и отправили на 10 лет послом в Канаду. Лучше, чем на Колыму, конечно. И тем не менее сигнал для очередной балансировки интересов разных «партий» был послан. Этим кадровым решением либералы были почти добиты, хотя многие из них все еще оставались на разных позициях в ЦК и помогали продвигать то в литературе, искусстве, театре, кино, что сейчас бы они уже не продвинули через сметливую и настороженную путинскую бюрократию.
Вот в этом смысле — соблюдении властью минимальных приличий и идеологического баланса — политические манипуляторы тех времен были несколько тоньше нынешних.
Вот еще в чем интересно сравнивать то время и нынешнее. «Новый мир» — феномен именно легальной литературы и не катакомбного либерализма, далеко стоявшего от появившегося тогда же, во второй половине 1960‑х, диссидентского движения. За это ему доставалось от того же Солженицына, написавшего обидную для «новомирцев» книгу «Бодался теленок с дубом». «Исаич», уважая Твардовского за мужество и «народность», был далек от изощренных, почти дворцовых, боданий с цензурой, естественной для того времени раздвоенности Дементьева или осторожного реализма Лакшина и Кондратовича, настоящего тихого героя своего времени, физически ведшего журнал и непосредственно боровшегося с цензурой. Для самиздатчиков и тамиздатчиков «Новый мир» оставался частью системы, а невидимые внешнему миру драмы их и не интересовали. Как и не понимали они, насколько важно было советскому интеллигенту, пусть и не ниспровергателю власти, читать «Новый мир».
Примерно так же «уехавшие» относятся к «оставшимся», пытающимся что-то сделать именно изнутри страны.
В 1970‑м «Новый мир» был разгромлен, ключевые сотрудники ушли, многим из них заткнули рот, но кто-то, как например Юрий Буртин, спустя полтора десятка лет снова обретя голос, стали ключевыми властителями дум раскрепощавшейся нации, жадной до мнений, объяснений, свободной речи. И этот процесс опять же шел через прессу, и в том числе толстые журналы, включая обретший уже при Сергее Залыгине второе дыхание «Новый мир».
Даже после разгрома журнала Твардовского новая редакция пыталась не уронить уровень публикаций, чтобы не было вполне естественных обвинений в «сталинском перевороте» (тогдашнее определение Юрия Буртина). Твардовскому было неприятно видеть, что многие «его» авторы по-прежнему несли свои рассказы, повести, романы, стихи, критические статьи, рецензии на книги в тот же журнал под той же легендарной голубой обложкой, с теми же, не изменившимися шрифтами. Уже в 1970‑м печатались в разделе поэзии Евтушенко, Слуцкий, Вознесенский, Левитанский. Восьмой номер за 1971 год — «Долгое прощание», одна из культовых повестей Юрия Трифонова, чей цикл городской прозы открыл публикацией «Обмена» Твардовский. Куда было им деваться? Марка журнала работала, оставаться в литературе можно было, лишь публикуясь. Читатели... Читатели, в том числе умеренно либеральные, тоже должны были что-то читать. Как и предсказывал грустно в дни разгрома редакции реалистичный Кондратович. В 1971‑м тираж осторожно подняли до 165 тысяч.
И в том же 1971‑м, кстати, состоялся изумительный прокол редакции и цензуры. В октябрьской книжке «Нового мира» было опубликовано стихотворение «Белый бакен» одаренного провинциального поэта Евгения Маркина. Намек на уже гонимого тогда Солженицына пропустили все:
«Ведь не зря ему, свисая
С проходящего борта,
Машет вслед: «Салют, Исаич!» —
Незнакомая братва...»
Спустя очень короткое время наказали только Маркина — исключили из Союза писателей в январе 1972‑го. Как отмечает исследователь этого эпизода Сергей Смирнов, в один день с Александром Галичем.
Таким вот символическим образом, спустя почти десять лет после славы «Одного дня Ивана Денисовича», закончилась история «Солженицын и «Новый мир».
А вел журнал после разгрома редакции Твардовского Валерий Косолапов. Фигура, конечно, гораздо меньшего масштаба, чем «Трифоныч», но в 1962‑м его сняли с «Литературки» за публикацию «Бабьего Яра» Евтушенко. На битое место назначили битого. В конце концов, каждый редактор хотел войти в историю, как вошел в нее ничем особенно не отличавшийся редактор «Москвы» Поповкин, в 1967–1968‑м опубликовавший — с купюрами, но опубликовавший! — «Мастера и Маргариту» Булгакова. В некоторых интеллигентных семьях потом хранились книжки «Москвы» с вклеенными вручную восстановленными фрагментами романа. Особой культурной институцией была «Юность», прежде всего при Валентине Катаеве.
Но журнал Твардовского остался наиважнейшим литературным и политическим феноменом советской истории. Как и борьба с ним. Как и опыт его сопротивления. Только история «Нового мира» не просто поучительна, некоторые ее эпизоды в буквальном смысле возвращаются. Как казус с омерзительным доносом июля 1969 года М. Алексеева, С. Викулова, С. Воронина, В. Закруткина, А. Иванова, С. Малашкина, А. Прокофьева, П. Проскурина, С. Смирнова, В. Чивилихина, Н. Шундика. И, разумеется, Софронова. Как бы он, типичное сочетание подлеца и бездарности, сегодня развернулся — снова пришло время софроновых!
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».