Парадоксальные и болезненные отношения притяжения и отталкивания в течение нескольких столетий были характерны для России и Польши. В какой‑то момент пушкинский «спор славян между собою, домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою» трансформировался сначала в заимствованный советскими диссидентами лозунг «За нашу и вашу свободу», а затем в демонстрацию поляками образца эффективного оппозиционного поведения — «Солидарность» показала, как делается настоящая политика, в том числе в условиях советизированного режима. Образец был настолько эффективен, что не сработала даже «доктрина Брежнева» — обремененная гонкой вооружений и афганской войной империя не решилась повторить чехословацкий сценарий 1968 года и не стала вводить в мятежную Польшу войска. Вместо этого генерал Ярузельский сам ввел военное положение, среди прочего мотивируя это тем, что если этого не сделает сама польская власть, то сделают Советы. Что гораздо хуже.
«Между польскими ультраправыми и российскими путинистами есть много общего»
Образец и эталон
Уже спустя несколько лет, в обстоятельствах начавшегося «конца истории», Польша показала другой «бенчмарк» — либеральные экономические реформы. Как и любой настоящий реформатор, Лешек Бальцерович был проклят своими соотечественниками за то, что получило название terapia szokowa, но благодаря решительности либерального правительства из-под советских глыб Польша стала выбираться едва ли не раньше других восточноевропейских стран. Уже к 1996 году польский орел в экономическом смысле начал уверенно взлетать, а маятник смен правительств разной ориентации не слишком сильно менял траекторию реформ.
Польская трансформация стала образцом для российских реформаторов, хотя, понятно, что отнюдь не во всех своих проявлениях: забронзовевшая за десятилетия советская империя была в несколько ином положении, чем страна, имевшая в своем историческом анамнезе традиции частной собственности и сопротивления этой самой империи. Егор Гайдар как‑то заметил, что Россия идет по траектории Польши, на несколько лет отставая от нее. Возможно, так было в ходе формулирования и проведения экономических реформ начала 1990‑х, но Россия уже очень давно сошла с польской траектории. Хотя между польскими ультраправыми и российскими путинистами есть много общего.
Не фоне экономических изменений незамеченными оказались политические перемены и постепенное укрепление и укоренение демократических институтов. А главное, привычной стала сама возможность ротации власти. Именно это политическое свойство, наряду с ориентацией Польши на евроатлантические организационные якоря от НАТО до ЕС, во многом предопределили отказ многих избирателей от инерционного крена страны в сторону ультраконсервативных ценностей, казалось бы, закрепившегося ходе восьмилетнего периода правления партии «Право и справедливость» (ПиС).
«До конца 2023 года правительство Туска получит 5 миллиардов евро от Евросоюза на поддержку реализации самых различных планов — от возвращения независимости судебной системе (тяжелое наследие „ПиС“) до решения вопросов энергетической безопасности»
Институты и культура
Ротация власти была возможна — она существовала в качестве института и присутствовала как ценность в политической культуре. И в результате институт и культура сработали — в правительстве Польши снова оказались политики, которых принято называть либералами.
Главой кабинета министров стал 66‑летний Дональд Туск. «Не знаю, кто были ваши дедушки, но точно знаю одно: вы немецкий агент, всего лишь немецкий агент», — с таким заявлением выступил в парламенте при вступлении Туска в должность его главный политический оппонент, глава «ПиС» Ярослав Качиньский.
Здесь смешались мифология, касающаяся кашубского происхождения Туска (притом, что кашубы — славяне), и традиционная подозрительность польских ультраправых по отношению к Германии. Эта вспышка конспирологического гнева едва ли как‑то повлияет на репутацию Туска — поляки его прекрасно знают. И как политика, перезапустившего в Польше правоцентристскую либеральную партию — «Гражданскую платформу», пришедшую на смену растратившей свой электоральный потенциал на реформы партии «Союз свободы» (это именно то, в чем потерпели неудачу российские либералы). Туск семь лет возглавлял правительство, а затем пять лет — Европейский совет, для чего специально выучил английский язык. В 2021 году он стал главой «Гражданской платформы», и вот теперь Туск — снова премьер, ставший компромиссной фигурой для непростой коалиции, которая получила возможность сформировать правительство. Коалиция разношерстная, но это даже неплохо, потому что такое ее свойство едва ли позволит либералам расслабиться, что с ними и произошло, когда они в 2015 году проиграли триумфально ворвавшимся во власть ультраправым традиционалистам.
В новом правительстве немало интересных персонажей, но, пожалуй, его либеральный характер отражают как минимум два политика. Радослав Сикорский, который в лучшие времена уже побывал главой министерства иностранных дел и министерства обороны — снова министр иностранных дел. А это — очевидный проевропейский курс и бескомпромиссное отношение к путинской «спецоперации». Министром фондов и региональной политики стала Катажина Пелчиньска-Наленч (на фото ниже), профессиональный социолог либеральных взглядов, некоторое время работавшая послом Польши в России. Ее вступление в должность ознаменовалось выделением правительству Туска значительных средств от Евросоюза на поддержку реализации самых различных планов — от возвращения независимости судебной системе (тяжелое наследие «ПиС») до решения вопросов энергетической безопасности; уже до конца 2023 года Польша получит 5 миллиардов евро.
Не закат Европы
Польский либеральный ренессанс несколько взбодрил Европу и западный мир: оказывается, возможно движение не только от либерального порядка к националистическому и ультраправому, к нелиберальным демократиям, но и наоборот. Опять‑таки благодаря той же самой демократии: если сохранять ее в рабочем состоянии, она оказывается не декорацией, а инструментом смены власти. При том же самом электорате, с которым, оказывается, надо, не расслабляясь, работать.
Пример Польши показал, что это позитивное движение происходит на фоне ставшего уже привычным во многих странах, прежде всего в западных демократиях, раскола в обществе. Часть избирателей настроена националистически и ксенофобски, недовольна глобализацией, миграцией, потерей рабочих мест, часть, напротив, выступает за сохранение универсальных ценностей и прав человека. Общества часто раскалываются и по идейному, и по региональному принципам; существенной бывает разница во взглядах между жителями больших и малых городов, урбанизированного и сельского населения. В той же Польше, где сильны и националистические, и традиционалистские сообщества, даже во времена торжества «ПиС» Варшава и провинции голосовали очень по-разному, а в орбановской Венгрии население Будапешта, как показывают исследования, является самым проевропейски ориентированным из всех европейских столиц. Не говоря уже о том, что польское гражданское общество осознавало и осознает свою силу: все эти годы люди в разных городах, не только в Варшаве, выходили на улицы, чтобы защитить основы демократического строя. И эти демонстрации были весьма впечатляющими, позволявшими самим сторонникам универсальных ценностей осознавать свои силу и влияние, и не опускать руки в тех ситуациях, когда консервативная власть, например, запрещала аборты или лишала самостоятельности судебную систему.
Страховочная сетка демократии, считавшаяся в России не нужной и в результате утраченная, оказывается, является работающим инструментом. Это не означает, что польский маятник в следующей каденции не качнется в другую сторону. Но главное, что показывает польский урок: важно сохранять уже построенные институты. И так появляется шанс на сохранение конкурентного политического процесса и продолжительную нормальную, просто нормальную, без войн и авантюр, жизнь.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
Фото: notesfrompoland.com, Adrian Grycuk