«Послушай меня, дорогой! Что я тебе скажу. Все идет к тому, что всюду все будет, изобилие будет! Но хорошо ли это будет?»
Михаил Жванецкий, «Дефицит», 1973
Рыночная экономика спасает режим Путина: даже нечеловеческие усилия по ликвидации продуктивности экономической системы в виде переноса акцента в производстве на военно-промышленный комплекс, отказа от экспорта энергоносителей в Европу, от западных инвестиций и технологий, перекосов в бюджетных расходах в сторону «обороны и безопасности», а также национализации уже значительного числа предприятий вкупе с раздачей иностранных активов в управление политически лояльным персонажам не спровоцировали пока значимого экономического кризиса.
Зато в словесный оборот вернулось понятие «дефицит» — пока не в прямом советском смысле. Причем именно потому, что экономика остается рыночной, если, конечно, прокуратура не перестарается с национализацией предприятий, а все иностранные активы не достанутся многочисленным родственникам Кадырова. Хотя в силу того что экономическая система России была интернационализирована, дефицит определенных товаров (или падение качества ввиду замещения другими производителями) есть. Как, например, проблемы на рынке лекарств — не то чтобы в целом, но по некоторым нишам и категориями, причем в ситуациях, когда речь идет о по-настоящему серьезных категориях заболеваний вроде онкологических, о жизненно-важных лекарствах. Про автопром нечего и говорить: это пример того, как «зависимость» от Запада, с которой боролись «патриоты» во власти и, наконец, победили, сменилась зависимостью от Китая, что, разумеется, не превратило этот сектор в «суверенный» и «импортозамещенный».
Вам письмо от тети Нины
«В театре просмотр, премьера идет. Кто в первом ряду сидит? Уважаемые люди сидят: завсклад сидит, директор магазина сидит, сзади товаровед сидит. Все городское начальство завсклада любит, завсклада ценит. За что? Завсклад на дефиците сидит! Дефицит — великий двигатель общественных специфических отношений».
Собственно, импортозамещение в том виде, в каком о нем толкует, например, Патрушев существует исключительно в сверхзакрытых военизированных диктатурах (хотя мы в этом направлении движемся), современная экономика, тем более рыночная, в нем не нуждается в принципе. От импорта в высочайшей степени зависела, казалось бы, столь закрытая «суверенная» экономика, как советская: новозеландское мясо и европейские станки, впрочем, гнившие на задних дворах предприятий — это общеизвестные реалии «великой державы». Закупки зерна, продовольствия, семенного и племенного фондов, шерсти для камвольных комбинатов, линий по разливу молочных продуктов; автомобильная, строительная, тяжелая транспортная техника, целые отрасли, зависящие от импортного оборудования, например, химическая, заимствование технологий в форме промышленного шпионажа и закупок оборудования в обход санкций (получить, разобрать и сделать так же) — вот оно, «импортозамещение». Причем не спасавшее от тотального дефицита товаров и технологического отставания.
Как советская система преодолевала дефицит, хорошо показано в одном из знаменитых диалогов культового фильма Георгия Данелия «Мимино» (1978). Причем все всем было настолько очевидно, что этот диалог не остановила цензура.
«— Вам письмо от тети Нины <…>
― Але? Это мебельный магазин? Якова Борисовича, пожалуйста. Яков Борисыч, здрасьте, это Синицына. У нас ЧП. Приехал племянник Родион Васильевича. Надо устроить его в гостиницу. Сейчас узнаю.
― Родя, два билета можешь сделать на «Лебединое»?
― Вряд ли.
― Может. <…>
― Мотайте сейчас в западный блок. Найдете там администратора всеевропейского симпозиума эндокринологов Воронина, скажете, что от Якова Борисовича, он все сделает».
Сложная междисциплинарная административно-хозяйственная схема, но она превосходным образом работала в среде нарождавшегося городского образованного среднего класса, преодолевая дефицит не только товаров, но и услуг, выполняя роль квазирынка.
Ректор МГУ Виктор Садовничий в апреле 2023 года привел данные государственной статистики: с 2010-го по 2021 год (и это еще довоенные данные, а после этого пошла настоящая утечка мозгов!) число ученых в России младше 30 лет сократилось на 25%
Дефицит людей, разума и гуманизма
«Ты приходишь ко мне, я через завсклада, через директора магазина, через товароведа, через заднее крыльцо достал дефицит! Слушай, ни у кого нет — у меня есть! Ты попробовал — речи лишился! Вкус специфический! Ты меня уважаешь. Я тебя уважаю. Мы с тобой уважаемые люди».
А вот в обстоятельствах системы зрелого путинизма все сложнее. Здесь свои, новые, долгосрочные дефициты, которые невозможно устранить в рамках советского механизма «ты мне — я тебе».
Они возникают в разных сферах. Например, дефицит молодых ученых. Не какой-нибудь клеветник-диссидент, а лично ректор МГУ Виктор Садовничий в апреле 2023 года привел данные государственной статистики: с 2010-го по 2021 год (и это еще довоенные данные, а после этого пошла настоящая утечка мозгов!) число ученых в России младше 30 лет сократилось на 25%.
Или дефицит строителей. В результате прежде всего частичной мобилизации в России обнаружилась нехватка рабочих рук для ремонта и строительства дорог. В апреле 2023 года спрос компаний на строителей в этой сфере вырос в 2,8 раза год к году, подсчитали в «Авито Работе». В частности, дорожные рабочие и инженеры требовались в 2,2 раза чаще, водители бульдозеров — в 2,4 раза, а спрос на водителей тракторов вырос на 86%.
Годовой объем ассигнований на «Движение первых» сопоставим с годовым доходом Калмыкии или Еврейской автономной области и, например, превышает в пять раз суммы, выделенные в годовом измерении на производство лекарств
Низкая безработица, которой хвастается Путин — признак тяжелых структурных искажений в экономике, а вовсе не достижение. Это — дефицит рабочей силы.
Известны проблемы с экспоненционально выраставшим дефицитом федерального бюджета, который к маю достиг примерно 2,5% ВВП. Примерно — потому что статистика перестала отражать этот показатель в процентах к валовому продукту, у нас теперь все секретное. Происходило это, естественно, по причине гигантских непроизводительных (то есть направленных не на развитие человеческого капитала, а на его деградацию) военных расходов. Официальные лица заговорили о неизбежности секвестра — понятие, известное с 1990-х и с тех пор несколько подзабытое за нефтегазовой тучностью последующих лет. Потихоньку исчезало государственное финансирование некоторых статей: то программа переселения людей с Севера обезденежела, то инвалидам стали задерживать бюджетные деньги. Зато, разумеется, не было никаких проблем с расходами на индоктринацию молодежи — годовой объем ассигнований на «Движение первых» сопоставим с годовым доходом Калмыкии или Еврейской автономной области и, например, превышает в пять раз суммы, выделенные в годовом измерении на производство лекарств (импортозамещение!) в рамках программы «Развитие фармацевтической и медицинской промышленности». Кажется, все-таки дефицит лекарственных препаратов неизбежен.
Бюджету сильно помог резко ослабевший рубль, и к концу года дефицита в 7-8%, как прогнозировали специалисты по бюджетной политике, вероятно, не будет. Но ведь эти деньги заведомо обесценены для их реципиентов, в том числе тех, кто получает самую разнообразную социальную поддержку, включая семьи убитых и раненых на фронте.
В конце концов, главный долгосрочный дефицит, которого добился путинский режим — это дефицит людей. Дефицит трудоспособного населения, усугубленный мобилизацией и эмиграцией. Дефицит новорожденных, ставящий антирекорд за долгие годы и вызванный как отсутствием мужчин, уехавших в окопы или сбежавших от них, так и нежеланием семей во время катастрофы заниматься планированием своей репродуктивной активности.
Ну и, разумеется, все происходящее — результат дистрофии и дефицита разума и гуманизма в действиях тех, кто управляет сейчас страной. Им просто стало скучно без дефицита. И они его искусственно, своими руками, создали. Прямо как в той самой известной миниатюре Михаила Жванецкого, исполнявшейся Аркадием Райкиным: «Ты купил, я купил, мы его не любим — он тоже купил. Все купили. Все ходим скучные, бледные, зеваем. Завсклад идет — мы его не замечаем. Директор магазина — мы на него плюем! Товаровед обувного отдела — как простой инженер! Это хорошо? Это противно!»
Им стало противно — и они вернули дефицит.