«Думать и действовать самостоятельно и для себя, как негры (Nègres)..., принимать современность, не попирая своей аутентичности», — так говорил Леопольд Сенгор, один из главных теоретиков так называемого «негритюда», мировоззренческой системы, утверждавшей особость и специфическую духовность Африки, что роднило эту концепцию с мессианистической Русской идеей. При всем авторитете и социалистических убеждениях Сенгора, это не очень устраивало советских идеологов, предпочитавших этому философу, поэту и государственному деятелю человека с более героической биографией — Патриса Лумумбу. В результате Сенгор стал известен в узких кругах как поэт, переведенный с французского на русский в паре сборников середины 1960-х, а Лумумба стал символом и Африки, и деколонизации Третьего мира, дав имя Университету Дружбы народов.
Философия «негритюда» вполне вписалась бы в новую доктрину Путина, которая провозглашает самобытность высшей ценностью, вплоть до «самобытного» поведения самых специфических политических режимов вроде того, что установлен в «союзнике» путинской России Эритрее. Но, согласно идеям самого Сенгора, «негритюд» предполагал братские отношения с другой, более рационалистической, западной цивилизацией, в том числе с блондинами с голубыми глазами. В конце концов, Сенгор даже поработал советником у самого Шарля де Голля, не говоря уже о его блестящем парижском образовании. К тому же Путин со своим поворотом на этот раз на Юг выступает с позиций демиурга и старшего брата, который, прикрываясь риторикой о многообразии мира, просто покупает Африку прощением долгов и бесплатным экспортом в ответ на символическую политическую поддержку его «спецоперации» и его режима. Параллельно из игры выводится конкурент в экспорте зерновых культур методом ракетных «ударов возмездия» по Одессе.
Граждан России удалось поселить в карикатурную, но совсем не смешную антиутопию с режимом — покорителем Африки и другом Северной Кореи
Равноправными такие отношения не назовешь. Как и прагматическими: в случае разрыва отношений с Европой Путин отказался зарабатывать деньги на гигантском и когда-то основном для России рынке, попутно сломав систему экспорта энергоносителей, которая строилась десятилетиями, начиная с косыгинских времен. В случае Африки он тоже теряет деньги: для него важнее заработков символическая поддержка африканцев в доказательство того, что его Россия — сверхдержава, которая является дружественной, а главное, лидирующей для Азии, Африки и Латинской Америки. На этом Путин не заработает ни реального, ни символического капитала: в мягкую силу России едва ли уже кто-то поверит, а «помощь» странам Африки будет способствовать перенапряжению государственного бюджета с и без того растущим дефицитом.
Происходящее лишь подчеркивает несгибаемую иррациональность поведения Путина. Срыв зерновой сделки не сильно понравился Китаю, у которого, кстати, вполне конкретные и ощутимые экономические интересы и в Африке, и в Турции. Можно поверить в то, что Эрдоган не может дозвониться до Путина: это вполне в несколько инфантильном стиле российского главы государства — обидеться и замкнуться от партнера, который по-настоящему нужен хотя бы для того, чтобы насытить российский рынок товарами параллельного импорта и сохранить для россиян авиационное окно в мир.
Такое же символическое и бессмысленно пафосное братание, как и с отдельными африканскими лидерами, произошло у путинской России с Северной Кореей. Поездка в эту страну Сергея Шойгу показала, в каком именно направлении движется политическая и социально-экономическая деградация России. Хотели напугать мир этим визитом? Но у мира никаких иллюзий по поводу путинского режима нет. Выразили желание получить оружие у соседней диктатуры? Значит, продемонстрировали свою слабость. А вот что обнаружили абсолютно внятно, так это историческую приверженность сталинизму — тиран был игроком в Корейской войне. Впрочем, Сталин имел отношение и к ее прекращению, которое северокорейские товарищи называют «победой». Возможно, это и есть исторический прообраз будущей «победы» Путина над Украиной.
Та страсть, с которой Путин покупает Африку, рискуя превратить свою собственную страну в «Эритрею с ракетами», как и все политические решения российского президента последних лет, отражают исключительно его собственные представления о мире и о том, как этим миром управлять, навязывая ему свои правила любой ценой. Интересы граждан России эти решения не учитывают — в конце концов до февраля 2022 года у россиян не было воинственных настроений, а лишь обеспокоенность напряженностью, которую Путин сам спровоцировал своими ультиматумами Западу в конце 2021-го. Не учитывает его политика и настроения россиян, в высокой степени ксенофобские. Опрос «Левада-Центра» в декабре 2021 года, замеривший социальную дистанцию к представителям разных рас и этносов, показал, что наибольшую дистанцированность россияне обнаруживают по отношению к выходцам из Африки, Средней Азии и цыганам. Словом, массовый человек, составляющий основу социальной базы Путина, африканцев здесь ждет с тем же «энтузиазмом», что и таджиков.
Путин запутался, но продолжает упорно совершать ошибку за ошибкой, пытаясь угнаться в своих политических планах за Советским Союзом. Ретроутопия не очень получается, зато граждан России удалось поселить в карикатурную, но совсем не смешную антиутопию с режимом — покорителем Африки и другом Северной Кореи.
Фото: Павел Бедняков, РИА Новости.*Андрея Колесникова Минюст считает «иноагентом».