#Мнение

Репрессированная память

18.06.2023 | Андрей Колесников*, колумнист NT

Новая кампания — уничтожение мест памяти о репрессиях — рифмуется с сегодняшними политическими преследованиями. Это поощряемая государством активность остающихся безнаказанными вандалов, рассуждает колумнист NT Андрей Колесников*

Бывают репрессии, а бывает — репрессированная память. Когда задача государства — строить национальную идентичность на воображаемых героических событиях (например, 28 панфиловцев не существовало, но нация уверена в достоверности мифа), на основе сознательных умолчаний и навязываемой амнезии. Память о сталинских репрессиях не исчезает, а лишь постепенно меняется знак — с отрицательного на положительный. Потому что современный режим тоже скор на расправу над инакомыслящими, точнее, просто осмеливающимися размышлять над моральной стороной конфликта.
Чтобы утвердить правоту репрессий, нужно репрессировать память о них. Поэтому одним из главных шагов на пути к «спецоперации» была ликвидация хранителя подлинной национальной памяти — «Мемориала»* (помимо обнуления сроков Путина, поправок к Конституции и отравления Алексея Навального). Поэтому незадолго до «спецоперации» менялись знаки исторического дискурса: пакт Молотова–Риббентропа с 2019 года стал представляться государством как умный шаг умного правителя, а не инструмент приобретения новых территорий под классическим для автократов предлогом «освобождения братских народов» из-под чужого ига. Поэтому теперь поднялась волна совсем уж безоглядных искажений истории (например, с Советским Союзом воевал Запад как таковой, а не только Гитлер) и уничтожения мест памяти невидимыми вандалами.
Чтобы утвердить правоту репрессий, нужно репрессировать память о них

Репрессии как «традиционная ценность»

Новый феномен в России: со стен домов, прежде всего в Москве, таинственным образом стали исчезать таблички «Последнего адреса», увековечивающие память жертв сталинских репрессий. И это явление стало почти массовым — исчезают упоминания и самых обычных репрессированных, и очень известных, например, философа Густава Шпета (расстрелян в 1937 году).
«Последний адрес» — общественный проект, не государственный, но таблички вывешиваются исключительно по заявкам родственников и с согласия жильцов. Если такого согласия нет — нет и таблички. Эпизоды мародерства или принципиального и шумного несогласия жильцов и вообще шельмования самого проекта на разных уровнях бывали и раньше, но массовых уничтожений табличек не было. Проблема проекта в том, что «Последний адрес» тесно связан с ликвидированным и преследуемым властями обществом «Мемориал». Репрессии теперь, повторимся, это можно сказать своего рода «традиционная ценность» для режима Путина, явление, с точки зрения сторонников власти, скорее положительное, чем отрицательное. Так что связь с «Мемориалом» для властей — уже нечто подозрительное.
Однако то, что происходит, скорее всего не всегда является акцией властей, которые давно ведут войны памяти, где сталкиваются официальная, мифологизированная история, приспособленная к пропагандистским задачам, и история частная (а также историческая наука). В мародерстве вполне могут участвовать те, кого в сегодняшней России называют «турбопатриотами» — агрессивные конформисты. Но, разумеется, с молчаливого одобрения властей — не бросаются же они разыскивать вандалов.
Это война против памяти как таковой, война за сознательную политическую амнезию. Против подлинной национальной памяти, против того, чтобы оставались свидетельства о жестокостях тоталитарного режима прошлого как предупреждение о последствиях превращения сегодняшней России в тоталитарное государство. Это важно, потому что прошлое присутствует в настоящем. Потому что репрессированные былых времен — предшественники тех, кто сегодня выступает против наследника сталинского режима — режима Путина.
«Разгневанные» конформисты переходят к акциям прямого действия. Война патриотов тоталитаризма с «Последним адресом» — часть более широкой кампании по уничтожению мест памяти. Памяти, которая становится оппозиционной и нежелательной.
В мародерстве вполне могут участвовать те, кого в сегодняшней России называют «турбопатриотами» — агрессивные конформисты. Но, разумеется, с молчаливого одобрения властей

«Где стояла я триста часов»

Началась эта кампания еще в 2020 году, когда власти Твери сняли мемориальную табличку со здания, где в массовом порядке весной 1940 года расстреливались пленные поляки (часть массовых казней, которые принято называть Катынской трагедией). А продолжается она, например, публичными сомнениями, высказываемыми в государственной прессе и с трибуны парламента, по поводу того, кто расстреливал в Катыни — сомневающиеся возвращаются к старой советской версии о том, что это сделали гитлеровцы. Или уничтожением мемориальных знаков, обозначавших места расстрелов ссыльных литовцев в Иркутской области и литовцев и поляков в Пермском крае. Это произошло весной 2023 года: в случае Иркутска речь идет об инициативе региональных властей, во втором случае точно не известно, кто оказался инициатором, но скорее всего это тоже местные власти, чутко улавливающие перемены в идеологической атмосфере страны.
Акты вандализма стали своего рода социальной инфекцией: в июне в Якутии были украдены таблички памяти ссыльных поляков, причем не только времен сталинских, но и царистских репрессий (например, Эдуард Пекарский, создатель первого якутского словаря, находился там в ссылке в конце XIX века).
Идея империи востребовала новую историю — и вот уже в Петербурге, в акватории Финского залива: одновременный подъем флагов Российской империи, СССР и Российской Федерации. В представлении Путина все это одно и то же
Но и это еще не все! В Санкт-Петербурге со здания бывшего следственного изолятора украли табличку памяти Анны Ахматовой со строками из когда-то запрещенной поэмы «Реквием». Именно туда, в следственный изолятор «Кресты», она носила передачи своему репрессированному сыну Льву Гумилеву. И провела в скорбных очередях семнадцать месяцев. Строки на исчезнувшей табличке: «А если когда-нибудь в этой стране / Воздвигнуть задумают памятник мне, / Согласье на это даю торжество, / Но только с условьем — не ставить его / Ни около моря, где я родилась: / Последняя с морем разорвана связь, / Ни в царском саду у заветного пня, / Где тень безутешная ищет меня, / А здесь, где стояла я триста часов / И где для меня не открыли засов».
Ментальная и моральная катастрофа, к которой страна двигалась не один год, была ускорена событиями 2022 года, когда репрессировать историю стало не стыдно. Напротив, манипуляции историей стали модными и поощряемыми. Доказательств не надо, следует лишь громко обличать Запад и «иностранных агентов». Идея империи востребовала новую историю — и вот уже в Петербурге, в акватории Финского залива, усилиями «газпромовских» структур устроен праздник: одновременный подъем флагов Российской империи, СССР и Российской Федерации. В представлении Путина все это одно и то же, потому что пафос его деятельности — «освобождать» и «возвращать» имперские земли. Возвращать темное прошлое, превращая его в светлое будущее, тянуть всю нацию туда, откуда она уже, как казалось, благополучно ушла. А для этого память должна быть репрессирована.
*Андрея Колесникова Минюст считает «иноагентом».




×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.