Евгения Альбац*: 10 апреля Владимир Кара-Мурза* выступил на суде с последним словом. В следующий понедельник ему будет вынесен приговор. Вот что он сказал на суде: «…По степени закрытости и дискриминации стороны защиты мой процесс в 2023 году оставил позади суды над советскими диссидентами в 60-е и 70-е годы, не говоря уже о запрошенном сроке и лексике про врага. Это даже не 70-е, это 30-е. Для меня как для историка это повод для рефлексий…» (Полностью последнее слово Владимира Кара-Мурзы — на сайте NT: «Подписываюсь под каждым словом из тех, что я говорил, и которое вменяют мне в этом обвинении»).
Мой сегодняшний гость — Вадим Прохоров, адвокат Владимира Кара-Мурзы*, адвокат Ильи Яшина*, в прошлом адвокат журнала The New Times, а также в свое время адвокат Бориса Немцова, который, собственно, и привел Владимира Кара-Мурзу в политику.
Когда прокурор заявил, что государство будет требовать для Кара-Мурзы 25 лет, вас это удивило или вы ждали чего-то подобного?
Вадим Прохоров: Когда за абсолютно открытую, легальную, не скрываемую оппозиционную деятельность, за публичные выступления, которые сам Кара-Мурза и разместил в интернете — требуют 25 лет лишения свободы в исправительном утверждении строгого режима, то в любом случае спокойно к этому относиться нельзя. Это ненормально. Это абсолютная деградация не только правоохранительной системы, но и общества, которое позволяет выносить такие приговоры оппозиционным политикам. Но сказать, что это было неожиданным, тоже нельзя. Владимир Кара-Мурза и мы вместе с ним — и я, и до этого моя коллега Ольга Михайлова, сейчас моя коллега Мария Эйсмонт, которые входили и входят в команду адвокатов Владимира Кара-Мурзы — понимали, что примерно об этом будет идти речь. Потому что правящий режим решил учинить показательную расправу над одним из ведущих оппозиционеров страны, инициатором «списка Магнитского».
Прокурор Борис Локтионов говорил просто сталинскими формулами: Кара-Мурза — враг и он должен быть наказан.
Евгения Альбац: Процесс засекречен. Почему?
Коридор суда перед залом 421 был полностью зачищен, оттуда даже скамейки убрали, чтобы никто не мог пройти и подслушать
Вадим Прохоров: В материалах дела 9 томов. Восемь из них более-менее полноценные, по 200-250 страниц, и тоненький пятый том, состоящий из 37 листов. Что такое 37 листов? Это заключение ФСБ о том, какой с их точки зрения ущерб нанес или мог бы нанести Владимир своей деятельностью. Вот это все, что там секретно. Никакой ни передачи сведений, ни гостайны, ничего. К ним обратились из Следственного комитета, и они свое «авторитетное» мнение высказали.
Понятно, что именно это дало повод сделать весь процесс закрытым. И правильно Владимир сказал в своем последнем слове, что даже в процессах диссидентов, даже у Натана Щаранского в 78-м году, которому, кстати, тоже инкриминировалась измена Родине — тогда это так называлось, — процесс бы открытый. Закрытым был только один день, когда изучали секретные документы. Здесь закрыли весь процесс. Даже коридор суда на четвертом этаже в Московском городском суде перед залом 421 был полностью зачищен, оттуда даже скамейки убрали, чтобы никто не мог пройти и подслушать. Не было там никаких государственных секретов. Государственным секретом можно считать только то, что Владимира Кара-Мурзу судят за обычную, нормальную оппозиционную деятельность. Он оппонирует режиму. И как раз он борется за безопасность России, потому что пытался и пытается приостановить скатывание в пропасть, куда сейчас ведут нас нынешние власти России.
Евгения Альбац: И все-таки: там есть какие-то секретные материалы? Слежка ФСБ, прослушка …
Вадим Прохоров: Нет. Никаких оперативных данных там нет, кстати, как и по делам других политических заключенных. Это особенность нынешних режимов: они используют только открытые данные.
Этапы следствия
Евгения Альбац: Давайте откатим немножко назад, в самое начало.
Вадим Прохоров: 11 апреля, год назад, Владимир заехал во двор своего дома на Овчинниковской набережной, поставил арендованный «Фольксваген», заглушил мотор и уже собирался вылезать из машины, как увидел бегущих к нему людей. Это были сотрудники правоохранительных органов. Они подбежали, сказали: «Владимир Владимирович, выходите!» То есть они прекрасно знали, кого задерживают. Он успел отправить мне СМС. У него отобрали телефон и позвонить не дали. Отвезли в ОВД по району Хамовники, где он находился до утра следующего дня.
Ему предъявили обвинение в том, что он якобы, увидев полицейских, «изменил траекторию движения». В собственном дворе! Этого было достаточно, чтобы закрыть его на 15 суток.
Я, кстати, не смог перевести американским журналистам и представителям дипкорпуса, что такое «изменил траекторию движения». Он что, на машине наехал на кого-то, в чем проблема? «Изменил траекторию движения, тем самым пытался скрыться от полицейских», что влечет за собой 15 суток. Абсолютно надуманное, смехотворное, даже в какой-то степени гротескное основание.
Его поместили в спецприемник в Мневниках, где побывали и Илья Яшин*, и Алексей Навальный**. Именно на Владимире Кара-Мурзе отработали эту тему: пока человек 15 суток сидит в спецприемнике, за это время готовится уголовное дело. У него изъяли телефоны, причем без постановления суда. Еще до конца 15-суточного срока, 22 апреля его перевезли из приемника для оперативно задержанных уже в Следственный комитет России в Техническом переулке. Это главное здание Следственного комитета. Готовить и вести это дело было поручено следователю Андрею Задачину, который вообще-то специалист по киберпреступности.
Сначала Владимиру было предъявлено обвинение по статье 270.3 — «распространение заведомо ложной информации относительно деятельности российских вооруженных сил». Это первое, что ему вменили за выступление в палате представителей Аризоны 15 марта прошлого года. И первые несколько месяцев расследовали именно по этой статье. Потом, в июле 2022-го, возбудили еще одну статью — 284-прим, его обвинили в участии в деятельности организации, признанной «нежелательной» на территории Российской Федерации. Если первая статья, «антифейковая» — это тяжкая статья, от 5 до 10 лет лишения свободы, то вторая — средней тяжести, от одного года до четырех. Как известно, путем частичного сложения высчитывается итоговая сумма. Но 6 октября предъявили уже обвинение в госизмене. Это особо тяжкая статья 275. И там наказание от 12 до 20 лет лишения свободы.
275-я статья сформулирована так, что при желании любой контакт с иностранцем, как в сталинское время, можно подвести под госизмену — от 12 до 20 лет
Евгения Альбац: Объясните, пожалуйста, какую госизмену совершил Владимир Кара-Мурза? В чем, по мнению обвинения, суть госизмены?
Вадим Прохоров: Ему вменяют три абсолютно открытых эпизода — его выступления, которые он сам же разместил в интернете. Первое — в октябре 2021 года на Парламентской ассамблее НАТО в Лиссабоне. В обвинительном заключении особо упоминается, что он говорил о нелегитимности последующих сроков Путина по внесенным изменениям в Конституцию.
Евгения Альбац: То есть говорить о том, что Путин совершил то, что называется в политической науке auto-golpe, переворот, и обнулил свои предыдущие сроки, чтобы остаться у власти практически до конца своих дней — это госизмена?
Вадим Прохоров: Да, если власти сочтут, что вы это делали по поручению или в интересах недружественной страны или даже организации. Владимиру вменили сотрудничество с организацией Free Russia Foundation — Фонд «Свободная Россия».
В 2012 году диспозиция статьи о госизмене была фундаментально изменена. Если раньше под госизменой подразумевался шпионаж или передача, разглашение государственных секретов, то в 2012 году внесли изменения, благодаря которым, по сути, любое сотрудничество с иностранным государством и даже организацией, если эту деятельность сочтет вредоносной ФСБ или российское государство в целом, подходит под определение госизмены. Статья сформулирована так, что при желании любой контакт с иностранцем, как в сталинское время, можно подвести под госизмену — от 12 до 20 лет.
Второе: также октябрь 2021-го года, вручение (заочно) премии Норвежского Хельсинкского комитета политзаключенному Юрию Дмитриеву. Речь на этом вручении также вменяется Кара-Мурзе в качестве «измены», в том числе потому, что там, например, говорится о политических убийствах в России.
И, наконец, третье — его выступление в конце марта уже 2022 года. Это было выступление по скайпу в комиссии Конгресса США. И там он действительно говорил про то, что происходит в Украине. Эту речь ему вменили уже в качестве государственной измены и вредоносной деятельности, направленной, по версии следствия и обвинения, против безопасности Российского государства.
Евгения Альбац: Я не понимаю, где тут госизмена?
Вадим Прохоров: В подтверждение того, что там госизмены нет даже в их понимании, отмечу несколько фактов. Во-первых, впервые со сталинских времен следствие по этому делу вела не ФСБ. Очевидно, власти решили возбудить дело о госизмене и направили материалы в ФСБ, но там посмотрели и вернули: «Не-не, нам тут ничего не интересно. Расследуйте сами». И впервые дело по 275-й статье «Госизмена» вел СК России. Похоже, ФСБ просто переложила ответственность за неправосудное следствие и неправосудный приговор на Следственный комитет. Я очень опасаюсь накликать беду, но похоже, что сейчас СК начал возбуждать чисто политические дела, где нормальная оппозиционная деятельность будет выдаваться за госизмену. Очевидно, сейчас это обкатывается на Владимире Кара-Мурзе: «список Магнитского» для властей — это глубоко личное, затрагивающее их личные интересы.
Евгения Альбац: Вы хотите сказать, что это месть?
Вадим Прохоров: Да, конечно. Это месть за «Акт Магнитского» и вообще за оппозиционную деятельность. Он, действительно, человек, который борется за права и один из самых, наверное, успешных, опытных: свободно говорит на нескольких языках, блестяще владеет юридической тематикой, прекрасно разбирается в международном праве.
Особый, вопиющий характер происходящему придает то, что из нескольких десятков судей Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда избрала председательствующим в данном процессе не кого иного, как судью Подопригорова. Сергей Подопригоров — один из первых российских судей, который попал еще в первый вариант «списка Магнитского» 10 лет назад. Именно он избирал и продлевал меру пресечения Сергею Магнитскому, будучи тогда судьей Тверского суда.
Сложно представить больший конфликт интересов.
Евгения Альбац: Но разве это не основание для отвода судьи?
Вадим Прохоров: Разумеется. Мы, сторона защиты, в первый же день, на первом предварительном слушанье 6 марта заявили ему отвод. Судья Подопригоров посовещался сам с собой и решил, что оснований для отвода нет. Беспредел начался с самого начала и продолжался всё не очень длительное судебное разбирательство.
Евгения Альбац: Но ведь это же дает основание вам, адвокатам, любой вынесенный приговор оспаривать в вышестоящих инстанциях. Разве сам судья не подставляется под это?
Вадим Прохоров: Конечно, мы будем это оспаривать, включать в апелляционную жалобу.
Зачистка ландшафта
Евгения Альбац: Сейчас много говорят о том, что российская власть создает своего рода обменный фонд, имея в виду задержание и обвинение в шпионаже Эвана Гершковича, корреспондента Wall Street Journal в России. Говорится, что западные спецслужбы арестовали целый ряд товарищей, которые либо лично близки Путину, либо выполняли задание, в котором он был заинтересован. Вы не считаете, что история с Кара-Мурзой, которому навесили статью о госизмене, преследует ровно эту цель: иметь возможность обменять его на кого-то с подобными обвинениями в шпионаже?
Вадим Прохоров: Трудно сказать, что у них реально в голове. Думаю, что изначально это задача показательно расправиться с человеком, который инициировал и продвигал «список Магнитского». Возможно, есть и некая побочная цель, это нельзя исключить… Арестом Гершковича они хотят заткнуть рот зарубежной прессе, чтобы дальше не нарывались.
Я думаю, что сейчас любое такое действие имеет несколько целей, среди которых зачистка ландшафта, причем не только от российской оппозиции, которая уже просто закатана в асфальт, но и от западной прессы.
В феврале Кара-Мурзу поместили на трое суток в карцер: у него днем была не заправлена шконка, что противоречит правилам внутреннего распорядка. Что у всей тюрьмы не заправлены шконки, никого не интересует
Евгения Альбац: Еще один важный вопрос: что со здоровьем Владимира Кара-Мурзы?
Вадим Прохоров: Это самый актуальный, на мой взгляд, сейчас вопрос. Известно, что дважды Владимир был тяжелейшим образом отравлен. В мае 2015-го, ровно через 3 месяца после убийства его старшего друга и соратника Бориса Немцова, Владимир был отравлен и несколько недель находился в коме, его шансы на выживание оценивались медиками в 5%. В феврале 2017-го отравление повторилось. К счастью, те же самые медики, зная уже примерно, как его лечить, смогли кризис ликвидировать быстрее. После первого отравления Владимир более года учился ходить заново, то есть сначала с тележкой, потом с тростью, и так далее.
Напомню, что исследователи из трех изданий пару лет назад выяснили, что за Владимиром Кара-Мурзой ездили пофамильно те же самые сотрудники 2-го института ФСБ, что ездили потом, в 2020 году, за Алексеем Навальным и отравили его «Новичком».
После отравления у Кара-Мурзы произошли необратимые во многом изменения в организме. Понятно, что нахождение в СИЗО в течение года не способствовало сохранению и без того подорванного здоровья.
21 февраля 2023 года Кара-Мурзу еще поместили на трое суток в карцер по надуманному основанию: у него днем была не заправлена шконка, что противоречит правилам внутреннего распорядка. Что у всей тюрьмы не заправлены шконки, никого не интересует. Но в карцер поместили именно его. И 23 февраля произошло серьезнейшее ухудшение состояния здоровья. Это называется полинейропатия — очень серьезное заболевание нервных окончаний. У него поражены две ступни и левая рука. В дальнейшем это может привести к атрофии самих конечностей — инфаркт, инсульт, то есть тяжелейшие последствия даже на воле. В условиях лишения свободы ни о каком лечении говорить не приходится.
Ситуация тяжелейшая, потому что даже не 24-25 лет — несколько лет лишения свободы уже фатальны для Владимира Кара-Мурзы.
Евгения Альбац: Спрашивают: «А зачем Владимир Кара-Мурза вернулся? Что хотел доказать?»
Вадим Прохоров: А он никуда и не уезжал. Он российский политик. Он, как и Навальный после отравления, примерно год лечился за пределами России. Но он вырос, жил и прописан в квартире своей матери в Замоскворечье. И он не был эмигрантом. Семья у него живет, действительно, за границей, он какую-то существенную часть времени проводит с ними. Но он не покидал родину. Можно иначе поставить вопрос: почему он не уехал? Он не уехал, потому что считает, что российский политик должен быть здесь и пытаться делать то, что от него зависит.
Да, к великому сожалению, сейчас возможности российской оппозиции не велики. Но, как говорил старший друг Владимира Кара-Мурзы Владимир Буковский: «Очень важно приехать и встать рядом», — когда его спрашивали, почему он выдвигался (кстати, при активном участии Владимира Кара-Мурзы) в президенты в 2007 году.
Приехать или не уезжать и стоять рядом — это моральный императив. Один из известных политиков, которого мы допросили в качестве свидетеля в ходе судебного процесса, а именно Григорий Алексеевич Явлинский сказал, что он воспринимает Кара-Мурзу как романтика. Это так и есть: Кара-Мурза — романтик. И он борется за Россию, находясь в России. А сейчас платит по самому высокому счету, а именно чудовищными сроками, которые ему грозят.
Евгения Альбац: С вашей точки зрения — началась репрессивная волна или прав Яшин, что это пока точечные репрессии? Как будет развиваться ситуация для ваших подзащитных?
Вадим Прохоров: Репрессивная волна не началась, она активизировалась. Сейчас уже начали сажать за анекдоты, чего не было ни при Брежневе, ни при Андропове: могли выгнать с работы, могли выгнать из партии, но сажать за анекдоты — это сталинщина. Мы уже пролетели, мне кажется, брежневско-андроповский период.
Да, это обострение репрессий. Точечный характер они имеют в виде показательных расправ — над Владимиром Кара-Мурзой, Алексеем Навальным, Ильей Яшиным, Алексеем Гориновым, Александрой Скочиленко… Но и в целом вал репрессий нарастает.
Понятно, что судьба российских политзаключенных будет во многом зависеть от судьбы страны в целом. Я абсолютно не сомневаюсь, что рано или поздно все они будут реабилитированы. Хотелось бы, конечно, при жизни и в каком-то близком, обозримом будущем. Но сколько еще продлится этот морок — зависит от военной кампании, от международной обстановки, от экономического положения, от того, найдут ли в себе силы элиты как-то закончить весь этот беспредел…
Фото: SOTA.
*Евгению Альбац, Владимира Кара-Мурзу, Илью Яшина Минюст России считает иноагентами.
**Алексея Навального российские власти считают террористом, экстремистом, иноагентом.