Вере Ивановне 82 года. Муж ее был полковником советской армии. Она с ним помоталась по военным городкам СССР, пока не осели здесь, в Николаеве, который теперь именуют на украинский лад — Миколаев.
Живет Вера Ивановна сейчас одна. Оба сына тоже военные, воюют в ВСУ — Вооруженных силах Украины против Вооруженных сил России.
ВОДА
Через день Вера Ивановна берет кравчучку — это такая тележка на колесиках, ставит на нее баклажки, пять-шесть штук, каждая пять с лишним литров, и идет на остановку автобуса на проспекте Мира. Сюда каждый день, кроме вторника, после часа дня подходит технический троллейбус, на котором в ряд стоят огромные синие пластиковые баки с питьевой водой.
Дело в том, что еще год назад, в апреле, российские ракеты разбили водопровод, по которому шла вода из Днепра. Месяц город был совсем без воды — ее привозили из Одессы, потом пробурили скважины, и люди, как в блокадном Ленинграде во время той войны, таскали воду из скважин до своих домов. Таскали для всего: и для обеда, и для смыва унитаза.
Потом запустили водокачку. Но и ее российская ракета разбила вдребезги. А как же? Военная инфраструктура в интерпретации Путина и его генералов.
Тогда и решили пускать воду в городские трубы из лимана, из Южного Буга. Я ночевала две ночи в Николаеве. Душ в гостинице — это еще то удовольствие: вода желтая, соленая и воняет. А люди так живут уже больше года. Мыть лицо, чистить зубы, не говоря уже о том чтобы пить — нельзя. Вода эта разрушает трубы, уничтожает любую бытовую технику, но зато работает канализация, которую после войны придется тоже менять: соль разъедает трубы.
Питьевую воду и развозит технический троллейбус. Он идет по широкой улице с двусторонним движением — по проспекту Мира. Сочетание советского названия проспекта и этого троллейбуса, везущего людям питьевую воду — это, что называется, особый цинизм. На остановке троллейбуса заранее выстраивается очередь: все люди не молодые. Бросается в глаза: в городе мало детей, редко встречаются мужики среднего возраста. И много — женщин пенсионного возраста. Вот они по большей части и стоят в этой очереди за водой. Как и у Веры Ивановны — кравчучки, на них баклажки, в карманах — синие крышки для бутылей. Надежде — 68, сухая, строгая, на вопрос о профессии — «торговый работник». Тамара, 62 года, сначала сдержанна, посмотрела внимательно, оценила. Я — как и везде в Украине — извинилась за то, что не говорю по-украински, сказала, что могу либо по-русски, либо по-английски. И Тамара, и Надежда в ответ: «да чего уж, мы тут по-русски». Тамара — учитель-логопед, дочь и внучка в Крыму. Говорит, «когда Крым освободят, поедем с мужем к дочери». Пенсия у нее 5800 гривен — это примерно 158 долларов в месяц. Как и везде, где мы были, как и в Хмельницком, Деражне, Умани и Виннице, люди недовольны, что мы снимаем. Боятся. «Вы выложите в интернет, а русские сюда и ударят ракетой», — вот ровно такими словами. Ракета здесь, в Николаеве, раз за разом била в автобусную остановку.
Пришлось показывать аккредитацию и пресс-карту.
Ближе к двум часам дня подошел водный троллейбус. Помощник, тоже сильно за шестьдесят, спрыгнул с пассажирского места, вскочил на платформу, раскрутил трубы. На земле поставил несколько скамеечек с держателями для трубок и краниками. Тут стало шумно, все засуетились, но друг друга не подгоняли: подходили, одну за другой наполняли свои баклажки водой, закручивали крышку, наполняли следующую — видно было, что это — рутина. И от рутинности происходящего хотелось материться: 21 век, Европа, баклажки и кравчучки.
Вера Ивановна наполнили свои, я уговорила ее, что помогу, довезу до дома. Она отказывалась, говорила, что привыкла, что у подъезда ее встретят ребята, дотащат бутыли к ней на второй этаж. Глаза у нее живые, губы накрашенные, раньше, она рассказала, была кондитером, работала в ресторане «Николаев», пекла торты. «Гимн играет, а я уже тесто месю». Какой гимн, я не спросила, хотя если посчитать, то скорее всего еще советский.
За водой Вера Ивановна ходит через день. Потому как стирает она сначала в двух тазиках с водой из-под крана, то есть той, что желтая и пахнет, никакой очистки вода из лимана не проходит, а последний тазик — вот эта вода, чистая. Пить эту чистую, конечно, просто так нельзя, надо сначала кипятить, с ней и борщ варит.
Идти Вере Ивановне до дома вдоль проспекта Мира 450 шагов. Она пошла, прошла 10 шагов и встала. Тут я догнала, настояла, поволокла. Спина моя заныла после сотни шагов. Как это тащит восьмидесятидвухлетняя Вера Ивановна — одному Б-гу известно.
Привет из 41-го
В 1941 году, в сентябре, в Николаеве стояли румынские и немецкие войска. А на Пушкинской, 14 была конспиративная квартира — явка, где была рация и куда и пришел парашютированный на уже оккупированную немцами Украину Григорий Басилия, он же — Марк Ефремович Альбац, мой отец. Я писала об этом в The New Times .
А теперь Германия поставляет в Николаев оружие и танки — чтобы украинцы могли бороться с российской армией, которая все прошлое лето планомерно уничтожала обстрелами этот город, 90% жителей которого до войны говорили по-русски. «Это так они защищают наше право говорить по-русски», — сказала коллега.
И от этого хочется выть.
Война 2023-го
Фото: Евгения Альбац
«Военную инфраструктуру» российская ракета нашла и в театральном дворике — у Миколаевского национального русского драматического театра. После ракеты его тут же и переименовали — убрали слово «русский».
Не обошла война и центральную площадь города. Площадь огромная, советская, явно тут раньше проходили демонстрации и военные парады, куда с гарантией вместе с мужем-полковником приходила и Вера Ивановна. Демонстрации здесь проходили и до войны — каждое 9 мая. Если стоять лицом к вечному огню, то слева — здание горсовета, справа — то что осталось от областной администрации. В центре — памятник десанту Ольшанского, который освобождал город от немцев в июне 1944 года.
В здание облсовета ракета — это, по словам местных, была баллистическая ракета «Искандер» — ударила 29 марта прошлого года, в 8:45 утра. Погибло 36 человек.
Во флигель двухэтажного, красного кирпича, жилого здания на Большой Морской улице ракета ударила совсем недавно. Погиб один человек. От двух этажей осталось лишь кирпичное крошево, да еще почему-то чемодан и какое-то вещи — их было видно в том, что когда-то было окном первого этажа.
ВОЛОНТЕРЫ
Во время этих бесконечных обстрелов сильно пострадало и здание Николаевского университета. Здесь я познакомилась с волонтерами, инженерами и айтишниками, которые собирают пауэрбанки для телефонов и питание для приборов ночного видения, которые нужны солдатам и офицерам на фронте. А фронт здесь — рукой подать.
Николаю 32, он инженер, у него больное сердце и на фронт его не берут. Андрею 28, инженер-программист, Сергею 23, он аспирант-компьютерщик, примерно столько же и Егору с Артемом — от фронта у них бронь, как у всех студентов и аспирантов. Вот они по всему городу собирают вайперы и одноразовые электронные сигареты, а также различные старые аккумуляторы — из разобранных автомашин и бытовой техники. В вайперах, например, — батарейки, которые они вынимают, проверяют, а потом собирают из них приборы электропитания.
Волонтеры — это вторая армия Украины. Они работают врачами, медсестрами, собирают помощь, доставляют еду и воду тем, кто ходить уже не может.
Или вот делают такие кустарные пауэрбанки и приборы автономного электропитания для людей на фронте.
ЖИЗНЬ
Комендантский час в Николаеве начинается в полночь, и когда на город падает ночь, свет не включают. В гостинице вас предупреждают: прежде чем зажигать свет в номере, закройте шторы. Вестибюль гостиницы поначалу давит на вас своей темнотой. Я подумала: какой же идиот построил такой отель, а потом увидела: большие, в этаж высотой окна отеля, идущие по полукругу, тоже забиты фанерой.
В городе работают какие-то ресторанчики, хотя и немного, в магазинах прилавки забиты продуктами, а все равно город другой, чем тот что я помню, когда приезжала сюда летом 2017 года.
Это — прифронтовой город, и тем все сказано.
*Евгению Альбац Минюст РФ считает «иностранным агентом»
