#Главное

Без царя в голове

07.06.2010 | Левкович Евгений , Самкова Наталья | № 19 от 07 июня 2010 года

Сквоты как попытка сбежать в параллельную реальность

160-13-01.jpg

Активность сквоттеров в России (англ. squat — нелегально занятое помещение) неизменно совпадает с ростом протестных настроений в обществе. Так было в 80-х, в середине 90-х и теперь: за последние три года в стране появилось свыше двух десятков сквотов. Правда, выживать им значительно труднее, чем их предшественникам. The New Times изучал возможность жить автономно от государства

«Место не самое тихое, но лучше не найти, — объясняет проводник по кличке Синяк, молодой человек в кожаной куртке и с небольшим ирокезом. — Глаз на него не кладут даже коммерсы». Небольшая пристройка к одному из давно закрытых павильонов на задворках ВВЦ выглядит так, будто не сегодня-завтра рухнет: прохудившаяся крыша, плесень на стенах, частично выбитые окна. В начале весны здесь поселилась община из 11 человек, состоящая в основном из анархистов. На часах полдевятого вечера, и «дома» еще не все. «Главное, не привлекать ничьего внимания, — продолжает Синяк, рассказывая о правилах поведения. — Скопом не выходить и не входить, желательно по одному — по двое. Нас один раз менты застукали — пришлось по сотке скидываться. Хорошо еще мы все трезвые были».

«Ни рубля государству»

У сквоттеров 80–90-х было не принято ограничивать себя в удовольствиях, но в современных условиях приходится быть осторожным. «Наркотики не принимаем, — говорит Синяк, — даже травку не курим. По поводу бухла жесткое правило: не больше стакана водки в день на человека. Не дай бог, кто-то напьется, набедокурит, а нас накроют». Анархическая община вышла из тусовки неформалов на Старом Арбате. «Хотя у нас не только неформалы, есть даже бывший опер, — рассказывает Синяк. — Ушел из ментуры, не выдержал тамошних порядков. Из общаги его тоже выгнали. Познакомились на Арбате. Теперь вот он с нами». Жизнь у общины в бытовом смысле тяжелая. Вечно сырое помещение, разделенное на четыре комнаты, два дивана на всех, найденные на городских свалках, три кресла. Часть общины ночью спит в коробках. При этом анархисты принципиально не обращаются ни к каким государственным структурам — даже скорую помощь в случае чего не вызывают. «Ни рубля государству», — смеется Синяк и добавляет: «У нас чикса (девушка. — The New Times) есть с медицинским образованием, она кого хочешь вылечит». Друг Синяка Андрей по кличке Зеленый (в этот цвет выкрашены его волосы) говорит: «Бесит, когда нас называют маргиналами или бомжами. У нас у всех есть место жительства, документы, но мы принципиально обитаем здесь — среди братьев нам лучше. По большому счету при нынешней политической системе люди, стремящиеся к свободе, — изгои. Вот мы и объединяемся». На одной из стен Зеленый повесил флаг анархии с надписью Punk not dead, выдающий идеологию общины. Периодически ее члены участвуют в анархических, экологических и антифашистских акциях, сам Зеленый официально состоит в движении «Антифа». На вид ему под сорок, он самый старший, а потому в авторитете: его слово в сквоте всегда последнее. «Отличие нынешних сквотов в более строгих правилах, — продолжает он. — Раньше как было? Приводи кого хочешь, бухай сколько хочешь. Сейчас и без того сквот больше полугода просуществовать не может, и это в лучшем случае. Мы отлично понимаем, что рано или поздно нас разгонят. Бизнес прибирает все к рукам. Говорят, скоро за ВВЦ возьмутся».

160-13-02.jpg
Для автостопщиков сквоты — транзитная стоянка, где можно переночевать и пообщаться

«Почувствовать себя людьми»

Солистка рок-группы «Умка и Броневик» Анна Герасимова по прозвищу Умка, успевшая застать самые первые сквоты начала 80‑х, говорит, что, «как ни странно, в советское время сквоттерам — хотя они тогда так не назывались — жилось проще: заброшенных зданий даже в благополучной Москве было пруд пруди, и никто о них особенно не заботился. Менты, конечно, нас гоняли. Но пустые дома, в которых даже была кое-какая мебель, могли стоять в таком виде и пять, и десять лет. Так что если непрошеных постояльцев выгоняли из одного дома, они тут же находили другой, взламывали замки и селились. Объединяло всех, конечно, нежелание жить по законам ментовской страны. Внутри сквота были свои законы, исключающие насилие над лич­ностью». Тем не менее, по утверждению Зеленого, сегодня сквоттерское движение в столице не только не умирает — ширится, и это несмотря на то, что селиться, казалось бы, уже и негде. «Недавно еще одна анархическая община появилась — в Люберцах. Там, правда, «травокуры», но ребята хорошие, с некоторыми знаком лично. Ютятся восьмером в малогабаритной квартирке. Но ничего, довольствуйся малым — победишь в большом». В качестве примера такой победы Зеленый приводит опыт Христиании — сквоттерского района в Копенгагене. Неформальная молодежь, захватив в 1971 году заброшенные армейские казармы, в итоге добилась от правительства не только права проживания на этой территории, но и придания ей особого статуса — фактически отдельного государства, внутри которого свои законы. «Не так уж много нужно, чтобы почувствовать себя людьми, — заключает Зеленый, — всего лишь жить отдельно от государственной власти. Влиять на нее мы никак не можем — выборов нет. А жить по существующим законам невозможно. Поэтому мы и объединяемся против них, пока в маленькие группы, но есть мысли попробовать собрать многочисленную общину».  

160-13-03.jpg
Сквот «Рассвет». Вид снаружи должен отпугнуть возможных «захватчиков»

 Затишье перед бурей

Такие попытки уже были. С человеком по кличке Смертный, одним из бывших членов анархической общины, состоявшей примерно из 70 человек и занявшей в 95-м году пустое здание ресторана «Джалтаранг» в самом центре Москвы, на Чистопрудном бульваре, мы встречаемся как раз возле дверей его бывшего «жилища». Теперь здесь дорогой ресторан «Белый лебедь». «Ближе к концу 90-х в Москву пришли большие деньги, никому не нужной земли в городе почти не осталось, — рассказывает он. — На месте сквотов того времени быстро выросли бизнес-центры, автосервисы, склады, магазины и забегаловки. Выселяли всех с боем. К нам приехали крепкие пацаны, человек тридцать, нанятые, как я понимаю, будущими застройщиками, и просто начали всех избивать. Все, что мы своими руками сделали, сломали. У нас там и кухня была, на которой мы, кстати, кормили бездомных, и репетиционная музыкальная база. После этого мы нашу тусовку так и не восстановили».
 

В последние годы сквоты создаются 
один за другим, правда, и давление на них 
репрессивные органы оказывают нешуточное  


 
Статистику роста и подъема сквоттерства никто не ведет. Но даже если банально заглянуть в интернет, станет ясно: в последние годы в Питере, Воронеже, Ижевске, Самаре сквоты создаются один за другим, правда, и давление на них репрессивные органы оказывают нешуточное. Питерский сквоттер по имени Александр из анархо-коммунистической организации «Автономное действие» говорит, что «новый всплеск движения связан с тем, что творческому или оппозиционно настроенному к власти человеку сейчас просто некуда себя приткнуть. Легальных путей нет. А сквот — как раз очень яркая форма протеста». В Питере за последнее время открылось четыре сквота, правда, прожили они недолго. «С одной стороны, в городе еще довольно много бесхозных зданий, — продолжает наш собеседник. — С другой, менты совсем лютуют». Активистам из выселенного властями сквота «Пила», просуществовавшего семь месяцев, пришлось даже обратиться за помощью к горожанам. Семнадцать «пиловцев» — анархисты, антифашисты, музыканты и художники — выложили в сеть видеоролик, в котором говорилось: «Во всем цивилизованном мире, в демократической Европе сквоты являются легальным и самым доступным способом для проживания и реализации своей творческой деятельности. Сквоты не просто дешевое жилье для молодежи — это реальный способ сохранения разрушающихся, заброшенных домов, хозяева которых нередко тяготятся этим грузом. Мы требуем прекратить гонения на сквоттеров России и Петербурга особенно. Мы за восстановление прекрасных домов старой постройки, брошенных хозяевами, вместо которых рейдерские компании возводят бездушных стеклобетонных уродцев». Правда, закончили сквоттеры менее трогательным лозунгом: «Сквотируй мир, е*и закон!» К их требованиям присоединились и остальные общины, в частности, также выселенный сквот Fallout, который милиция брала с боем. «В ходе беспорядков на фоллауте был потерян сквото-кот Пирожок, поиски которого продолжались весь день, но ничем хорошим не закончились. Но мы, сквоттеры-анархисты, не отступим и будем продолжать наше дело до конца! Война за автономные пространства продолжается!»  

160-13-04.jpg
Символика анархистов — черный флаг либо буква «А» в круге

Не к чему придраться

Воронеж одну такую локальную войну уже выиграл. Местному сквоту удалось договориться с властями и зарегистрировать себя как культурный центр-коммуну «Рассвет». До этого воронежский опыт сквотирования был не очень удачный: предыдущие две общины — панк-сквот «Возрождение» и сквот им. Фридриха Энгельса — через год после заселения разгоняла милиция. Первая община заняла двухэтажный особняк в центре города, долгое время находившийся в аварийном состоянии, своими силами очистила подъезды и квартиры от мусора, забила окна досками и даже провела электричество. Поначалу соседи по двору принимали панков за рабочих, занимающихся реставрацией дома. Но потом сквоттеры объявили себя «штаб-квартирой радикального анархо-панк-сообщества, жилой автономной зоной и культурным центром анархистского движения Воронежа», стали проводить собрания и политзанятия, собиравшие по 50–100 человек. Перепутать их с рабочими уже было невозможно. Подозрительные соседи настучали на политически неблагонадежных «возрожденцев». В свою очередь, сквот имени Энгельса (заброшенное здание находилось на одноименной улице) изначально был обречен на провал. На втором этаже сквоттеры заняли 12 комнат, в каждой из которых жила своя мини-община: от «бездомных» до «наркоманов». К тому же самогон тек рекой. «Рассвет» же изначально не провоцировал на негативную реакцию. В его уставе сказано: «Деятельность общества заключается в пропаганде альтруистического образа жизни и пацифизма, организации просветительских семинаров и просмотров фильмов, проведении вечеров поэзии, квартирников, дискуссионных клубов, экологических акций — как, например, уборка мусора в лесополосе, предоставление социальной помощи бездомным людям в зимнее время и ночлега автостопщикам». Как там в «Двенадцати стульях» говорил на этот счет бывший гласный городской думы Чарушников: тут не придерешься. Помогал детям — и дело с концом.


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.