Видеоверсия здесь
Евгения Альбац*: Четыре района Украины аннексированы решением президента Путина. Причем в тот самый момент, когда он объявлял о присоединении к РФ Запорожской, Херсонской, Донецкой и Луганской областей, ВСУ вели контрнаступление и отбили город Красный Лиман на севере Донецкой области. Контрнаступление продолжается, оно идет и в Херсонской области. Как Российская Федерация собирается продолжать финансировать эту войну плюс —мобилизацию, плюс — восстановление и бюджеты аннексированных территорий? К тому же в условиях, когда взорваны нитки «Северного потока-1» и скоро начнет действовать эмбарго на нефть. В какой тумбочке Путин будет брать деньги?
Деньги на войну
Олег Ицхоки: До сих пор не было проблемы с деньгами. Основная проблема санкций — то, о чем мы писали с Сергеем Гуриевым еще в марте, — что если ты вводишь финансовые санкции, но при этом не вводишь экспортные, то это не дает быстрого эффекта. В первые три месяца выручка РФ от экспорта энергоносителей была порядка $100 миллиардов. Это то, что во многом покрыло расходы на войну и что позволило российскому политическому руководству не делать сложный выбор между экономикой и войной. Импортные санкции требуют времени, чтобы они заработали. Эмбарго на экспорт энергоносителей был бы гораздо более действенным.
Летом мы увидели, что эта серьезная дилемма: как поддерживать расходы и на войну, и на экономику. Три летних месяца были с бюджетным дефицитом. В 2022 году Фонда национального благосостояния будет достаточно, чтобы с дефицитом справиться. Но, судя по всему, существенный дефицит (бюджета) будет уже в этом году.
Дальше есть вопросы, насколько это инфляционно — использовать Фонд национального благосостояния. Очевидно, что в 23-м году уже такую роскошь позволить себе будет невозможно, и придется урезать расходы по многим статьям. Серьезное экспортное эмбарго от Европы на нефть вступает с декабря, тогда выручка, вероятно, сильно упадет. А расходы существенно вырастут — надо что-то делать с захваченными территориями.
Дмитрий Потапенко: Откуда деньги? В этом-то году еще пока можно экспортировать нефть и нефтепродукты. Никакого запрета нет, за исключением нескольких стран — Великобритания, Канада, США уже ввели запрет на ввоз российской нефти и нефтепродуктов. Европе это еще предстоит. Там пока лихорадочно скупают нефть и нефтепродукты. Даже страны Ближнего Востока — Арабские Эмираты, Саудовская Аравия начинают вдруг скупать российское дизтопливо, мазут и бог знает что еще. Пока еще можно, тем более по дешевке, потому что российская нефть продается с большим-большим дисконтом. Сначала это было чуть ли не 40 долларов за каждый баррель, а сейчас дисконт за российскую нефть 20-22 доллара за каждый баррель.
Евгения Альбац: То есть если цена барреля российской Urals, предположим, 75 или 80, то на самом деле продается меньше 60?
Михаил Крутихин: Сегодня цена Brent — где-то 87. От нее надо отсчитывать. Во-первых, есть скидка между Brent и российской нефтью Urals, плюс еще дисконт, который предлагается покупателям, всем разный, нельзя это усреднять.
Евгения Альбац: Правда ли, что китайцам мы продаем нефть по 30 долларов за баррель?
Михаил Крутихин: Немножко не так. Китайцам основной объем нефти идет по трубе, которая называется: «Восточная Сибирь — Тихий океан» (ВСТО). 10 миллионов тонн идет через Казахстан по трубе Омск–Павлодар– китайская граница. Очень большой объем нефти по этим трубам идет от «Роснефти», а «Роснефть» до сих пор сырой нефтью расплачивается за деньги, которые давным-давно дали китайцы. И там есть контракты до 2029 года. Если сложить эту бесплатную якобы нефть с той нефтью, которая идет по каким-то контрактам, то наверное в среднем получатся те самые 30 долларов за баррель.
Евгения Альбац: Дмитрий, как Российская Федерация собирается оплачивать те счета, которые ей уже предъявлены?
Даже по самым скромным подсчетам для восстановления оккупированной сейчас территории потребуется не менее триллиона долларов, которые никто вкладывать не будет. Ни Россия, ни Украина, ни даже Евросоюз
Дмитрий Потапенко: Давайте я немного упрощу задачу. Она на самом деле решается достаточно примитивно. Первое: никакие территории восстанавливать не будут. На них выделяется 3 с копейками миллиарда рублей — в общем, разговор ни о чем. Никто ничего восстанавливать не будет — ни Россия, ни Украина, ни даже Евросоюз. Потому что даже по самым скромным подсчетам (по моим) эта территория потребует не менее триллиона долларов, которые никто вкладывать не будет. Да даже 500 миллиардов, которые насчитал Сергей Гуриев.
А для продолжения так называемой СВО нужно не очень много денег. Никто не собирается вооружать никаких толстопузов вроде меня, которых собрали в виде живого щита.
Евгения Альбац: Перед кем живой щит?
Дмитрий Потапенко: Перед Украиной. Когда стоят эти мобилизанты, необученные, без оружия или с автоматическим оружием — в этой войне иные средства на них расходовать не придется.
Евгения Альбац: Мобилизованным обещают платить, как контрактникам, 300 тысяч в месяц. 300 тысяч умножить на 300 тысяч…
Дмитрий Потапенко: 300 тысяч надо умножить на ноль.
Евгения Альбац: Вы хотите сказать, что убьют всех? Или людям ничего не будут платить?
Дмитрий Потапенко: Обещать платить и платить — это разные вещи. Слушайте, у нас было две чеченские кампании — я помогал ребятам, которые реально их прошли, выбивать деньги из финчасти. Если вы думаете, что российское государство сейчас пойдет по какой-то другой логике… Даже погибшие погибать не будут. Их мамы и папы будут получать бумажку, что сын пропал без вести.
Давайте погрузимся в реальный мир. И погрузимся в голову нашего вождя. Ему не надо ниоткуда брать деньги. Ему не нужна ни труба, ни расчеты экономистов, ни загнувшийся малый и средний бизнес. Он про другое.
Если обсуждать всерьез, как он будет действовать, я вам могу сказать. У нас есть 25 миллионов мужчин, которые в соответствии с указом без всяких бла-бла-бла должны туда пойти — от 18 до 65. Никаких иных мероприятий в указе не указано. Ни миллионов, ни 200, ни 300 тысяч.
Второе: в указе не обозначено время начала и время окончания мобилизации. Это означает, что человек туда пошел, и пока либо не закончится война, либо он просто не превратится в мясо, он оттуда не уходит. Путину не надо ничего для финансирования того, что называется СВО на Украине.
Евгения Альбац: Но ведь эти 25 миллионов мужиков могут возмутиться.
Дмитрий Потапенко: О господи! Как же они возмутятся? Они на «десятку» присядут…
Для этого есть другая часть бюджета — вот про что надо бы ставить вопрос: для этого Владимир Путин увеличивает финансирование Росгвардии, ФСБ, МВД и всех остальных. Это нормальное феодальное государство, которое, попросту говоря, под задницу людям подперло две вещи: либо стволы с одной стороны, либо гибель с другой стороны, а посредине — «десяточка» в тюрьме. Демократии поменьше разводите — и все встанет на свои места.
Всё на внутреннюю безопасность
Олег Ицхоки: Очень интересное видео выпустил Сергей Алексашенко, где он разбирает как раз бюджет на 22-й, 23-й, 24-й, 25-й годы с прогнозом. И действительно, там огромные статьи переходят на защиту внутренней территории — на МВД и прочих, которые будут бороться с протестами. И есть большая статья расходов на удержание территорий, которые захвачены в Украине. Это, скорей всего, не экономическое возрождение городов, а физическое удержание этих территорий, оплата МВД, ФСБ, солдат, которые там будут находиться.
Солдатам платить будут, но поскольку это теперь российская территория, то они находятся не на войне за границей, и платить им будут совершенно иначе. Платить все равно придется, это существенные статьи расходов. Речь идет о сотнях миллиардов долларов, растянутых на несколько лет, но это уже есть в бюджете как отдельные статьи, внутренние статьи безопасности. Ну, а другие статьи в бюджете соответственно урезаются. То есть урезается всё, что касается социальной сферы, и бюджет будет как-то балансироваться.
Короткая ремарка. Война, в принципе — это большой вклад в ВВП. Если на войну тратится 10% ВВП, то в данных это будет выглядеть, как будто ВВП не упал на 10%. Это абсолютно бесполезные расходы, но выглядит так, как будто выпуск в стране большой. Все тратится на войну.
То же самое происходит с безработицей. Если всех безработных отправлять на войну, то безработицы как бы нет. Другое дело, что призвать неограниченное количество людей невозможно. У системы есть ресурс. В какой-то момент это превратиться в протест, конечно.
Евгения Альбац: Вы хотите сказать, что Алексашенко сумел как-то увидеть 42% или 43% российского бюджета на следующий год, которые не обнародуются?
Олег Ицхоки: Министерство финансов выдает прогнозы. Эти прогнозы менялись за последние несколько лет. Он смог увидеть, что было два года назад в этих прогнозах, и то, что там сейчас, из той скудной информации, которую выпускает Министерство финансов: у них есть прогнозы на будущее, и там видны расходы, из этого он посчитал, сколько фактически война будет стоить бюджету. Это существенные суммы. Просто они не называются войной, они называются «внутренней безопасностью».
Евгения Альбац: Мы сейчас знаем, что каждый день войны обходится в 0,5 миллиарда долларов — правильно? Или это завышенная сумма?
Олег Ицхоки: Это, конечно, завышенная сумма, потому что большая часть этой суммы — это расход вооружений, которые были произведены в предыдущие годы. Каждая выпущенная ракета может стоить до десятков миллионов долларов — это всё записывается в расходы. Но формально говоря, эти ракеты уже были произведены. ВПК продолжает работать, как он может работать, ограниченно производить то, что он может сейчас. Но большая часть этих 0,5 миллиарда долларов в день — это то, что было произведено в предыдущие годы.
Текущие расходы — логистика, зарплаты солдатам — кратно меньше.
Евгения Альбац: Какие это деньги?
Олег Ицхоки: Мы можем говорить примерно о нескольких сотнях миллиардов долларов, растянутых на 3 года. То есть существенно меньше, чем 0,5 миллиарда в день, но тоже значительные суммы — 100 миллиардов долларов за несколько лет, условно говоря.
У Путина всего три метода управления: запугать, убить, подкупить. Всё! Какая лояльность? Мы что, в демократическом государстве, что ли?
Евгения Альбац: Вы тоже считаете, что Российская Федерация не собирается восстанавливать ни Мариуполь, который уничтожен, ни Попасную?
Олег Ицхоки: На это нет ресурсов, согласен с Дмитрием.
Евгения Альбац: А тогда я не понимаю, каким образом они собираются покупать лояльность населения — чем?
Дмитрий Потапенко: У Путина всего три метода управления: запугать, убить, подкупить. Всё! Какая лояльность? Мы что, в демократическом государстве, что ли? Есть совершенно конкретные задачи. На счет три — «Слухай меня!» — внимательно смотрим, что происходило на Красной площади. И бесноватого выпустить.
Евгения Альбац: Вы хотите сказать, что все проблемы будут решаться криком «гойда»?
Дмитрий Потапенко: Все проблемы будут решаться либо ОМОНом, либо Росгвардией, либо ФСИНом.
Олег Ицхоки: Расходы, которые сильно растут, — это именно расходы на подавление протестов. Это будет огромная статья бюджета.
Но что я хотел подчеркнуть — в августе дефицит бюджета был не такой большой, как в июле. Судя по всему, они решили снизить прямую поддержку предприятиям, которая идет из бюджета. Предприятия должны справляться сами. Им помогли в начале, сейчас ресурсов меньше, и предприятия в России должны справляться сами, решать, что им делать с работниками, которым они продолжают платить зарплаты, даже если предприятия не работают.
И то же самое будет с оккупированными территориями. Эти территории будут сами решать свои проблемы. Там есть люди, там есть какая-то экономика. Но, естественно, никакого крупного инвестирования в ближайшие настолько лет ожидать невозможно. На самом деле остается большой вопрос — насколько реалистично удержать эти территории вообще.
У России была уже возможность восстанавливать территории, над которыми был установлен контроль. Это Абхазия, это Южная Осетия. Что, кто-то вкладывает в их восстановление и процветание?
Евгения Альбац: Вы полагаете, что учитывая то наступление, которое сегодня идет, и то, что аналитики, генералы НАТО говорят, что мы сейчас наблюдаем окончательный коллапс в российской армии, то никакого стимула у российской армии воевать нет. Поэтому Россия будет просто будет сдавать свои позиции, если только она не применит тактическое ядерное оружие?
Олег Ицхоки: Большое неизвестное — это докуда дойдут украинские войска до зимы. Возможно, у них будет гораздо больший успех. Возможно, они где-то остановятся до конца зимы. Это та неопределенность, которая есть. И, судя по всему, далее движение будет более медленным.
Дмитрий Потапенко: Все очень сильно зависит от того, будут ли Евросоюз и США поставлять вооружение. Пока это в большой мере «езда по ушам». И все, что сейчас происходит, происходит только благодаря небывалому мужеству. Вот и всё. Потому что пока елозят: то мы покупаем нефть, то мы не покупаем, то мы боимся, вдруг у нас бюджеты поплывут, вдруг какие-то протесты будут внутри — они могут слить Украину на раз-два. Тут много неизвестных, к сожалению.
Михаил Крутихин: Есть еще неизвестный фактор: а сколько же в результате наступления украинских сил останется тех территорий, которые Россия собралась восстанавливать.
Посмотрите на примеры. У России была уже возможность восстанавливать территории, над которыми был установлен контроль. Это Абхазия, это Южная Осетия. Посмотрите, в каком состоянии Абхазия. Что, кто-то вкладывает в ее восстановление и процветание? Не будет никакого вложения в те клочки, которые, возможно, еще останутся у России после того, как Украина восстановит свои государственные границы.
Но что-то мы все время про расходы говорим. А вот про доходы бы интересно поговорить.
Газовый террор
Евгения Альбац: Михаил Иванович, как раз хотела об этом вас спросить. Что все-таки произошло с «Северными потоками»? Кто взорвал?
Михаил Крутихин: Произошло осуществление стратегической задачи, которая была поставлена Путиным: давайте лишим Европу газового потока из России, чтобы они замерзли. Европа приползет на коленях в Кремль, пообещает снять с Кремля санкции, не так быстро осуществлять свою стратегию перехода на зеленую энергетику, и по-прежнему будет опираться на получение ископаемых энергоносителей из России в соответствии с ее доктриной энергетической безопасности.
Всё это, конечно, провалилось. Но чтобы эта цель осуществлялась, «Газпром» принесли в жертву. То есть он должен был по указанию из Кремля лишить Европу газа. Последовательно, начиная с апреля прошлого года, когда он начал сокращать поставки газа в Европу. И он лишил Европу газа, сейчас остались какие-то крохи. Даже те небольшие ручейки, которые еще поступают в Европу из России, тоже накануне закрытия. «Газпром» прекратит свое существование как экспортер.
Евгения Альбац: Вы хотите сказать, что весь «Газпром» закрывается?
Михаил Крутихин: Нет, не весь «Газпром». Закрывается экспорт газа по трубе в западном направлении. То есть самая привлекательная рыночная ниша для «Газпрома» убита Путиным.
Евгения Альбац: Ну хорошо. Наказать европейцев — услышали. Но это «назло соседу отморожу уши»? Где логика?
Михаил Крутихин: Какую логику вы ищете у Путина? Начать войну, чтобы разрушить российскую экономику и вообще всю Россию, разрушить «Газпром», упорно его разрушать, создать невыносимую инвестиционную обстановку в России, чтобы всех иностранцев распугать — давным-давно абсолютно всё делается в этом направлении.
Разрушительная сила кремлевского сидельца никаким измерениям не поддается. Это что-то совершенно чудовищное. А то, что произойдет дальше, мы как-то недооцениваем. Нефть-то кто будет покупать со следующего года? 51% — до такой точности дошли — сырой нефти не будет экспортировано. Это что значит? Раз никто не будет покупать, значит, надо будет закрывать часть нефтеперерабатывающих заводов, которые как раз делали экспортную продукцию, не пользующуюся спросом в России. Это сырье для нефтехимии вроде прямогонного бензина. Это уйма дизтоплива, это мазут. Самая жуткая солярка, которую где-то на Западе перерабатывали — ее теперь покупать не будут. Куда мы ее денем? Это значит, НПЗ будут давать сигналы на промыслы: «Ребята, нам не нужна будет ваша нефть. Закрывайте ваши промыслы». А закроются не только промыслы. Мы посчитали. Самый плохой прогноз — это 56% российской добычи нефти должно исчезнуть. А в этой отрасли заняты целые города, поселки и бог знает еще что.
И если мы учтем в этом уравнении те компании, которые обслуживают нефтяную отрасль — транспортные, энергетические, сервисные — это доходы не только в федеральный бюджет, а и в бюджеты всех уровней. Потому что сервисные компании очень часто не в Москве налоги уплачивают, а где-то там, не периферии, в региональные бюджеты. Они тоже исчезнут.
Когда мы говорим, что сократится наполовину российская добыча нефти — это же самая главная в России отрасль — как вы представляете себе доходы? Мы тут расходы считаем, а по доходам нет никаких бюджетных выкладок.
Экономические вопросы для России сегодня не являются приоритетом. И сейчас мы уже платим не коррупционный налог, сейчас мы платим налог человеческими жизнями
Олег Ицхоки: С декабря будет полное эмбарго на ввоз российской нефти всех западных стран (а в Запад входит и Япония, и Южная Корея, и Австралия) за исключением нескольких маленьких стран в Восточной Европе. Они погоды не делают. Погоду делают Индия, Китай и Индонезия — три основных рынка. Сейчас обсуждается, вводить ли потолок цены или нет. Но это играет второстепенную роль, скидка на российскую нефть существует даже без потолка.
Но что более важно — экономические вопросы для России сегодня не являются первостепенными, они вообще не являются приоритетом. Их задвинули на третий-четвертый план. И понятно, что сейчас мы уже платим не коррупционный налог, сейчас мы платим налог человеческими жизнями. Идет счет на человеческие жизни, а не на доллары и евро.
Все экономические методы эскалации были использованы. Европа сильно переживала, смогут ли они заполнить газохранилища этим летом на зиму. Оказалось, что к сентябрю они заполнили газохранилища на 90%. Вклад России был всего 9%. 91% пришел из других стран — из Норвегии, Северной Африки и достаточно много из США. Большая часть сжиженного газа, которая должна была из США идти в Азию, пришла в Европу, и это позволило заполнить газохранилища. Полностью это проблему зимы не решает, но Европа, по крайней мере на данном этапе, научилась покупать газ из других регионов. Если они эту зиму переживут, то дальше в Европе доля газа из России будет близка к нулю.
Но сейчас речь идет, мне кажется, не об экономических вопросах, а об эскалации всеми методами, в том числе подрывом инфраструктуры.
Кто в выигрыше?
Евгения Альбац: Михаил Иванович, как я знаю, считает, что у Российской Федерации были мотивы и возможности взорвать газопровод — речь о «Северных потоках». Но почему вы так уверены, что мотива взорвать трубу не было у Украины? Да и у США. Олег Ицхоки сказал, что США стали крупнейшим продавцом сжиженного газа в Европу. Все время говорят, что прежде всего США выигрывают от войны, потому что они зарабатывают теперь и на сжиженном газе, и на том, что растет производство оружия, а они основные поставщики оружия в Украину, и так далее.
Михаил Крутихин: Насчет Украины. Украинское направление экспорта газа из России и балтийские маршруты, один действующий, один бездействующий, оказались в одинаковом положении. «Газпром» сократил до 20% мощности прокачку газа по Балтике. Через украинскую территорию они обязались прокачивать в сутки 167 миллионов кубометров газа, подают заявки каждый раз на 40-42 миллиона, ровно в три раза меньше. То есть «Газпром» и к тому маршруту, и к этому относится совершенно одинаково. И украинский он собирается закрывать — сейчас фактически объявил украинцам об этом, и балтийский собирается закрывать и уже несколько раз закрывал. Ему там предлог нужен. России нужно отбоярится от штрафа, поскольку «Газпром» нарушает контрактные поставки. Раз он не поставил газ, то уже сейчас ему финская компания, германская компания, кстати, украинский транзитер, итальянская компания — они уже сказали: мы пойдем в арбитраж и с «Газпрома» эти денежки слупим.
Задание из Кремля: прекратить поставки газа в Европу, что украинский, что балтийский маршрут (а сейчас вот уже и турецкий наметился к сокращению или прекращению), но избежать этих штрафов. Вот, пожалуйста, форс-мажор: у нас трубы взорвали.
И кроме как «Газпрому» я никому пользы не вижу. Что касается американской пользы — это что, Белый дом, или Конгресс, или ЦРУ, или Госдеп торгует сжиженным газом? Нет. Продают любому торговцу, а торговец выбирает, куда везти. Сейчас Европа хорошие деньги платит — везут в Европу. Китайцы, которые получают по контракту американский сжиженный газ, тоже отправляют его Европу, им сейчас столько газа не нужно. То есть американцам взрывать газопровод смысла никакого нет.
А что касается самой возможности взорвать, то скандинавские специалисты говорят, что когда строят трубопроводы и прокладывают кабели, там наверняка закладывают на всякий случай взрывные устройства — вдруг да понадобится… Так что даже не надо посылать диверсантов с глубоководными аппаратами для погружения и откапывания трубы. Достаточно взорвать заряд, который туда заложили заранее.
Кому он нужен, этот бизнес?
Евгения Альбац: Что происходит и будет происходить с российским бизнесом? С одной стороны, государство больше не будет его поддерживать. С другой стороны, западные компании, которые платили раньше и продолжали 6 месяцев содержать своих сотрудников, перестанут это делать. С третьей стороны, забирают людей на фронт.
Дмитрий Потапенко: Малый и средний бизнес почувствуют эти удары в ближайшие две-три недели, крупный и средний почувствует месяца через два, потому что у него есть возможность компенсировать одних сотрудников другими. Но фундаментально это ни на что не влияет. Наоборот, чем больше безработных, скрытных безработных, тем больше можно, соответственно, обеспечить «живого щита» на территории Украины. Так что Кремль действует достаточно прагматично.
Евгения Альбац: А налоговая база? Для Москвы она была важной.
Дмитрий Потапенко: Основные налоги всегда были — от нефти и газа. Поэтому зачем плодить какой-то еще бизнес? Он вторичен. Пиетета по отношению к бизнесу никогда не было, почему он должен возникнуть сейчас?
Евгения Альбац: Правильно ли я понимаю, что Российская Федерация начнет процесс деприватизации?
Дмитрий Потапенко: Российская Федерация начала процесс примитивизации экономики, переходящий в весьма прозаичный: нужна только труба (до тех пор, пока она нужна) и нужна минимизация населения. Во время пандемии это делалось со старшим поколением. Во время войны это делается с поколением молодых мужчин.
Я пытаюсь вам объяснить логику человека. Ему не нужна поддержка предприятий. Какая конечная задача? Он четко сказал: «Зачем мир, в котором нет России». Поэтому он как уходящий фараон — хочет сдохнуть вместе с рабами, чтобы захоронили вместе с ним.
Бункерное мышление
Евгения Альбац: Вы действительно думаете, что человек, который заставляет своих вассалов сидеть под карантином две-три недели, как было перед этим замечательным заседанием в Кремле в Георгиевском зале; человек, который сажает Макрона и всех остальных на расстоянии 7-9 метров от себя; человек, который явно хочет жить — готов спалить себя и превратить в ядерный пепел?
Его задача — войти в историю. Он хочет беседовать с духами. У него эта мука, она вечная. Вот в чем его обида на условный Запад — что его не приняли
Дмитрий Потапенко: Причем здесь «себя»? Он отлично в бункер уйдет. А то, что сгорят другие, так это их драма. Его задача — войти в историю. Он хочет беседовать с духами. У него эта мука, она вечная. Вот в чем его обида на условный Запад — что его не приняли. Это внутренняя детская обида.
Евгения Альбац: Но вокруг Путина много разных людей, которым нравится быть богатыми. Это ребята, которые любят хорошо жить. Почему они должны терпеть?
Дмитрий Потапенко: Не-не, Путин прекрасно понимает, что он, в том числе, раздражает и их. Именно поэтому у него происходит постоянная ротация генералов.
Евгения Альбац: То есть вы не думаете, что ближайшее окружение Путина может что-нибудь против него затеять? Сейчас все обсуждают, как глава Чечни Рамзан Кадыров наехал на генерала Лапина и на начальника Генерального штаба Герасимова, а там где-то рядом Стрелков и фанерный Шойгу… Явно они начали кушать друга.
Дмитрий Потапенко: Это совершенно про другое. Это не претензии к Путину. Кадыров и Пригожин хотят быть генерал-губернаторами. Это претензия на власть первого круга. Это претензия «вот этих убрать и нас поставить, и мы-то тебе поможем». И не исключено, что он на эту авантюру пойдет.
Михаил Крутихин: Я думаю, что Путин живет в каком-то абсолютно иллюзорном мире. Он совершенно не воспринимает сигналы снаружи, у него создается картина, которая абсолютно не соответствует действительности, и обратной связи с внешним миром просто нет. Как будто он сидит в реальном или в придуманном бункере. И ждать, что это изменится каким-то образом, я бы не стал.
Примитивное будущее
Евгения Альбац: Давайте подведем итоги. Итак, доходов от газа больше не будет — правильно я понимаю?
Михаил Крутихин: Ну, не совсем. Будет какой-то доход от газа, который идет в Китай. Он минимальный, он не покроет расходов на строительство газовой трубы, заводов по переработке газа. Экспорт газа исчезнет, но в России добыча газа 700 миллиардов кубометров в год. 500 миллиардов — домашнее потребление. Исчезнет 100 миллиардов, условно говоря. Но ни «Газпром», ни компании, которые добывают газ, не исчезнут. Просто экспортных доходов не будет.
А вот добыча нефти по всем расчетам сокращается наполовину. И это будет страшнейший удар и по бюджету, и по доходам регионов, и по федеральному бюджету.
Евгения Альбац: А мы знаем, что нефть дает половину социального бюджета.
Михаил Крутихин: Гораздо больше. У нас больше 60% доходной части федерального бюджета поступает от нефти. Там колоссальный мультипликативный эффект.
Евгения Альбац: Дайте мне все-таки зрительную картинку — мы куда уходим? Это будет похоже на то, что было в Советском Союзе в послевоенное время, или на то, что было в Советском Союзе во времена Брежнева, когда в магазинах было пусто? Что будет через полгода?
Дмитрий Потапенко: Картина будущего достаточно примитивная. Люди будут жить бедно. Экономика деградирует. Бизнес будет достаточно примитивный. Телефоны будут кнопочные…
Михаил Крутихин: Будет экономический упадок очень сильный. Как с этим будут справляться… Я хочу посмотреть, сколько останется от оккупированных украинских территорий в руках России через полгода. Уж больно быстро продвигаются украинские силы вперед. Загадывать трудно, не могу.
Дмитрий Потапенко: Я бы не загадывал на шесть месяцев. Еще в июле я сказал, что горячая фаза — октябрь, а подписание первых соглашений о прекращении огня — это ноябрь. Поэтому я бы выждал паузу до конца ноября.
Евгения Альбац: То есть вы полагаете, что в ноябре начнутся переговоры. Но Зеленский сказал, что готов к переговорам с Россией, но с другим президентом.
Дмитрий Потапенко: Я понимаю, что политика — это искусство возможного. И если будут, соответственно, предложены переговоры хотя бы о прекращении огня, я думаю, что обе стороны хотя бы друг с другом поговорят…*Евгению Альбац российские власти внесли в реестр иностранных агентов.