Начало. Часть II
Военные исследования о России с 2014 года наполнены многими мифами о военном мышлении и планировании Кремля, которые и сегодня продолжают искажать западные политические дебаты и проникать в СМИ. Они негативно влияют на формирование мнений о военных возможностях и намерениях России и потенциально могут исказить реакцию Запада.
Многие мифы уже развенчаны в экспертном сообществе, но по-прежнему преобладают в более широких политических дискуссиях и обсуждениях России в СМИ и поэтому представляют собой постоянную опасность для выработки правильной политики в отношении России.
Данный доклад касается главных концептуальных проблем в понимании российской военной политики, которые как связаны с текущими военными операциями в Украине, так и имеют отношение к общей стратегической ситуации в мире, сегодня разделенном линией фронта.
Миф 1: Россия ведет гибридную войну
Считается, что гибридная война — это нечто происходящее в зоне «между войной и миром». Однако в этом нет ничего нового, если рассматривать определение «войны» в соответствии с основными принципами международного права. Идея пространства между войной и миром также предполагает, что объявленное состояние войны является всего лишь фактом с юридической точки зрения.
До полномасштабного вторжения в Украину в 2022 году считалось, что российские военные действия имеют некую двусмысленность — пусть искренние сомнения в действиях России возникали и редко. Солдаты, вошедшие в Крым в 2014 году, были одеты в форму без опознавательных знаков, но их было невозможно не идентифицировать. Однако эта уловка, скорее, использовала нежелание западных лидеров проявить понимание, поскольку тогда им пришлось бы действовать.
Вторжение в Украину стало примером того, как российские военные действия используют уже не двусмысленность, а отсутствие решимости Запада. Еще 4 декабря 2021 года газета The New York Times опубликовала данные американской разведки о том, что Россия собирается создать 175-тысячную армию для вторжения, и все же, несмотря на имеющуюся информацию, европейские лидеры до последней минуты предпочитали верить, что вторжения не будет.
Последний раз США официально объявляли войну Японии и Германии — и все конфликты США с тех пор находятся в серой зоне между войной и миром. Москва же в последний раз объявляла войну во время советско-японской войны в 1945 году.
Война — это более политическое решение, чем юридическое определение, и тот факт, что лица, принимающие решения, используют язык серой зоны, в некотором смысле отражает их собственное нежелание называть свои действия «войной». Даже Украина первоначально назвала конфликт на востоке Украины «антитеррористической операцией», потому что это было правовой основой, доступной для проведения операций без объявления войны России.
Даже на нынешнем этапе войны в Украине основные возможности России влиять на Запад и угрожать ему по-прежнему исходят от невоенных средств. В своих ответных мерах западные государства ограничили возможности российского руководства действовать в финансовом, информационном и разведывательном пространствах, но противостояние российским формам ведения войны без открытого военного конфликта все еще требует жесткого выбора. Противодействие российскому энергетическому доминированию в Европе — никак не аналитическая проблема, но чисто политическая.
Самое трудное в политике — собрать политическую волю, чтобы что-то сделать, и политические лидеры имеют ограниченный набор приоритетов, которыЙ редко сводится к безопасности и обороне
В условиях войны сдерживание заключается в том, чтобы заставить противника воздержаться от каких-либо агрессивных действий, и это предполагает сообщение о вероятности такой реакции противнику. Именно этого не хватало перед российским вторжением в Украину в 2014 году и вторжением 2022 года.
Для успешного противодействия российским военным действиям необходимо признать агрессию и собрать политическую волю для противодействия ей, а не того, чтобы ее отрицать. Намерения и планы России давно ясны. Однако отсутствие у Запада желания действовать в соответствии с имеющимися знаниями налицо. Если нет достаточной политической воли, то сами противники Москвы создают серую зону, в которой Россия может действовать свободно — пространство, где все знают, что делает Россия, но никто не хочет предпринимать действий, чтобы ее остановить.
Миф 2: Россия не станет нападать на страну-члена НАТО
Широкий круг политических деятелей, аналитиков и комментаторов не верят в возможность нападения России на одну из стран-членов НАТО. В первую очередь потому, что, по их мнению, сдерживающие принципы НАТО сильны, и Россия осознает тот факт, что нападение на одну страну-члена НАТО неизбежно вовлечет в конфликт и остальные страны Альянса.
Однако есть несколько причин, по которым нельзя считать, что Россия не нападет на членов НАТО. Первая заключается в том, что сам термин «нападение» неоднозначен. Россия уже давно применяет некоторые формы нападения на страны-членов НАТО, которые обычно называют «гибридными», при том, что они являются чисто военными. Так, в 2014 году Россия направила офицеров военной разведки в Чехию и Болгарию для диверсий на складах боеприпасов. Совсем недавно Россия использовала свои средства военной радиоэлектронной борьбы, чтобы создать помехи в радиопространстве стран Скандинавии и Балтии.
Сам принцип сдерживания НАТО основывается на интерпретации статьи 5 Устава Альянса, которая не выдерживает тщательной проверки. Высокопоставленные деятели НАТО и политики из стран-членов сосредотачиваются на той части статьи 5, которая гласит, что нападение на одно государство должно рассматриваться как нападение на все эти государства. Из этого делается вывод, что все остальные государства-члены обязаны немедленно присоединиться к конфликту, предоставив силы для оказания помощи жертве агрессии. Однако на самом деле статья 5 предусматривает совсем другое, и весьма вероятно, что в отличие от многих западных политиков, российские военные планировщики действительно ее читали.
На самом деле текст статьи 5 гораздо более расплывчат и предоставляет бо́льшую свободу действий для любого государства-члена. Он требует предпринять действия, которые каждое государство-член «сочтет необходимым, включая применение вооруженной силы, чтобы восстановить и поддержать безопасность Североатлантического региона». И это совсем не то же самое, что непосредственное участие в конфликте.
Россия вряд ли нападет на страну-члена НАТО, если будет уверена, что это вызовет ответные военные действия со стороны других членов Альянса. Однако существует множество обстоятельств, при которых Москва может нанести удар по одной стране, обеспечив при этом с помощью других средств — политических, дипломатических или подрывных — эффективное сдерживание ее союзников по НАТО от ответных действий.
Также мнение о том, что Россия не нападет на страну-члена НАТО, основывается на предположении, что лица, принимающие решения в Москве, оценивают свои возможности, используя те же рамки реальности и рациональности, что и евроатлантическое сообщество. Однако, как показывает вторжение в Украину, на это не следует полагаться. Многие из последних действий России достигли прямо противоположных целей тем, на что они были направлены, из-за ошибочного понимания Москвой событий и процессов во внешнем мире. Например, Россия выступает с военными угрозами и начинает военные действия, чтобы отговорить соседей от вступления в НАТО — и единственным результатом этого является демонстрация соседям именно того, почему им необходимо вступить в Альянс.
Самые свежие примеры тому — Финляндия и Швеция
Наконец, президент Путин четко обозначил масштаб своих амбиций по откату истории и изменению границ Запада. Он определил свою задачу как исправление «катастрофических ошибок» конца Российской империи и СССР. Но восстановление прежних имперских границ России может произойти только за счет тех стран и народов, которые ранее находились под правлением России, а теперь живут в независимых суверенных государствах. В этот список входят такие страны-члены НАТО, как Эстония, Латвия, Литва, Польша и даже Финляндия. Учитывая, что Путин проявляет стратегическое терпение и лелеет обиды, даже военное поражение в Украине лишь отсрочит, а не сдержит следующую попытку России осуществить задуманное Путиным.
Ошибочное предположение о том, что нападения России на страны-члены НАТО не будет, препятствует своевременной и надлежащей подготовке к этому событию. Парадоксально, но на протяжении большей части новейшей истории НАТО показало неспособность адекватно подготовиться к конфликту с Россией, исходя из идеи, что Россию можно «спровоцировать» на нападение посредством оборонительных приготовлений НАТО. Поэтому европейские союзники по НАТО удерживались от действий, которые в Москве назвали бы «провокационными». Ограниченный вклад НАТО в обеспечение безопасности стран Балтии и Польши, так называемое «усиленное передовое присутствие», возник только после продолжительных споров о том, может ли это спровоцировать нападение России — и это яркое свидетельство доминирования российских представлений о природе угрозы безопасности в регионе.
Сегодня эта же модель предположений сдерживает широкий спектр значимой и своевременной помощи Украине перед лицом российской агрессии. Германия, в частности, демонстрирует крайнее нежелание предоставлять оружие Украине или даже разрешить третьим странам делать это, используя аргумент, что это может послужить толчком к войне с НАТО.
Кроме того, несмотря на широкое признание ключевой роли тактического ядерного оружия в российской военной доктрине, политика ядерного сдерживания, потенциал и процессы принятия решений в НАТО атрофировались из-за предпочтения рассматривать ядерное применение как «немыслимое». Это очень опасное предположение в то время, когда Россия уделяет много внимания и ресурсов возможности применения ядерного оружия, а также широко использует ядерную риторику для запугивания Запада.
Подготовка стран НАТО к потенциальному конфликту с Россией не может основываться на предположении, что он не произойдет
Оборона стран НАТО не должна быть заложником интерпретации статьи 5. Объединенные экспедиционные силы — коалиция 10 государств Северной Европы, разделяющих схожую точку зрения на угрозу со стороны России, — представляют собой образец организации сотрудничества, которая может ответить на агрессию Москвы, не полагаясь на поддержку каждого члена альянса. И существование НАТО не исключает возможности создания подобных региональных оборонительных союзов, приспособленных к специфике угрозы, которая варьируется по всей Европе.
Присутствие войск союзников по НАТО в прифронтовых государствах является необходимым элементом сдерживания Москвы. До сих пор для сдерживания нападения было достаточно таких инициатив, как «усиленное передовое присутствие» в странах Балтии и Польше, поскольку устранялся элемент сомнения в том, ответят ли другие союзники по НАТО. Но после вторжения в Украину ситуация требует передового развертывания сил, значимых как в военном, так и в политическом отношении, чтобы сдерживать Москву, и отказа от попыток сдерживания исключительно методом экономических санкций. В целом оборонительные приготовления НАТО должны быть ответом на реальные действия России, чьи враждебные намерения больше не вызывают сомнений, а передовое присутствие НАТО на восточном фланге должно стать надежной передовой оборонительной позицией.
Миф 3: Россия начинает военные авантюры, чтобы отвлечь население от внутренних проблем
Это объяснение, известное как «теория отвлекающей войны» — является, пожалуй, самой известной теорией, связывающей внутреннюю политику и международные конфликты, и остается часто цитируемым объяснением того, почему Кремль принимает решения о применении военной силы. Оно стало доминирующим для объяснения того, каким образом в Кремле принимают внешнеполитические решения. Такие аргументы появляются в СМИ и научном анализе в разных формах, включая утверждения, что Кремль «использует реваншизм для укрепления внутренней поддержки».
На самом деле использование Россией военной силы, как правило, мотивируется геополитикой. В ноябре 2013 года рост цен и замедление экономического роста привели к тому, что рейтинг общественного одобрения Владимира Путина упал до 61% — самого низкого уровня с момента его прихода к власти. Однако в марте 2014 года, когда Кремль ввел войска в Крым, рейтинг одобрения Путина быстро вырос до 80%. Аннексия Крыма Кремлем, действий президента в условиях кризиса и его способности восстановить престиж России на мировой арене вызвали всплеск поддержки. В июне 2015 года одобрение действий президента достигло 89%.
Поэтому неудивительно, что в конце 2021 года, когда Москва вновь наращивала свои силы на границе с Украиной, многочисленные оценки сосредоточились на внутреннем положении Путина как на ключевом факторе, определяющем мотивацию его решений. Большинство утверждало, что Путин провоцирует конфликт с Украиной, чтобы отвлечь внимание от своей падающей популярности. Многие на Западе предположили, что Путин угрожает Украине, потому что «он просто хочет вернуть себе часть популярности, которую он потерял из-за COVID, коррупции и ухудшения экономики».
Положение Путина внутри страны не является предсказателем использования Россией военной силы за рубежом. Во-первых, практически невозможно определить, как такой авторитарный лидер, как Путин, оценивает собственную безопасность на своем посту. Даже когда рейтинг общественного одобрения Путина падает, репрессии и отсутствие реальных альтернатив ему не позволяют понять, действительно ли Путин чувствует себя неуверенно.
Автократы с высокой степенью персонализации всегда склонны к паранойе
Они часто получают неполную или недостоверную информацию от своих советников. Поэтому показатели общественной поддержки дают мало представления о чувстве безопасности лидера и являются ненадежной линзой, через которую можно оценить принятие решений Кремлем.
Популярность Путина может падать, не вызывая конфликтов. Так, общественная поддержка президента начала снижаться в 2019 году после повышения пенсионного возраста и стагнации уровня жизни. Однако Россия устроила военный конфликт только через два года, что показывает, насколько неточным индикатором является рейтинг общественного одобрения Путина.
И наоборот, военная сила применялась, когда общественное одобрение Путина было высоким (ввод войск в Сирию в сентябре 2015 года). Агрессивная внешняя политика Кремля не коррелирует с общественной поддержкой правительства, и это опровергает аргумент об «отвлекающей войне».
Как показывает история, Кремль применяет военную силу, чтобы избежать геополитических потерь. В 2008 году Россия действовала, чтобы предотвратить вступление Грузии в НАТО. Она вторглась в Украину в 2014 году, чтобы не дать Киеву выскользнуть из орбиты России на фоне перспектив более тесной евроатлантической интеграции. В Сирии в 2015 году Кремль стремился предотвратить то, что он рассматривал как попытку США свергнуть государство-клиент, с которым у России были исторические связи. А в 2021 году Путин направил российские войска в Казахстан под эгидой Организации Договора о коллективной безопасности, чтобы предотвратить протесты против падения соседнего авторитарного режима. В каждом из этих случаев Кремль считал, что ставки высоки, и поэтому был готов пойти на больший риск и применить военную силу, чтобы избежать потенциально негативного геополитического результата.
Вторжение в Украину в феврале 2022 года тоже не было связано с заботой Путина о внутренней популярности, а скорее было вызвано его желанием не допустить выхода Украины из орбиты России.
Тот факт, что Кремль не использует зарубежные конфликты для отвлечения внимания от ослабевающей поддержки, не означает, что внутренние факторы полностью отсутствуют в расчетах Кремля при принятии внешнеполитических решений. Во-первых, создание Путиным вымышленных внешних угроз — особенно в отношении США и НАТО — было важным элементом его стратегии выживания. Действительно, запугивание населения мнимыми угрозами и врагами —ч это испытанная и верная тактика многих авторитарных лидеров, которые используют его, чтобы отвести от себя вину за внутренние проблемы и оправдать репрессивные меры.
Однако чрезмерный акцент на внутренней поддержке Путина как движущей силе принятия решений мешает политикам и аналитикам предвидеть российскую агрессию, поскольку это неточный индикатор времени потенциального конфликта. Более того, этот миф не только не дает подтверждения тому, когда Кремль с наибольшей вероятностью применит силу, но и не позволяет понять, где Кремль будет наиболее готов это сделать.
Российская внешняя политика не определяется популярностью Путина. Даже если бы президент чувствовал себя в полной безопасности в своей стране, его агрессивная тактика не изменилась.
Правильная политика Запада должна исходить из того, что угроза применения Россией военной силы не ослабнет со временем. Возможно, российские возможности будут временно ограничены западными санкциями, экспортным контролем и военными потерями в Украине, но Москва сохранит намерение угрожать интересам национальной безопасности США и Европы. Поэтому США и Европа должны предпринять шаги по обновлению своего понимания природы российской угрозы.
Учитывая вероятность того, что Украина — не последняя цель Путина, США и их союзники не могут позволить себе недооценить российскую угрозу или отложить Россию на второй план после того, как боевые действия в Украине прекратятся. Вместо этого США и их союзники должны сделать стратегический и бюджетный выбор, который должен отражать реальность того, что российская военная машина может быть подбита на этой войне, но никак не выведена из строя.
