Та самая камера со скрипучей железной дверью. Та же шконка, которую мне любезно забронировали сотрудники. На стене знакомые надписи с именами арестантов. Те же лица дежурных, которых я помню по именам и которые встречают меня как старого друга. Та же улыбчивая конвоирша Алена, чей игривый маникюр так странно сочетается с болтающимся на поясе наручниками.
Да и ощущения у меня во многом похожи на те, что я переживал в этой камере три года назад. Осталось 8 суток — выйду ли на свободу? Или встретят у ворот, снова автозак и обратно в камеру? Пахнет ли уголовным делом или это засорилась канализация? Ждать ли гостей из Следственного комитета?
Сейчас, конечно, более мрачно.
В 2019 году мы ломали голову, как добиться регистрации на выборах независимых кандидатов. Сейчас все мысли о том, сколько людей погибло на войне. Тогда сажали за бумажный стаканчик, брошенный в омоновца. Сейчас тебя могут забрать за слова «нет войне», а по ТВ всерьез рассчитывают подлётное время ядерных ракет до Лондона и Парижа.
Кажется, дед в Кремле совсем обезумел и лишил нас всех будущего. Черт возьми, это мой тринадцатый административный арест за последние 10 лет. Почти полгода в таких вот камерах лишь за то, что хочу жить в свободной стране и не хочу войны. В среду мне исполнилось 39 лет, и 22 из них правит Путин. Всю мою взрослую жизнь!
Знаю: хочется опустить руки. Но — нельзя. Это наша с вами страна, другой у нас нет; надо бороться. И надо помнить, что самая темная ночь — перед рассветом.