Когда человек оказывается в тюрьме, то он начинает о многом задумываться. Это нормально. Задумывается о жизни: о том, что в ней было, что делал правильно, что нет. И это нормально. А бывает так, что в тюрьме человек начинает думать о смерти. Не в том смысле, чтоб свести счеты, а о том, что она была совсем возможно рядом, дышала в затылок, но отступила. Исчезла. Ушла. И я не исключение: только оказавшись в «Лефортово», я вспомнил, достал из «подвалов» памяти два момента из своей жизни, на каждом из которых эта самая жизнь и могла закончиться. Но! Не закончилась — иначе не писал бы сейчас.
Оба случая связаны с детством, причем довольно ранним. Мне было тогда лет пять, может чуть больше. Лето. Дача. Жарко. Озеро. «Звездный городок». Купаться пошли с отцом вдвоем — не помню, почему пошли вдвоем, но помню что пошли исключительно из-за моего нытья: и тогда я умел (не нытьем, так катаньем) добиваться нужного мне результата. Добился. Пошли. Доехали на велосипеде (отцовской «Украине»), пошли купаться. Папа сразу предупредил, чтоб в воду далеко не заходил — именно не заходил, поскольку плавать я тогда не умел от слова совсем. Ну, я барахтался, барахтался… В общем, в какой-то момент надоело. Что тут ловить у берега-то, подумал я. И потихоньку начал движение вглубь озера. Отец лежал на берегу, я, разумеется, ничего ему не сказал и полз потихоньку в воду — по колено, по пояс, по плечи. И тут дно ушло из-под ног. Ну как ушло? Оно, конечно, было, но ногами я его достать не мог. И плавать не умею. И дышать под водой тоже. В общем и целом, ситуация сложная, но не критическая, думал я. Надо только достать до дна, а там уже можно на берег пешком выйти.
С этой мыслью я и пошел на дно. Отчетливо, спустя столько времени, помню, что сквозь толщу воды видел солнце — не такое яркое, но слепящее по-прежнему. Дышать было нечем. Желание жить — было. Я вдохнул… И в этот момент чья-то рука потащила меня наверх. Отец вытащил сначала на поверхность, потом уже на берег. Помню, как долго кашлял водой и в носу осталась неприятная резь. Помню, тогда увидел, что у отца — взрослого мужчины, офицера — руки ходят ходуном. Он задал один вопрос: «А если бы не успел?»
Домой доехали быстро, история как-то забылась. Но в неизвестных водоемах я больше не купался.
Второе столкновение с «костлявой» произошло где-то на рубеже 5–6 лет: тогда, правда, обошлось без воды. Это произошло дома. В квартире. На третьем этаже пятиэтажки, если уж совсем точно. Был вечер — или послеобеденное время, уже точно не скажу. Я сидел на диване в проходной комнате. Папа на работе, мама на кухне готовит, сестра в соседней комнате делает уроки, бабушка — рядом, читала, кажется. А я смотрел телевизор. И ел виноград. Ни одно из этих действий само по себе не страшно и не влечет никаких последствий, если только ребенок делает все спокойно и последовательно. Я, к сожалению, ни первым, ни вторым похвастаться не мог. В какой то момент из положения «полулежа» я решил вскочить с дивана — и оказался в положении «стоя». Возможно, впечатлившись увиденным, возможно, по еще какой-то причине. Фатальная ошибка заключалась в том, что виноградину я не успел разжевать. И она прямиком отправилась в горло, где и застряла!!!!
Прошло без малого лет тридцать, а я до сих пор помню это чувство: когда ты хочешь сделать вдох, но не можешь. Просто не получается. Вроде делаешь как обычно, но результат не тот. То есть его вообще нет. Как-будто разом разучился дышать. В глазах снова начало темнеть. Бабушка растерялась. Да и я тоже… А сестра — нет. Не знаю, как она оказалась рядом тогда, когда это было нужно, только помню удар по спине со всей силы (не стоит говорить, что это стратегически и в корне неверный способ, она с этим тоже сталкивалась впервые). Виноградина летит в стену, я делаю вдох — ну, думаю, хоть дышать не разучился — и сажусь на диван. Удар, надо признаться, был хороший, но меня поразило не это. Тогда я впервые увидел, что моя сестра, которую я считал врединой, которой портил тетрадки и дневники, с которой ругался и на которую жаловался и ябедничал родителям — испугалась.
Про ту историю тоже как-то не вспоминали долгое время.
К чему я, собственно, это рассказал? Сейчас, когда меня спрашивают: «Страшно ли сидеть в тюрьме?» — я могу ответить: тонуть в незнакомом месте и давиться виноградом страшнее.