С начала боев в Украине, по данным правозащитников, Роскомнадзор заблокировал 181 СМИ в России, 21 издание прекратило работу, а число попавших под «цензурные санкции» — блокировки, дела о «фейках» — постоянно растет. В Роскомнадзоре рассказывали, что заблокировали с 24 февраля больше 1177 ресурсов (в том числе иностранных. — NT) и 117 тысяч фейков о «спецоперации», действиях российской армии, потерях. О «военной спецоперации» можно писать только в официальном ключе — так, как это изложено на сайте Министерства обороны РФ. Мало этого: некоторая информация даже из официальных источников признана гостайной — например, данные о погибших солдатах.
Государственная тайна
С 24 февраля многие региональные команды начали публиковать списки погибших — это хоть как-то помогало оценить потери России в Украине, дать читателю хоть какую-то информацию кроме сводок Минобороны. Тем более, что Минобороны лишь дважды за четыре месяца войны сообщало о потерях: по данным на 25 марта — погибли по официальным данным 1 351 человек. Расследователи BBC на 23 июня подтвердили гибель 4 010 военных в Украине. Региональные издания опирались на данные местных администраций, которые время от времени сообщали о «героях спецоперации», плюс — сообщения родственников погибших, соседей — все же живут бок о бок или знают друг друга через одно-два-три рукопожатия.
Пришел на планерку и так и сказал: если информация про Украину есть на сайте регионального правительства — ставьте хоть на первую полосу. А если кто-то что-то говорит — родственники, друзья — нет
Но тут в дело включились суды. 6 июня Светлогорский городской суд Калининградской области признал список погибших, размещенный на псковском 60.ru, запрещенной к распространению информацией. Суд пришел к выводу, что это сведения, «раскрывающие потери личного состава в военное время, в мирное время в период проведения специальных операций». И они относятся к гостайне, добавили в суде. На 60.ru страницу тут же удалили.
Судебный прецедент был создан, и десятки региональных СМИ начали удалять уже опубликованные списки погибших, которые они по крупицам собирали из редких официальных сообщений и соцсетей. Как писала «Роскомсвобода», подобные данные за один вечер пропали с ресурсов Самары, Екатеринбурга, Новосибирска, Омска, Красноярска, Краснодара и других городов.
Светлана П. (имя изменено по просьбе собеседницы. — NT) работает в крупном региональном СМИ в Хабаровском крае. По ее словам, владелец издания еще до судебного решения решил «подстраховаться» и сказал, что без официальных подтверждений — никаких данных о погибших.
«Пришел на планерку и так и сказал: если информация про Украину есть на сайте регионального правительства — ставьте хоть на первую полосу. А если кто-то что-то говорит — родственники, друзья — нет. Один раз у нас вышел материал на обложке газеты — о награждении вернувшихся из Украины. И на фотографии от пресс-службы регионального правительства или Росгвардии, одобренной руководством, было видно: сколько наградили, а сколько посмертно. Но не думаю, что многие так же тщательно в нее вглядывались», — рассказывает Светлана.
Новая реальность
Андрей Затирко возглавлял красноярский ngs24.ru и новосибирский ngs.ru (ресурсы входят в «Городские порталы» Shkulev Media Holding. — NT). Сейчас он уехал из России и присоединился к команде медиа «Популярная политика», созданного соратниками Алексея Навального.
Говоря о причинах своего увольнения, за которым и последовала эмиграция, он сказал, что «в стране фактически введена военная цензура».
публикации по сбору денег для армии определенное недовольство у региональных властей вызывают
«На позиции главного редактора регионального медиа, кажется, можно найти какие-то окна возможностей для работы, но про войну в Украине, конечно, придется или не говорить, или говорить только в одобренном властями ключе и одобряемыми словами», — написал он.
О своих последних месяцах работы он рассказал следующее: «Потери публиковать можно, но для этого нужно официальное подтверждение властей — хотя бы пост в соцсети от администрации района. Написать, скажем, со слов родственников нельзя — могут расценить как фейк и заблокировать».
И такая ситуация, говорит журналист, и в Новосибирске, и в Красноярске, и в Чите, где он работал до «Городских порталов». Такая же она и в Хабаровском крае. По оценкам Затирко, сейчас списки погибших почти никто не публикует — за исключением разве издания «Люди Байкала». Они собрали уже 200 имен погибших только из Бурятии и Иркутской области.
Как рассказала недавно проекту «Грибница» редактор «Людей Байкала» Ольга Мутовина, Роскомнадзор заблокировал сайт по требованию Генеральной прокуратуры еще 16 апреля. Но журналисты продолжают публиковать репортажи с похорон военных, интервью с близкими погибших и другие материалы о войне.
«Просмотры и донаты после этого (блокировки. — NT) не упали, а выросли. Многие люди в России поставили VPN. Кроме того, нас читают из-за границы. Информация о том, что происходит в России, востребована. Здесь осталось мало независимых медиа. Почти четыре месяца мы живём каждый день как последний. Какое-то время боялись репрессий. Но невозможно бояться постоянно. Страх мешает жить. Мы решили, что несмотря ни на какие риски (они известны), будем продолжать свою работу», — добавила Мутовина.
Андрей Затирко обращает внимание еще на одну реалию сегодняшней медиа-жизни в России: «Про экономические последствия спецоперации можно писать вполне спокойно, никаких санкций за это не было ни у кого. А вот публикации, которые прямо указывают на спродюсированность поддержки («спецоперации»), особенно по сбору денег для армии, определенное недовольство у региональных властей вызывают. Я говорю о случаях, когда СМИ подсвечивают, что на предприятиях или в коллективах добровольно-принудительно собирают деньги на войну. В целом все уже почти научились жить в новой реальности — в ней нет войны в Украине, но есть экономические трудности и «грузы-200». По лентам местных СМИ это видно».
От цензуры до репрессий
В Астрахани тоже более чем заметна цензура в местных медиа. Активистка Марина Миталева рассказала, что в начале в СМИ еще звучало слово «война», но теперь все пишут «чисто как надо».
у нас об увольнениях не принято громко говорить — вдруг потом на работу никуда не возьмут
Что касается развлекательных медиа, то их контент, по словам собеседницы, не сильно изменился. «В соцсетях первое время и журналисты, и просто горожане постили антивоенные лозунги. Но когда вышли все эти законы — люди страницы почистили», — рассказывает она.
При этом в городе были несогласные с новой повесткой журналисты. Но от таких предпочитали избавляться.
«В Астрахани уволили сотрудницу одного из каналов — из-за антивоенного поста в Instagram. Был журналист Максим Коротченко — он опубликовал в феврале фотографию антивоенного пикета, ее подхватили местные паблики, СМИ. После — его уволили, а издания, опубликовавшие его пост, заметки удалили. Сам журналист уехал из России. Также с началом войны заменили редактора местного телеканала на очень идейно выверенного человека — явно не случайная замена. Вообще, у нас об увольнениях не принято громко говорить — вдруг потом на работу никуда не возьмут, — продолжает Марина. — Но по сути, в Астрахани давно нет независимой журналистики. Что-то оппозиционное пишут «Кавказ.Реалии»* и «Кавказский узел»*, остальные — полностью провластные медиа. Только сейчас эта цензура вылилась в репрессии против сотрудников».
Остаться людьми, но какими?
Пропаганда, работа которой с начала войны вышла на новые обороты, свое дело знает. По словам Марины Миталевой, в городе есть несогласные, а вот оголтелых поклонников путинской военной операции не так много. Однако если спросить у человека на улице, поддерживает ли он «военную спецоперацию» в Украине, он ответит «да».
от обсуждения проблем с цензурой многие отказываются: «нет времени об этом рассуждать», «мне здесь еще работать», «все как всегда»
Похожая ситуации и в Хабаровском крае. Редкие активисты выходят на пикеты, пишут антивоенные посты. В городах появляются машины с буквами Z, люди в коллективах обсуждают, что «все не так однозначно». А среди коллег Светланы П. сопротивленцев официальной позиции по Украине не оказалось.
«Вообще, у нас в коллективе люди «не понимают» даже, почему Spotify, Nike и другие компании ушли из России. Злой мем «А что-то случилось?» подходит к доброй половине журналистов. Одну коллегу недавно волновало, что арабику перестанут ввозить. Пыталась спросить у нее, понимает ли она, почему арабики не будет и почему цены хоть с арабикой, хоть с чем растут в России? Но она сказала, что это все санкции. Продолжить логическую цепочку к причинам санкций она не смогла, — говорит Светлана. — Еще был случай. Коллега вроде бы не поддерживает войну, но рассказала, что все ее братья участвуют в путинской «спецоперации». На замечание о том, что они едут туда убивать людей непонятно для чего, она очень удивилась. Пыталась оправдаться, что они настраивают связь или еще что-то в этом роде. А потом перешла в наступление: «Неужели ты считаешь, что все мои братья убийцы?» Так что, думаю, вообще цензура мало волнует людей, в том числе и добрую половину работников региональных СМИ».
Сразу несколько собеседников из СМИ в нескольких регионах от обсуждения проблем с цензурой и вовсе отказываются: «нет времени об этом рассуждать», «мне здесь еще работать», «все как всегда». Кто-то говорит, что перешел в пиар и за своими бывшими коллегами больше не следит. А один руководитель целой сети региональных печатных и онлайн медиа-франшиз сказал, что «главное — чтобы мы остались людьми, какими есть — но людьми». По его словам, про Украину он не разговаривает вообще ни с кем, сразу пресекает такие беседы. С читателями — тоже.
*«Кавказ.Реалии» и «Кавказский узел» Минюст России признал «иностранными агентами».
