Майкл Кофман, CNA, США , Роберт Ли, King’s College, Великобритания
Вторжение России в Украину стало весьма неудачной военной операцией, в основе которой лежали ошибочное предположение о легкой победе, недостаточная подготовка и плохое планирование и применение вооруженных сил.
Предварительные планы редко переживают первый контакт с противником, и военные всегда должны адаптировать свои планы. Но стратегический выбор структуры вооруженных сил может оказаться решающим. Структура вооруженных сил может многое сказать и о них самих, и о том, какие войны их командиры планируют вести, и как они планируют их вести.
Некоторые из наиболее значительных проблем, с которыми сталкиваются российские вооруженные силы в Украине, являются результатом сознательного выбора и компромиссов. В настоящее время российские вооруженные силы испытывают нехватку живой силы — особенно пехоты. Российские военные также пошли на компромисс, проводя лишь частичную мобилизацию. Российская армия была оптимизирована для проведения короткой агрессивной войны, но при этом не имеет возможности вести долгую конвенциональную (то есть без применения ядерного оружия. — NT) войну, имея в своем распоряжение силы, предназначенные для мирного времени. Сейчас российские вооруженные силы вынуждены вести военные операции в Украине и одновременно пытаются провести частичную мобилизацию, чтобы предотвратить значительное ухудшение ситуации на поле боя.
ЛУЧШЕЕ ИЛИ ХУДШЕЕ ИЗ ДВУХ МИРОВ?
Чтобы понять, почему это произошло с одной из крупнейших армий в мире, мы должны начать с изучения основных компромиссов, сделанных в российском военном дизайне. Последовательные российские военные реформы с момента распада Советского Союза стремились отказаться от старой мобилизационной армии с большим количеством призывников, консолидируя формирования и технику, превращая громоздкое советское наследство в меньшие по численности постоянные силы.
Российские вооруженные силы состояли в основном из призывников, которых призывали дважды в год, и контрактников, которые считались «профессионалами-срочниками» и которые добровольно подписывали контракт на несколько лет службы. Россия сосредоточилась на том, чтобы сделать контрактников основной частью своих вооруженных сил. Так же, как и Соединенные Штаты, Россия пришла к пониманию, что меньшая по численности, но лучше оснащенная и обученная армия может справиться с целым рядом конфликтов. Этот процесс происходил в основном между 2008 и 2012 гг.
Начиная с 2013 г. российские военные свернули некоторые из этих реформ — не только потому, что некоторые из них оказались глубоко непопулярными, но и потому, что силы считались слишком маленькими для региональной или крупномасштабной войны против превосходящего противника. Поэтому в сухопутных войсках была принята смешанная структура, с дивизиями и бригадами, что увеличило общую численность сил.
Подход к комплектованию бригад и дивизий был одинаковым. Россия перешла к частично мобилизованным силам, надеясь получить лучшее из двух миров: больше сил и техники, сокращение штатов и расходов, плюс способность генерировать значительную боевую мощь по первому требованию. Военные стремились иметь силы высокой готовности в рамках старого советского подхода к крупным формированиям, требующим определенной степени мобилизации. Военные также пытались примириться с тем, чтобы держать в армии около 250 000 призывников, при их общей низкой пригодности к военным операциям и политических ограничениях на их использование в конфликтах.
В конце концов российские военные приняли структуру сил, которые могли развертываться как в виде батальонных тактических групп (БТГ), так и в виде целого формирования, такого как полк или бригада. БТГ представляли собой организованные по задачам общевойсковые части, сосредоточенные вокруг маневренного батальона в составе полка или бригады. Ожидалось, что они будут обладать повышенной готовностью в плане техники и живой силы и будут способны развертываться по первому требованию.
Эти формирования состояли из пехоты, бронетехники, артиллерии и вспомогательных средств. Батальонная тактическая группа не была новой разработкой, но она стала мерилом в российских вооруженных силах для оценки готовности и способности создавать подразделения по первому требованию. В теории это обеспечивало гибкость, хотя как это будет работать на практике в больших масштабах, оставалось только догадываться. Как хорошо показала эта война, то, что военные могут сделать с 10 батальонами в ограниченной войне, не обязательно может быть воспроизведено с более чем сотней в сложной, крупномасштабной военной операции.
Что это дало на практике? Силы повышенной готовности — российские сухопутные формирования (включая воздушно-десантные войска и морскую пехоту) оказались укомплектованы где-то на 70-90%. Следовательно, бригада численностью 3500 человек в мирное время могла иметь всего 2500 человек. Если учесть, что призывников в подразделении могло быть не более 30%, то это означает, что не более 1700 человек были пригодны к развертыванию. Если же не было достаточного количества контрактников, чтобы составить две батальонные тактические группы, то реальная численность еще уменьшалась.
Командование оперативного уровня в России на поле боя обычно представляет собой общевойсковую армию. Армии состоят из бригад, дивизий и вспомогательных частей, которые назначаются военным округом. Армии варьируются по размеру, но в итоге получилось так, что ряд этих соединений имел постоянную численность ближе к 1,5-2 бригадам. Воздушно-десантные дивизии на практике также имели пониженную укомплектованность относительно разрешенного уровня конечной численности. Со временем силы рассредоточивались (по линии фронта) все более и более тонко. В итоге техника была, а людей не было.
Российские военные не располагают достаточной численностью солдат и офицеров, чтобы легко корректировать или восстанавливать силы, если значительная часть боевой мощи увязнет в войне.
Российские вооруженные силы хорошо подходят для коротких военных кампаний, для которых определяющим является интенсивное использование артиллерии. С другой стороны, они плохо приспособлены для длительной оккупации или изнурительной войны на истощение, которая потребует применения значительного количества сухопутных войск. И это именно та проблема, с которой они столкнулись.
Командование исходило из того, что в случае кризиса с НАТО политическое руководство санкционирует мобилизацию для насыщения и развертывания хорошо укомплектованных соединений.
Так называемая «спецоперация» Путина на деле означала начало большой войны в Европе, против второй по величине страны, с силами, действующими на уровне комплектования мирного времени. Путин предполагал, что Украина быстро сдастся, и операцию по смене режима можно будет провести без необходимости планировать и организовывать большую войну. В результате он потерпел фиаско, которое будут изучать следующие десятилетия.
ПЕРЕСМОТР КОНЦЕПЦИИ БАТАЛЬОННОЙ ТАКТИЧЕСКОЙ ГРУППЫ
После вторжения России в Украину в 2014 и 2015 гг. российские военные отдали приоритет БТГ постоянной готовности, укомплектованным исключительно солдатами и офицерами-контрактниками. С 2016 г. каждый полк или бригада должны были иметь возможность сформировать две БТГ, в которых будут только офицеры и контрактники, в то время как солдаты срочной службы составят третий батальон. На практике ситуация варьировалась в разных подразделениях в зависимости от общего уровня их боеготовности. По словам начальника Генерального штаба Валерия Герасимова, в 2016 г. в России было 66 БТГ с планами их быстрого увеличения до 96 к концу года, 115 в 2017 г. и 126 в 2018 г. Шойгу заявил, что в 2019 г. у России будет 136 батальонных тактических групп, а в августе 2021 г. — 168. В каждой из них должно было быть от 700 до 900 военнослужащих, но численность была меньше из-за того, что официальное количество БТГ быстро увеличивалось, а число солдат, служащих по контракту, вышло на плато, и цифра ежегодного призыва оставалась практически неизменной в течение последних четырех лет.
Российские военные поставили цель достичь 425 000 контрактников к 2017 г., а позже — 499 200 к 2019 г. Вместо этого, по словам российских чиновников, численность достигла 384 000 в 2016 г., 394 000 в 2019 г. и 405 000 в 2020 г., и это был последний раз, когда цифра была обнародована. Поскольку Министерство обороны продолжало публиковать одни и те же цифры военнослужащих по контракту несколько лет подряд, стало очевидно, что они, вероятно, снижаются. Разница между официальными цифрами и фактическим уровнем комплектования по контракту стала предметом дебатов среди западных аналитиков.
Похоже, что российские вооруженные силы достигли плановых показателей путем сокращения численности личного состава в каждом батальоне, включая численность в каждой роте, что оказало значительное влияние на операции в Украине. У этого решения было два важных результата.
Во-первых, наступательные маневренные формирования России, предполагающие примерно 125-130 батальонных тактических групп, как свидетельствуют официальные американские источники, на практике оказались гораздо меньше по реальной численности. Общая численность этих сил составила примерно 80 000 человек, не считая вспомогательных и других поддерживающих соединений (общая численность сил, скорее всего, превышала 100 000 человек).
Во-вторых, эти формирования были в значительной степени ориентированы на артиллерию, бронетехнику, поддержку и вспомогательные средства, а не на мотострелковую пехоту и наличие мобильных подразделений. Это сильно повлияло на способность России действовать в городской местности, поддерживать бронетехнику с помощью пехоты и контролировать местность. Также наблюдалась нехватка ключевого персонала, от помощников до логистов, и силы были гораздо более слабыми, чем многие предполагали.
На основании захваченных документов, опубликованных Украиной, и достоверных списков личного состава, которые, судя по всему, были получены посредством хакерских атак, российская армия решила изменить организационную структуру мотострелковых подразделений, сократив численность личного состава. Новая таблица организационной структуры для мотострелковых батальонов выглядит примерно так: около 345 человек вместо 539/461 человека в мотострелковых батальонах. Однако даже при таком уменьшенном штатном расписании многие российские батальоны, по всей видимости, укомплектованы на 2/3 или 3/4, часто имея всего 230-280 солдат. Новая штатная численность мотострелковой роты составляет примерно 75-76 человек, и не 101 или 113, как раньше, и всего по 22 человека на взвод. Предыдущие мотострелковые взводы состояли из 30-32 человек с тремя отделениями по восемь или девять человек и штабом взвода.
Новый мотострелковый взвод имеет три отделения по семь солдат без штаба взвода. Только командир взвода не входит в один из отрядов, а первый отряд возглавляет заместитель командира взвода. Отряд из семи человек означал бы, что каждая машина БМП или БТР имела четырех солдат на броне плюс экипаж из трех человек. Но многие из этих эскадронов имеют только пять или шесть солдат. На практике это означает, что во многих российских мотострелковых соединениях достаточно солдат только для управления машинами, но не для пешего боя. Действительно, бывали случаи, когда российские БТР и БМП имели только экипаж из трех человек, без всяких солдат на броне.
С учетом приданных подразделений размер многих из этих батальонных тактических групп, базирующихся вокруг мотострелкового батальона, составляет от 400 до 600 человек, что намного ниже цифры в 700-900 человек, о которой сообщали российские официальные лица. Например, два батальона, развернутые на Украине из 138-й мотострелковой бригады, как сообщается, имели 310 и 226 человек, а БТГ, сформированные из этих батальонов, имели 666 и 499 человек соответственно. Захваченные документы указывают на то, что это проблема для подразделений из различных военных округов: Южный военный округ, похоже, лучше всего укомплектован, но и у него есть проблемы.
Также существует значительный разброс в размерах БТГ, развернутых на Украине. Некоторые из них насчитывают 900 человек, но многие вдвое меньше, что означает, что регулярно публикуемые или обновляемые различными оборонными чиновниками цифры имеют относительно небольшое значение или вообще не имеют значения при оценке наземной боевой мощи России в Украине. На практике численность батальонных тактических групп могла варьироваться от 350 до 900 человек, а некоторые подразделения развертывались не как батальонные тактические группы, а как целые полки со своими штабными подразделениями.
В этих случаях артиллерия и другие полковые или дивизионные средства не всегда придавались батальонным тактическим группам, что еще больше уменьшало размер этих подразделений. Большое количество убитых в Украине командиров полков и бригад свидетельствует о том, российские подразделения воюют как полки или бригады, а не как независимые БТГ. Другая причина разброса в цифрах заключается в том, что бригады и полки могут выступить с одной БТГ, но второй БТГ часто не хватает, что свидетельствует о нехватке живой силы.
ГДЕ ПЕХОТА?
Другая проблема заключается в том, что БТГ с большим количеством солдат имеют большую долю вспомогательных подразделений, таких как артиллерия, ПВО, инженеры или радиоэлектронная борьба (РЭБ). В зависимости от задачи, эти другие дополнительные средства важны, но меньшая доля маневренных рот к вспомогательным средствам означает, что эти формирования менее способны к маневру или захвату местности. БТГ, сформированные из танковых батальонов, обычно имеют меньше личного состава, потому что танковые батальоны имеют только таблицу организации из 151 человека, поэтому они в реальности еще меньше из-за уменьшения мотострелкового компонента. Похоже, что российская армия также изменила схему организации и оснащения танковых полков, в некоторых случаях сократив мотострелковый батальон до одной роты. Это означает, что танковый полк не может сформировать две полноценные БТГ, так как каждая танковая БТГ должна иметь, по крайней мере, одну мотострелковую роту. Как пример, в 1-м танковом полку 2-й мотострелковой дивизии России имелась только одна мотострелковая рота численностью 70 человек, что явно недостаточно.
В итоге, российские военные развернули маневренные соединения с небольшим количеством пехоты, но при этом привели с собой много бронетехники.
Эта ситуация напоминает те проблемы, с которыми российские войска столкнулись в Грозном в 1995 году: тонны металла и мало живой силы. Российские танковые подразделения нуждаются в поддержке пехоты, и пехота имеет решающее значение при ведении боевых действий в городских условиях, захвате или удержании местности. Танки и бронетехника уязвимы без пехоты, которая защищает их в том числе от противотанковых групп. Привлекая минимальное количество пехоты, мотострелковые батальоны страдают от тех же уязвимостей, что и танковые подразделения.
Превышение количества бронетехники над солдатами во многих российских подразделениях также, вероятно, объясняет большое количество брошенных машин в начале войны. Отсутствие мотострелковых войск помогает объяснить и плохие результаты многих российских танковых подразделений, которые были уязвимы для засад легких украинских противотанковых групп, вооруженных противотанковыми орудиями Javelin, NLAW и Stugna-P. Проблема усугублялась потерями среди пехотных частей в первые несколько недель войны.
Тяжелые потери, понесенные воздушно-десантными подразделениями под Киевом в районе Бучи, Ирпеня и Гостомеля, частично могут быть результатом недостатка пехоты. Россия компенсирует нехватку пехоты в мотострелковых подразделениях, опираясь в значительной степени на свою морскую пехоту, а также на силы сепаратистского ополчения, которые вели большую часть боев в Мариуполе. Возможно, российская морская пехота, являющаяся небольшим компонентом вооруженных сил, была самым результативным элементом сухопутных войск, но она также понесла тяжелые потери. Мобилизованные бойцы ополчения из Донецка и Луганска также были переброшены в регионы за пределами Донбасса, а группы из ЧВК Вагнера, как сообщается, сыграли решающую роль в боевых действиях. Действительно, справедливо задаться вопросом, являются ли некоторые отряды Вагнера и сепаратистские подразделения постоянной готовности на самом деле более элитными и способными, чем регулярные российские мотострелковые подразделения.
Россия также компенсировала проблему нехватки пехоты за счет развертывания подразделений Росгвардии для выполнения функций легкой пехоты. В их состав входили подразделения спецназа, похожие на полицейский спецназ, и ОМОН. Хотя Росгвардия является военизированной организацией, ее подразделения не обучены и не экипированы для обычной войны, и многие бойцы Росгвардии вторглись в Украину на грузовиках ОМОНа практически без брони. На данном этапе российские военные пытались восполнить недостаток живой силы любыми способами, как только можно, особенно для того, чтобы восполнить дефицит пехоты по отношению к технике. группами, которые затем понесли основные потери.
Некоторые проблемы российской армии были известны аналитикам и раньше, другие стали очевидны только сейчас. Причины тому в частности в том, что некоторые изменения и сокращения произошли относительно недавно, вероятно в течение последних трех лет, а части российских вооруженных сил систематически завышали боеготовность. Но высшее военное руководство могло не знать, насколько существенна проблема, а секретность, окружающая планы российского вторжения внутри системы, лишь усугубила ситуацию, не дав времени командирам для решения проблем.
НЕХВАТКА СЕРЖАНТСКОГО СОСТАВА
Многие комментаторы делают акцент на недостатке сержантского состава как кадровой слабости российских вооруженных сил. Там есть сержанты-контрактники, но у них нет руководящей роли с ответственностью и разделением обязанностей с командирами.
Более серьезной кадровой проблемой является нехватка рядовых контрактников. Действительно, уменьшение размеров рот означает, что сержантский состав менее критичен, потому что офицеры руководят меньшим количеством солдат. Во многих случаях российские лейтенанты возглавляли взводы, которые были примерно такого же размера, что и стрелковый отряд морской пехоты США из 13 человек, которым руководил сержант. Меньшие БТГ указывают на то, что Россия не может набрать достаточное количество контрактников для надлежащего комплектования маневренных батальонов. Приоритетными назначениями для контрактников являются сержантские должности, элитные подразделения и высокотехнические специальности. Призывники не служат достаточно долго, чтобы получить достаточную подготовку по этим техническим навыкам, поэтому такие соединения комплектуются почти исключительно контрактниками.
Поскольку в российских Воздушно-космических силах, Военно-морском флоте и Ракетных войсках стратегического назначения процент технических заданий выше, они получают большую долю контрактников, чем армия. В Сухопутных войсках приоритетом является обеспечение всех сержантских должностей военнослужащими-контрактниками, а также таких назначений, как ПВО, РЭБ и других операторов оборудования.
Элитные подразделения, такие как воздушно-десантные, морская пехота, спецназ и разведывательные части, также являются более приоритетными для получения контрактников. В результате в мотострелковых батальонах не хватает рядовых контрактников, и похоже Россия решила компенсировать это сокращением численности личного состава в таких батальонах, вместо того чтобы уменьшить количество БТГ постоянной готовности. Это были не только пехотинцы.
Российские маневренные подразделения не имеют достаточного количества рядовых контрактников, которые могли бы служить водителями логистических колонн, и в итоге слишком сильно полагаются на призывниковЭто означало, что после вторжения у них возник дефицит водителей, что усугубило их проблемы с логистикой.
ПОЧЕМУ ЭТО ПРОИЗОШЛО?
Очевидно, руководство России выстраивало свои вооруженные силы исходя из того, как они должны быть организованы для борьбы с НАТО. Это привело к созданию сил с меньшим количеством пехоты и меньшими материально-техническими возможностями для поддержания наземных наступательных операций или удержания территории, но с большим количеством огневых средств и поддержки вспомогательных сил.
Это не объясняет проблем, которые демонстрируют российские вооруженные силы во множестве областей, начиная от отсутствия надежной связи и заканчивая плохой интеграцией воздушной поддержки, огня и разведки на поле боя. Существуют явные проблемы с компетентностью. Но обычные войны часто сводятся к войне на истощение, где живая сила и материальные средства со временем имеют большее значение, чем многие другие элементы. Если вооруженные силы имеют запас прочности, то они могут попытаться исправить первоначальное плохое планирование и приспособиться к новым условиях. Но у российских военных нет такой возможности, к тому же они ограничены политическими рамками этой войны.
Проблемы России с комплектованием войск говорят о том, что будущая мобилизация столкнется с серьезными проблемами. В российской армии призывников вместо централизованных школ отправляют в части, где они проходят бо́льшую часть обучения. Но в сложившихся условиях может просто не хватить офицеров и сержантов для надлежащего обучения призывников, прибывающих в настоящее время. И эта ситуация будет только ухудшаться тем дальше, чем дольше будет идти война. Сейчас Россия пытается решить проблему по частям, создавая резервные батальоны на основе офицеров и сержантов, выделенных в условный «третий» батальон, оставшийся в нынешних формированиях. Это одна из форм частичной мобилизации, но она же делает невозможным подготовку солдат для этих подразделений.
Мобилизовав значительные людские ресурсы и получив доступ к западному оружию, Украина теперь, похоже, способна выдержать эту борьбу. Российская кампания провалилась не только потому, что преследовала нереалистичные политические цели, но и потому, что план вторжения не учитывал выбор, сделанный в отношении структуры сил, и ограничения, которые они накладывали. В настоящее время России не хватает людских ресурсов ни для ротации сил на поле боя, ни для проведения дальнейших наступательных операций за пределами кампании в Донбассе.
Майкл Кофман — директор программы по изучению России в CNA и научный сотрудник Центра новой американской безопасности.
Роб Ли — старший научный сотрудник программы по Евразии Института внешнеполитических исследований. Доктор философии, специализирующийся на российской военной политике на факультете военных исследований Королевского колледжа Лондона, бывший пехотинец морской пехоты.
Оригинал: War on the Rocks