#Интервью

Петр Верзилов: «Дерзость наших акций не меняется»

01.07.2021 | Евгения Альбац, главный редактор The New Times

Политический акционист и  издатель «Медиазоны»* (признана властями РФ иностранным агентом)  Петр Верзилов  объявлен в федеральный розыск и против него возбуждено уголовное дело — несколько месяцев назад он дал интервью The New Times  

очень важно в современном мире иметь возможность совмещать несколько ролей. Про себя я бы сказал — современный художник, который занимается политическим активизмом и медиадеятельностью
Против акциониста Петра Верзилова в ноябре 2021 года было, оказывается, возбуждено уголовное дело по обвинению в сокрытии двойного гражданства. По этому поводу он объявлен аж в федеральный розыск, хотя наказание за это правонарушение — если оно было— предусматривает административную меру в виде штрафа. Все это случилось уже после этого интервью, но новый поворот в биографии Верзилова  делает этот разговор еще актуальнее.

Евгения Альбац: Сначала расскажите о себе, Петр. Кто вы?

Петр Верзилов: Сложно сказать. Мне кажется, очень важно в современном мире иметь возможность совмещать несколько ролей. Про себя я бы сказал — современный художник, который занимается политическим активизмом и медиадеятельностью. Обе части очень важные. И то, что я являюсь издателем «Медиазоны», это моя важнейшая, наверно, единственная официальная должность, которая во многом меня определяет.

Платон и Жижек

Евгения Альбац: В англоязычной Википедии о вас написано, что вы русско-канадский художник и активист...

Петр Верзилов: Это, конечно, шутка. Несмотря на наличие у меня канадского паспорта (я прожил несколько лет в Канаде и учился там в 7-8-9 классе, после чего у меня была возможность получить гражданство), я довольно слабое отношение имею к Канаде. Это прекрасная страна. Я радуюсь, когда там оказываюсь. Канадское правительство, когда случилось мое отравление, в лице премьер-министра Трюдо было одним из первых, кто меня поддерживал. Но какого-то более глубокого отношения к Канаде я не имею.

Евгения Альбац: Как вы оказались в Торонто?

Петр Верзилов: Мой папа — очень высокого уровня физик-атомщик, он занимается безопасностью атомных станций. И поскольку он такой востребованный специалист, один из лучших в мире в своей области, он в 90-х и в нулевых много работал в разных странах мира. В Японии, в Германии, в Канаде. Он выдающийся ученый в своей области. И одно из мест, куда его пригласили работать, было Торонто.

Евгения Альбац: Почему вы пошли на философский факультет МГУ?

Петр Верзилов: Когда мне было 16 лет, я увлекся философией. На тот момент — это начало нулевых, 2003 год — философский факультет МГУ был передовым местом.

Евгения Альбац: Из чего возник интерес к философии?

Петр Верзилов: Из русской литературы. Из чтения книг по современной философии. К тому же у меня был опыт жизни в разных странах. Учился в Канаде, потом 10 класс в деревенской школе в Японии, в 150 км к северу от Токио. А в 11-м классе я приехал заканчивать школу в Москву. Меня не пичкали в школе русской литературой, я ее с огромным удовольствием самостоятельно читал и изучал. Все вместе, особенно обильное чтение античной философии, Платона, философов второй половины 20-го века Жижека, Деррида, Делёза и привело меня на философский факультет.

Евгения Альбац: Но это все философы левого толка. Что Платон, что Жижек.

Петр Верзилов: Вся французская философия второй половины 20-го века достаточно левая. Как и современное французское политическое государство. И эти влияния мне были гораздо ближе, чем англо-американская континентальная философия, у которой другой политический окрас. В какой-то степени политически это меня, конечно, сформировало.

Евгения Альбац: И по сию пору?

Петр Верзилов: Да.

Пусть Владимир Владимирович Путин фотографируется с животными, которым сделали успокаивающий укол. Он это дело очень любит. Есть ощущение, что часто и людям, с которыми он встречается, делают успокаивающие уколы

Евгения Альбац: Я внимательно смотрела за вашим путешествием по Африке, потому что мне это тоже интересно. Но что меня поразило, когда я увидела вашу фотографию из Южного Судана. Вы рядом с очень черным человеком, у которого на шапке написано «Южный Судан», а у вас написано «Jesus is the way». Это же миссионерская шапка. Как мы знаем, главными колонизаторами были как раз миссионеры, которые были убеждены, что люди должны верить в то же, что они.

Петр Верзилов: В таких местах, как Южный Судан, христианство как-то гармонично переплетается с местными обрядами и верованиями. Конкретно эта кепка — плод дизайнерской мысли местных ребят. Я не видел там какого-то колонизаторского или религиозного оттенка. Некоторые из них очень формально говорят, что они христиане, некоторые индифферентны, но в целом они довольно прохладно относятся к религии, у них есть своя система обычаев, верований и представлений. И в нее христианство если и ложится, то крайне поверхностно.

Евгения Альбац: Почему вы поехали именно в Южный Судан? Это же одно из самых бедных мест на планете.

Петр Верзилов: Нам в Южном Судане было интересно достичь племен, которые живут вне обычного государственного устройства. Там можно, потратив некоторое количество сил и часов, пробираясь сложными дорогами и тропами, добраться до племен, которые довольно мало соприкасаются с современной жизнью, с государством. И колонизаторы довольно редко до этих племен добирались. Сейчас есть возможность у них побывать и посмотреть на их жизнь.

Евгения Альбац: И вам не страшно было? Вас ведь чудом там не убили?

Петр Верзилов: На самом деле проблемы в Южном Судане у нас возникли только от местных органов безопасности. А со стороны племен — нет, был очень теплый прием. Они воспринимали нас как очень интересных и непонятных путешественников.

Евгения Альбац: Мне иногда кажется, что белые идут в Африку, потому что это такая форма развлечения, в том числе сексуального: вот уже все попробовали, теперь надо посмотреть, как это бывает среди людей, которые живут в природном состоянии.

Петр Верзилов: Я бы не сказал, что у них природное состояние. У них много оружия, довольно четкое отношение к суданскому государству, к другим племенам, и т. д. Да, они используют в быту мало вещей из современного промышленного мира. Посуда и многое другое изготовляется на месте. Предельно аскетический простой уклад. Но при этом он выстроенный, у них вполне сформировавшаяся система отношения к разным явлениям, с которыми они сталкиваются — такого квазигосударственного характера.

Евгения Альбац: В вашем инстаграме из путешествия по Африке есть фотография с гепардом. Ему сделали успокаивающий укол?

Петр Верзилов: Нет, никаких успокаивающих уколов, конечно. Пусть Владимир Владимирович Путин фотографируется с животными, которым сделали успокаивающий укол. Он это дело очень любит. Есть ощущение, что часто и людям, с которыми он встречается, делают успокаивающие уколы. В Африке есть организации, которые занимаются спасением животных. Допустим, у детеныша гепарда убили мать и он остался один. Со стопроцентной вероятностью он погибнет или будет убит другими хищниками. Рейнджеры или сотрудники национальных парков находят этих животных и контактируют с организациями, у которых есть возможности, ресурсы и профессиональный опыт, чтобы спасти жизнь таких животных. Конкретно с этим гепардом — у него была подобная история, его мать убили браконьеры. Поскольку его с месячного возраста вскармливали люди, он абсолютно спокойно к ним относится. Естественно, все равно нужно соблюдать осторожность, это же не домашний котик. Но очень доброжелательный прекрасный гепард. Вообще этическое отношение к животным — один из фронтов, на котором человечеству предстоит сделать очень много в XXI веке. Например, безусловно должно быть запрещено любое использование животных в цирках, в иных развлекательных целях. В России, например, многие богачи, знаменитости держат диких животных для развлечения. С такой практикой нужно очень строго бороться. С другой стороны, с животными часто случаются неприятности — потеря родителей, браконьерство, болезни, и должны сложиться этические формы взаимодействия с животными, при которых они не страдают.

Кино, ковид и харрасмент

Евгения Альбац: Я видела, что вы снялись в фильме о Маяковском в роли Янкеля Агранова — кровавого человека, руководителя секретного отдела ОГПУ.

Петр Верзилов: Да. Это замечательный фильм режиссера Александра Шейна. Он очень нетрадиционно исследует биографию и жизнь поэта. Чулпан Хаматова, Евгений Миронов и другие актеры читают и разбирают сценарий, обсуждают жизнь Маяковского. Это одна половина фильма, вторая состоит из игровых сцен. Саша Шейн предложил мне максимально антагонистичную моему образу роль и сказал, что ему интересно, чтобы я ее сыграл.

Евгения Альбац: Вы раньше снимались в кино?

Петр Верзилов: Да, несколько раз. Но чаще в роли самого себя. Например, в «Карточном домике» третий сезон был посвящен России, и Бо Уиллимон, один из главных создателей «Карточного домика», захотел включить в фильм группу Pussy Riot. Там я, Надя Толоконникова и Маша Алехина сыграли самих себя. Другие проекты, в которых я участвовал, были такого же рода. Поэтому я не актер, конечно, но кино мне интересно. Недавно снялся в фильме Валерии Гай Германики «Нур», что по-киргизски значит «свет». Это мелодраматическая история вокруг московского карантина начала эпохи ковида, в нем участвуют двадцать мигрантов из Киргизии.

Евгения Альбац: Я не думала вас спрашивать про «Карточный домик», но теперь не могу не спросить. Что вы думаете по поводу истории с Кевином Спейси? Его обвинили в харрасменте и выкинули из следующего сезона «Карточного домика». Что вы об этом думаете?

Петр Верзилов: Мне сложно говорить конкретно о Кевине Спейси, это скорее вопрос про кампанию Me too в целом. Я считаю ее крайне важным явлением, которое приведет к пересмотру допустимой нормы поведения мужчины или любого человека, находящегося в позиции власти, по отношению к подчиненному или зависимому. Очень болезненно происходит переоценка, но это крайне важное явление.

Hey Jude для Pussy Riot

Евгения Альбац: Страна и мир узнали вас после акции Pussy Riot в храме Христа Спасителя: «Богородица, Путина прогони». Как вы сумели организовать такую фантастическую кампанию по защите Pussy Riot в мире?

Когда девушек арестовали после акции в храме, для всего мира это было иллюстрацией столкновения нового поколения с архаичным миром

Петр Верзилов: Это заслуга не продюсерского или какого-то иного характера. Сама группа, когда мы ее придумали, была олицетворением современных западных ценностей, в некотором смысле американских — под влиянием американского искусства и музыки начала 90-х, феминистского движения Riot girls. И когда девушек арестовали после акции в храме, для всего мира это было иллюстрацией столкновения нового поколения с архаичным миром ментов, силовиков и чиновников, которые пытаются уничтожить новое яркое явление. И это вызвало закономерное желание у многих людей — деятелей музыки, искусства, кино поддержать их, потому что они в какой-то мере чувствовали это и в своей культуре. Поэтому волна солидарности была гигантская.

Евгения Альбац: Как я понимаю, Мадонна стала главным человеком в западном мире, который продвигал поддержку девочек.

Петр Верзилов: На самом деле было много людей, которые этим занимались, и Пол Маккартни участвовал. В апреле 2014 года, когда мы ездили в Лос-Анджелес, он пригласил нас на свою репетиционную базу и предложил: давайте я для вас что-нибудь сыграю. И сыграл Hey Jude для нас троих. Я не уверен, что кто-то на планете Земля может сказать, что для него Пол Маккартни играет Hey Jude. Это было колоссальнейшее ощущение. Помимо Мадонны большое количество очень важных деятелей культуры участвовали. На самом деле артистический мир не безграничен. И всегда через несколько человек можно достучаться до того, до кого хочется достучаться.

Евгения Альбац: Для вас, наверно, не было удивлением письмо, которое вышло в поддержку Алексея Навального, когда он голодал в колонии ИК-2?

Петр Верзилов: Конечно, нет. На Западе люди следят за тем, что происходит в России. Особенно после истории с отравлением имя Навального стало известно всем во всем мире. И многим хочется его поддержать.

Евгения Альбац: Но все-таки согласитесь, Петр, это поразительная вещь. В России не было такого письма в поддержку Навального. Почему на Западе считают личную поддержку обязательной вещью?

Петр Верзилов: Нет двух мнений в мире и среди адекватных людей в России по поводу происходящего с Навальным или по поводу происходившего с группой Pussy Riot. Когда люди видят такую вопиющую и очень показную несправедливость, естественно, у них возникает острое желание вступиться, проявить солидарность, поддержать. На Западе развито это чувство.

Евгения Альбац: У нас группа «Ногу свело» выступила, Юрий Шевчук записал ролик в поддержку политических заключенных.

Петр Верзилов: Целый ряд знаменитостей включился. Например, актриса Саша Бортич, рэпер Фейс, Оксимирон, Noize MС. Нет исполнителей среди молодого поколения более известных, и вот самые ключевые фигуры активно участвовали в протестной кампании.

Евгения Альбац: То есть это все-таки поколенческая вещь? То есть те — не будем называть фамилий — кто жил при советской власти, заработал имя и деньги сейчас при Путине, стараются залезть под матрас и не высовываться.

Петр Верзилов: Безусловно, это и воспитание, и подход, и боязнь не навредить. И вечная порочная русская мысль о том, что я лучше по-тихому схожу, напишу письмо, а подписывать не буду.

Евгения Альбац: Если бы вам завтра позвонили и сказали: мы решили, что вы полезный для Путина человек, давайте-ка, представляйте Владимира Владимировича Путина на выборах. Вы бы что на это сказали?

Петр Верзилов: В русском языке есть достаточно большой набор слов, чтобы отправить людей с таким предложением по определенному адресу.

Евгения Альбац: Но вам предложили бы за это очень большие деньги. Или вам сказали бы, что теперь у вас будет театр. И театру поможем, и фонду вашему. И вы делаете благородное дело — мы поможем вам лечить детей.

Петр Верзилов: Вы апеллируете к известной ситуации Чулпан Хаматовой. Можно ли становиться доверенным лицом Путина, чтобы спасать больных детей. С моей точки зрения — нельзя. Одна хорошо построенная больница — это очень мало по сравнению с сотнями больниц, которые находятся в ужасном состоянии и с миллиардами рублей, которые российская медицина недополучает и поэтому не может лечить детей с тяжелыми заболеваниями.

Спасительные 15 суток

Евгения Альбац: После Pussy Riot вы, Надя, Маша пережили период невероятной славы, популярности, денег. А потом вы все разбежались. Толоконникова в Лос-Анджелесе. Алехина под домашним арестом в Москве. Вы путешествуете по Грузии. Что вас так развело?

Петр Верзилов: В самом начале нашей активной творческой и политической деятельности в 2007 году, с момента появления группы «Война», в нее входили только я и Надя. Мы с Надей были тогда женаты. Сейчас мы не вместе, но остаемся ближайшими друзьями и соратниками. И продолжаем делать разные и творческие, и художественные проекты. С Машей Алехиной мы стали сотрудничать незадолго до акции в храме Христа Спасителя. После освобождения девушек из тюрьмы мы вместе занимались фандрайзинговой деятельностью, чтобы основать «Медиазону». С нами были разные творческие люди, активисты, которые приходили и уходили. Но такого не было, чтобы мы много лет функционировали как единая команда. Те же отношения, которые были до ареста девушек, у нас во многом сохранились и после.

Евгения Альбац: Не странно ли, что после такой акции и такого веского политического высказывания, которое было сделано тогда, Надя теперь живет в Лос-Анджелесе?

Петр Верзилов: Она занимается музыкальной деятельностью. Современная музыка по большей части делается именно в Лос-Анджелесе, там соавторы, продюсеры, огромное количество интересных музыкантов. Надя активно высказывается на разные политические темы, создает клипы, песни. Она чувствует себя гораздо более эффективной и полезной в этом качестве в Америке. Хотя периодически приезжает в Россию, снимает клипы, Россия остается в фокусе ее творческой деятельности.

Евгения Альбац: Знаменитая акция в финале Чемпионата мира по футболу, когда вы выбежали на поле. Матч Хорватия — Франция. Я была на стадионе, кстати говоря, в этот момент. Ничего не видела — огромный стадион. Ваша задача была — показать, что ФСБ, ФСО ничего не умеют хорошо делать? Они же отвечали за безопасность.

Петр Верзилов: Да-да, там на стадионе был Путин, Макрон, огромное количество других руководителей. Я думаю, что с места, где сидел Владимир Владимирович и остальные мировые лидеры, им как раз было отлично видно все, что происходило во время нашей акции. Но не деятельность ФСБ и ФСО была первостепенной для нас. Была задача привлечь внимание к происходящему в России. Чтобы люди во всем мире поняли, что есть не только красивая картинка вежливой на 30 дней чемпионата российской полиции, но и объективная ситуация с политзаключенными, с невозможностью политической деятельности в России и с другими проблемами.

Евгения Альбац: И вам кажется, что это было понято?

Петр Верзилов: Безусловно. В момент акции, ровно в ту секунду, в которую она началась, было опубликовано программное заявление от имени Pussy Riot. Все люди, у которых есть доступ к интернету и был телефон под рукой, понимали что к чему, кто это делает и с какой целью.

Евгения Альбац: Вас судьба уберегла, вы собирались ехать с Орханом Джемалем и Александром Расторгуевым на съемки в Центральную Африканскую Республику. Вы должны были участвовать в этих съемках?

Петр Верзилов: Именно так. Я был приглашенным ведущим. Погибший в ЦАР режиссер Александр Расторгуев — один из моих лучших друзей, мой соавтор, мы с ним работали над несколькими проектами.

Евгения Альбац: Какими?

Петр Верзилов: Главный проект, над которым мы работали (я был продюсером, он режиссером) вместе с актерами «Гоголь-центра» Никитой Кукушкиным, Ваней Фоминовым и другими, был посвящен одной криминальной истории из архивов «Медиазоны». Мы сняли две трети этой истории, собирались этим же летом продолжить съемки. И поскольку Саше был известен мой постоянный интерес к Африке, у него появилась идея, что я могу озвучить и рассказать про некоторые детали их расследования на месте, в Африке. Мы договорились, что я полечу вместе с ними. Но за акцию на чемпионате мира я получил 15 суток административного ареста. Они вылетели без меня. Предполагалось, что когда я выйду, я тоже полечу к ним в ЦАР.

Спецслужбы и паранойя

Евгения Альбац: Потом случилось то, что случилось. Ваше отравление. Вы оказались в больнице, потом вас перевезли ровно в ту же клинику Шарите, куда позже доставили Алексея Навального. Я смотрела пресс-конференцию врачей клиники Шарите, которые сказали, что у вас в крови отравляющее вещество не было найдено. Это действительно так? Знаете ли вы что-то о том, чем вас отравили и за что?

Петр Верзилов: В моей ситуации симптомы, лечение и ход болезни были очень сильно похожи на то, что происходило с Навальным. Но в более легкой форме. Лаборатория бундесвера, которая впоследствии первой обнаружила «Новичок» в анализах Навального, не смогла найти конкретное вещество в моих анализах. Но надо сказать, что я пробыл в России большее количество времени. Я тоже был на грани смерти. Когда меня доставили в Шарите, первые несколько дней врачи к ужасу моих родителей и близких говорили: мы не уверены, выживет он или нет — я был в очень-очень плохом состоянии.

Евгения Альбац: То, что вы лишние сутки пробыли в России, не позволило выявить отравляющее вещество у вас в крови? Вы это хотите сказать?

Петр Верзилов: После отравления Навального, конечно же, вспомнили мою ситуацию. Поэтому его команда сразу действовала совершенно правильным образом — им удалось сохранить бутылки, разные предметы из гостиничного номера, на которых потом также обнаружили остаток «Новичка». А когда это произошло со мной, первые сутки, пока не стали происходить очень странные вещи в больнице, вокруг больницы и с моим состоянием, никто ничего не понимал. Поэтому больше времени прошло и меньше материалов было собрано. Это, видимо, позволило спецслужбам надеяться, что в ситуации с Навальным будет примерно то же, опять врачи скажут: ну чем-то отравили, но мы не можем установить, чем.

Евгения Альбац: Вы понимаете, кто и почему вас мог захотеть убрать?

Петр Верзилов: Акция, которую мы провели на глазах у Путина — это было очень дерзкое, неприятное для них явление. Возможно, меня просто хотели убить.

Евгения Альбац: Желание устранить Навального мне понятно: он набирал вес как политик и в общественном мнении России и Запада стал главным оппонентом Путина. Вы человек безусловно яркий и талантливый, но какой смысл был в том, чтобы устранять вас? Или на вас пробовали?

Петр Верзилов: Безусловно, они пробовали. Для них это было показательное, конечно же, наказание. Pussy Riot несколько лет была в фокусе политических разговоров. Дерзость наших акций от года к году не меняется. И вот одна из них происходит непосредственно на глазах у Путина. Решили наказать, чтобы другим неповадно было.

Бедные мужики сидели на майской жаре в машинах с закрытыми стеклами. Их направили в эту деревню, чтобы посмотреть, что я буду делать 9 мая

Евгения Альбац: Нику Никульшину, которая вместе с вами исполняла акцию на финале Чемпионата мира 2018 года, задержали перед парадом Победы, полагая, что вы готовите какую-то акцию. Вы готовили акцию?

Петр Верзилов: Безусловно, нет. В спецслужбах существует какая-то паранойя, таких планов никогда не было. В прошлом году та же паранойя происходила и перед 9 мая, и перед парадом 22 июня, который из-за ковида был перенесен. Я 9 мая, в разгар карантина, был в глухой тверской деревне, и туда из Москвы за 300 км приехали несколько машин оперативников Центра Э. Их на смех поднимала вся деревня, потому что бедные мужики сидели на майской жаре в машинах с закрытыми стеклами. Их направили в эту деревню, чтобы посмотреть, что я буду делать 9 мая. А я гулял по огороду, купался в Волге и бегал в лесу. Они неуклюже перемещались по нашей деревне на своих автомобилях. Это были обычные автомобили, но всем людям вокруг, нашим сельским жителям, было совершенно понятно, что это оперативники. С другими активистами Pussy Riot тоже происходили всякие истории.

Евгения Альбац: Вы после отравления вернулись в Россию, Навальный после отравления вернулся в Россию. И при этом многие говорили: нет-нет, Навальному не надо было возвращаться в Россию. У вас возникает вопрос, почему все-таки он вернулся и пошел в тюрьму?

Петр Верзилов: Нет, не возникает. Я хорошо знаю Навального. Мы много лет дружим, близко общаемся, делаем разные проекты вместе. Совершенно очевидно, что он не журналист-расследователь, не блогер, как его называют. Он, безусловно, политик. Как политик он не представлял своей жизни и деятельности за рубежом. Поэтому выбора перед Навальным никогда не было.

Евгения Альбац: Вам сейчас 33 года, возраст поступков, решений. Где вы себя видите через десять лет?

Петр Верзилов: У нас есть любимый предмет разговоров и обсуждений с главным редактором «Медиазоны», моим близким другом Сережей Смирновым. Мы постоянно говорим, что на самом деле очень неприятно, что мы так много лет занимаемся одними и теми же вопросами. Проблемами политических заключенных, арестов, политической конкуренции в России. И вот не хотелось бы через 10 лет заниматься тем же самым. То есть наша безусловная задача сделать так, чтобы за срок меньший, чем 10 лет, мы могли оказаться в России, в которой эти вопросы просто бы не стояли. И могли бы заниматься интересной работой, связанной с реформой ключевых институтов — органов правосудия, правоохранительной системы, культуры. Есть огромное количество интересных вещей, которые можно полноценно строить, создавать, улучшать, спорить о них, дискутировать в парламенте, МИДе и других местах. И меньше всего через 10 лет хочется бороться с Кремлем и выражать солидарность политическим заключенным. Наша задача сделать Россию такой, чтобы эти вопросы через 10 лет не стояли.

* Власти РФ считают интернет-издание "Медиазона" иностранным агентом


Фото: instagram.com/petyaverzilov/


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.