Наше всё. «Национальное достояние» — так, отбросив ложную скромность, называет себя «Газпром» в собственной рекламе. Поводов для такого слогана достаточно: газовая монополия обеспечивает 20% доходов госбюджета, ее выручка в докризисном 2007 году составляла $93 млрд (7% ВВП — в 2,5 раза больше, чем расходы госбюджета на национальную оборону). В том же — самом удачном году в своей истории — «Газпром» стал третьей компанией мира с капитализацией $330 млрд. На долю компании приходится 12% объема промышленного производства России и 16% ее экспорта в стоимостном выражении. Казалось бы, что может угрожать благополучию такого колосса? Прошлогодний кризис неожиданно дал ответ на этот вопрос — сланцевый газ. В начале апреля Польша объявила о том, что в стране выявлены крупные запасы сланцевого газа, благодаря которым общие запасы голубого топлива в ЕС могут вырасти почти в 1,5 раза. Европейские проекты по добыче сланцевого газа могут в ближайшие годы стать серьезной угрозой «Газпрому»: доля российской газовой монополии на европейском рынке, составляющая сегодня 25%, может сократиться почти на треть. А это значит, что проекты «Северный поток» и «Южный поток», с которыми связана стратегия дальнейшей экспансии «Газпрома» в Европу, окажутся никому не нужны, а десятки миллиардов долларов — потраченными в никуда. Если учесть, что уже сегодня долги «Газпрома» составляют астрономическую сумму — $60 млрд, то становится понятным: разговоры о скором «закате» империи — не просто фантазии досужих аналитиков. Возможный крах «Газпрома» самым драматическим образом может сказаться на экономике страны: резкий рост дефицита бюджета, и без того перегруженного социальными обязательствами, и столь же резкая девальвация рубля, курс которого поддерживается за счет экспортной выручки. Другими словами, крах «Газпрома» может иметь для страны те же последствия, что падение цен на нефть в 80-х годах XX века, когда в результате великая держава — СССР — исчезла с карты мира. Угрозы истинные и мнимые анализировал The New Times
