О том, что каждый пятый рубль, поступающий в бюджет, принадлежит «Газпрому», в нашей стране слышал, наверное, каждый: навязчивая реклама газовой монополии не дает об этом забыть. А вот о том, что доля налогов в выручке «Газпрома» в несколько раз меньше, чем у любой другой энергокомпании в стране, реклама умалчивает. Как монополия взаимодействует с бюджетом — разбирался The New Times
В 2008 году «Газпром» перечислил в бюджет 685,8 млрд рублей: налоговые отчисления составили всего 19% от выручки.* *Официальная отчетность за 2009 год еще не обнародована. А нефтяная компания «ЛУКОЙЛ» отдала государству 56% своих доходов. В 2007 году «Газпром» заплатил в бюджет $7,3 с барреля добытых нефти и газа — против почти $40, уплаченных крупнейшими отечественными нефтяными компаниями. Причины столь низкой отдачи стоит поискать в прошлом газового монстра.
Плачем, но любим
Эксперты с иронией называют «Газпром» «вечным кошельком правительства». Еще с начала 90-х между компанией и правительством установилось негласное соглашение: «Газпром» платит в бюджет столько, сколько государству необходимо на неотложные нужды. Тем более что «просителем» от государства выступал Виктор Черномырдин — отец-основатель «Газпрома». «Валютная выручка «Газпрома» играла роль своего рода стабилизационного фонда в 90-е годы, — вспоминает Никита Масленников, помощник председателя правительства Виктора Черномырдина в 1993–1998 годах. — Это был резервный фонд правительства для покрытия так называемых кассовых бюджетных разрывов: нужно было платить зарплаты, пенсии, а денег на это не было. И когда наступал «край», находилась волшебная палочка-выручалочка — «Газпром». Таких случаев было очень много».
Один такой случай вспоминает бывший первый вице-премьер Борис Немцов: «В 1997 году, когда перед правительством встала задача погашения задолженности по выплате пенсий, президент Ельцин дал руководству «Газпрома» указание незамедлительно изыскать для Пенсионного фонда 10 трлн рублей ($2 млрд по тогдашнему курсу). В течение месяца деньги были найдены».
Однако «Газпром» благотворительностью не занимался. Между компанией и налоговой службой было заключено соглашение. Его суть: «Газпром» получал беспроцентный налоговый кредит на 1998–1999 годы «на сумму разницы между размером начисленных и уплаченных налогов». Впрочем, в начале 1998 года «Газпром» не выполнил даже щадящее соглашение. 2 июня 1998 года премьер Сергей Кириенко заявил о необходимости разрыва трастового договора с главой компании Ремом Вяхиревым и ареста счетов «Газпрома». 17 июня Вяхирев прибыл за поддержкой в Думу, где произнес историческую фразу: «Мы Минфин любим… Плачем, но любим». Дума поддержала «Газпром», Вяхирев остался на своем посту, а счета — в его распоряжении.
Счетная палата впоследствии оценила потери бюджета от действия спецсоглашения «Газпрома» с налоговой службой в 22 млрд деноминированных рублей. Таким образом, модель взаимоотношения государства с «Газпромом» в те годы базировалась не на законах, а на договоренностях — государство было вынуждено идти навстречу «Газпрому»: поставки газа внутренним потребителям, как и потребителям в СНГ, осуществлялись по ценам, не обеспечивающим «Газпрому» прибыль.
К тому же «Газпром» сталкивался с большими неплатежами. Результат закономерен, считает Никита Масленников: «Уже тогда компания была сильно обескровлена по своим инвестиционным программам, а денег для освоения собственных месторождений не хватало».
Анти-Лир
В начале 2000-х, с приходом к власти в стране Владимира Путина, а в «Газпроме» — его ставленника Алексея Миллера, казалось, ситуация стала меняться. В 2001 году Счетная палата констатировала обостряющиеся финансовые проблемы газовой монополии. А в начале 2002-го Федеральная налоговая служба обвинила «Газпром» в занижении выручки, недоимках на сумму свыше $1 млрд и пригрозила менеджменту во главе с Алексеем Миллером уголовными делами. В тот же день акции компании рухнули на 8%. Вот тут-то «Газпром» и продемонстрировал свой «новейший» политический ресурс: в ходе стремительного судебного разбирательства все обвинения с «Газпрома» были сняты. Из миллиардного иска оставалась только одна позиция — на $17,5 (это не опечатка — семнадцать с половиной долларов США)! Но за нее монополия биться не стала и предпочла заплатить эту сумму в бюджет. Так было продемонстрировано: новая команда топ-менеджеров, подобранная Владимиром Путиным, неприкосновенна.
При Алексее Миллере произошла, хотя и не сразу, консолидация контрольного пакета акций «Газпрома» в руках государства. 31 марта 2003 года под контролем «дочек» «Газпрома» находилось 17,4% его акций. По состоянию на 31 декабря 2007-го — уже лишь 0,3%. Другими словами, «Газпром» поступил как анти-Лир, вернув себе то, что раньше раздал «дочкам».
Правда, на этой операции госбюджет потерял свыше $27 млрд. Как именно — объяснили Борис Немцов и Владимир Милов в докладе «Путин и «Газпром». В 2005 году 10,7% акций монополиста было выкуплено госкомпанией «Роснефтегаз». Оставшиеся 6,7% просто куда-то пропали с баланса «Газпрома». Цена пропажи — $20 млрд. Если бы акции с баланса «дочек» «Газпрома» были переведены на баланс материнской компании, государство бесплатно увеличило бы свой пакет акций с 39,3% почти до 48%, а оставшиеся чуть более 2% акций можно было докупить на рынке за $500–700 млн, подсчитали авторы доклада. На деле же «Роснефтегаз» выкупил 10,7% акций «Газпрома» на рынке за $7,2 млрд бюджетных денег.
В управлении информации ОАО «Газпром» в ответ на просьбу The New Times прокомментировать процесс консолидации активов заявили, что «ряд активов в свое время были незаконно выведены из «Газпрома». Деятельность по их возврату являлась для компании логичной и необходимой. Дальнейшая работа с этими активами включала меры по их оздоровлению и повышению экономической эффективности. Последующая продажа ряда этих активов была проведена в рамках работы «Газпрома» по консолидации усилий на развитии профильных направлений бизнеса, которыми являются газ, нефть и электроэнергетика».
Кнут и пряник
Одновременно «Газпром» вполне эффективно отражал все попытки фискальных ведомств увеличить налоговую нагрузку на него. Скажем, в 2006 году ставка газового НДПИ была увеличена со 107 до 147 рублей за тысячу кубометров, хотя Минфин требовал 735 рублей. В результате «Газпром» платит налог на добычу полезных ископаемых ежегодно в размере менее $3 млрд, а должен был, если бы Минфин настоял на своем, порядка $10 млрд.
В общем, если у правительства и есть налоговый кнут для «Газпрома», то размахивают им власти очень аккуратно. При этом для газовой монополии всегда припасен сладкий пряник. Накануне отставки Михаила Фрадкова в 2007 году кабинет министров принял постановление о повышении тарифов на газ. Был задан темп их роста, который должен обеспечить удвоение тарифов к 2011 году. Ежегодно они растут в среднем на 20%. И уж конечно, государство не смеет потребовать от своей любимой компании никаких дивидендов. Вот наглядный пример: российскому государству принадлежит чуть более 50% акций «Газпрома» и 50% акций российско-вьетнамского СП «Вьетсовпетро». От «Газпрома» федеральный бюджет никогда не получал никаких дивидендов. «Вьетсовпетро» пополняет его ежегодно в среднем на $1 млрд.
«Газовую монополию поместили в откровенно тепличные условия», — делает вывод бывший первый вице-премьер Борис Немцов.
В 2008 году «Газпром» перечислил в бюджет 685,8 млрд рублей: налоговые отчисления составили всего 19% от выручки.* *Официальная отчетность за 2009 год еще не обнародована. А нефтяная компания «ЛУКОЙЛ» отдала государству 56% своих доходов. В 2007 году «Газпром» заплатил в бюджет $7,3 с барреля добытых нефти и газа — против почти $40, уплаченных крупнейшими отечественными нефтяными компаниями. Причины столь низкой отдачи стоит поискать в прошлом газового монстра.
Плачем, но любим
Эксперты с иронией называют «Газпром» «вечным кошельком правительства». Еще с начала 90-х между компанией и правительством установилось негласное соглашение: «Газпром» платит в бюджет столько, сколько государству необходимо на неотложные нужды. Тем более что «просителем» от государства выступал Виктор Черномырдин — отец-основатель «Газпрома». «Валютная выручка «Газпрома» играла роль своего рода стабилизационного фонда в 90-е годы, — вспоминает Никита Масленников, помощник председателя правительства Виктора Черномырдина в 1993–1998 годах. — Это был резервный фонд правительства для покрытия так называемых кассовых бюджетных разрывов: нужно было платить зарплаты, пенсии, а денег на это не было. И когда наступал «край», находилась волшебная палочка-выручалочка — «Газпром». Таких случаев было очень много».
Один такой случай вспоминает бывший первый вице-премьер Борис Немцов: «В 1997 году, когда перед правительством встала задача погашения задолженности по выплате пенсий, президент Ельцин дал руководству «Газпрома» указание незамедлительно изыскать для Пенсионного фонда 10 трлн рублей ($2 млрд по тогдашнему курсу). В течение месяца деньги были найдены».
Однако «Газпром» благотворительностью не занимался. Между компанией и налоговой службой было заключено соглашение. Его суть: «Газпром» получал беспроцентный налоговый кредит на 1998–1999 годы «на сумму разницы между размером начисленных и уплаченных налогов». Впрочем, в начале 1998 года «Газпром» не выполнил даже щадящее соглашение. 2 июня 1998 года премьер Сергей Кириенко заявил о необходимости разрыва трастового договора с главой компании Ремом Вяхиревым и ареста счетов «Газпрома». 17 июня Вяхирев прибыл за поддержкой в Думу, где произнес историческую фразу: «Мы Минфин любим… Плачем, но любим». Дума поддержала «Газпром», Вяхирев остался на своем посту, а счета — в его распоряжении.
Счетная палата впоследствии оценила потери бюджета от действия спецсоглашения «Газпрома» с налоговой службой в 22 млрд деноминированных рублей. Таким образом, модель взаимоотношения государства с «Газпромом» в те годы базировалась не на законах, а на договоренностях — государство было вынуждено идти навстречу «Газпрому»: поставки газа внутренним потребителям, как и потребителям в СНГ, осуществлялись по ценам, не обеспечивающим «Газпрому» прибыль.
К тому же «Газпром» сталкивался с большими неплатежами. Результат закономерен, считает Никита Масленников: «Уже тогда компания была сильно обескровлена по своим инвестиционным программам, а денег для освоения собственных месторождений не хватало».
Анти-Лир
В начале 2000-х, с приходом к власти в стране Владимира Путина, а в «Газпроме» — его ставленника Алексея Миллера, казалось, ситуация стала меняться. В 2001 году Счетная палата констатировала обостряющиеся финансовые проблемы газовой монополии. А в начале 2002-го Федеральная налоговая служба обвинила «Газпром» в занижении выручки, недоимках на сумму свыше $1 млрд и пригрозила менеджменту во главе с Алексеем Миллером уголовными делами. В тот же день акции компании рухнули на 8%. Вот тут-то «Газпром» и продемонстрировал свой «новейший» политический ресурс: в ходе стремительного судебного разбирательства все обвинения с «Газпрома» были сняты. Из миллиардного иска оставалась только одна позиция — на $17,5 (это не опечатка — семнадцать с половиной долларов США)! Но за нее монополия биться не стала и предпочла заплатить эту сумму в бюджет. Так было продемонстрировано: новая команда топ-менеджеров, подобранная Владимиром Путиным, неприкосновенна.
При Алексее Миллере произошла, хотя и не сразу, консолидация контрольного пакета акций «Газпрома» в руках государства. 31 марта 2003 года под контролем «дочек» «Газпрома» находилось 17,4% его акций. По состоянию на 31 декабря 2007-го — уже лишь 0,3%. Другими словами, «Газпром» поступил как анти-Лир, вернув себе то, что раньше раздал «дочкам».
Правда, на этой операции госбюджет потерял свыше $27 млрд. Как именно — объяснили Борис Немцов и Владимир Милов в докладе «Путин и «Газпром». В 2005 году 10,7% акций монополиста было выкуплено госкомпанией «Роснефтегаз». Оставшиеся 6,7% просто куда-то пропали с баланса «Газпрома». Цена пропажи — $20 млрд. Если бы акции с баланса «дочек» «Газпрома» были переведены на баланс материнской компании, государство бесплатно увеличило бы свой пакет акций с 39,3% почти до 48%, а оставшиеся чуть более 2% акций можно было докупить на рынке за $500–700 млн, подсчитали авторы доклада. На деле же «Роснефтегаз» выкупил 10,7% акций «Газпрома» на рынке за $7,2 млрд бюджетных денег.
В управлении информации ОАО «Газпром» в ответ на просьбу The New Times прокомментировать процесс консолидации активов заявили, что «ряд активов в свое время были незаконно выведены из «Газпрома». Деятельность по их возврату являлась для компании логичной и необходимой. Дальнейшая работа с этими активами включала меры по их оздоровлению и повышению экономической эффективности. Последующая продажа ряда этих активов была проведена в рамках работы «Газпрома» по консолидации усилий на развитии профильных направлений бизнеса, которыми являются газ, нефть и электроэнергетика».
Кнут и пряник
Одновременно «Газпром» вполне эффективно отражал все попытки фискальных ведомств увеличить налоговую нагрузку на него. Скажем, в 2006 году ставка газового НДПИ была увеличена со 107 до 147 рублей за тысячу кубометров, хотя Минфин требовал 735 рублей. В результате «Газпром» платит налог на добычу полезных ископаемых ежегодно в размере менее $3 млрд, а должен был, если бы Минфин настоял на своем, порядка $10 млрд.
В общем, если у правительства и есть налоговый кнут для «Газпрома», то размахивают им власти очень аккуратно. При этом для газовой монополии всегда припасен сладкий пряник. Накануне отставки Михаила Фрадкова в 2007 году кабинет министров принял постановление о повышении тарифов на газ. Был задан темп их роста, который должен обеспечить удвоение тарифов к 2011 году. Ежегодно они растут в среднем на 20%. И уж конечно, государство не смеет потребовать от своей любимой компании никаких дивидендов. Вот наглядный пример: российскому государству принадлежит чуть более 50% акций «Газпрома» и 50% акций российско-вьетнамского СП «Вьетсовпетро». От «Газпрома» федеральный бюджет никогда не получал никаких дивидендов. «Вьетсовпетро» пополняет его ежегодно в среднем на $1 млрд.
«Газовую монополию поместили в откровенно тепличные условия», — делает вывод бывший первый вице-премьер Борис Немцов.