«Хотели бы убить - убили бы», сказанное с ленивой ухмылкой, дивно соседствует в ленте с сообщением о том, как медиаобслугу, тех особо доверенных, которым было важно лицезреть гражданина начальника лично, а не через экран, две недели томили в тюремных без преувеличения условиях карантина, чтобы невзначай не занесли заразу. У жизни начальника, понятно, цена другая.
Ключом к пониманию тех, что нынче правят богоспасаемым отечеством нашим, конечно же, являются тексты Шаламова. И прежде всего те, в которых он с дотошностью и точностью антрополога анализирует психологию «блатарей». Для блатаря, по Шаламову, мир четко поделен на сословия. Есть блатари и фраера, обычные обыватели. «Любая кровавая подлость в отношении фраера оправдана и освящена законами блатного мира». «Ложь, обман, провокация по отношению к фраеру – все это не только в порядке вещей, но и особая доблесть блатного мира, его закон». Разумеется, «умри ты сегодня, я завтра» распространяется не только на нас – фраеров, но и на коллег по корпорации при случае. Но – прежде всего на нас.
У Шаламова находим и другие, ценные для «путинферштеинга» (понятно, что речь не только о начальнике, но обо всем кооперативе) штрихи. И про цинический юмор – когда человеку заживо отпиливают голову двуручной пилой. И про тягу к высокому: вор расскажет, как в перерывах между делами ходит в оперу. Ну, или там Кандинского покупает на аукционе, или Гергиева на корпоратив зовет, или еще что. Вор сентиментален. По Шаламову основной воровской сантимент – это «мать вора». У наших сейчас на месте матери героическая история отечества прежде всего, «родина-мать». Иногда-птички-кошечки, тож. Это «сентиментальность человека, перевязывающего рану какой-нибудь птичке и способного через час эту птичку живую разорвать собственными руками, ибо зрелище смерти живого существа – лучшее зрелище для блатаря».
Любопытно, что в шаламовской лагерной антропологии мы найдем место и для тех, кого нынче принято называть «системными либералами». Тех, кто интеллектуально обслуживает нынешнее все. Таких называли «порчаками», «порчеными фраерами». Из фраерского мира они вышли уже. Но для блатарей не вполне свои. Низшая каста, услугами которой, впрочем, воспользуются с толком. И по голове погладят. Мол, умный ты человек – профессор…
Скажете, что нынешние скорее из вохры, нежели из воров. Однако же у Шаламова и воры, и вохра – по сути один мир, ни в грош не ставящий жизнь фраера, обманывающий и убивающий обычного человека ежечасно. Презрение к жизни то, что объединяет вора с вохровцем. Ну, и нынче они уж вовсе воедино слились. Не различишь. Вохроворы…
«Хотели бы убить – убили бы». Вслед за гражданином начальником это самое любят повторять и фраера. Ой, зря. Никогда фаерам не стать ворами.
«Яд блатного мира невероятно страшен. Отравленность этим ядом – растление всего человеческого в человеке».
