Потому что Немцов – это про жизнь. Все, кто его знал, подтвердят: до сих пор он никак не ассоциируется ни с кладбищем, ни со смертью. Там — памятник, а он здесь, Может быть, на митинге, может, на встрече с кем-нибудь в кафе, а может, только прилетел, несмотря на все карантины, с моря, где занимался своим любимым виндсерфиенгом.
Обещал покататься со мной, когда я смогу выходить на глиссирование — это когда доска не плывет, а почти летит над водой. И вот я, наконец, научился, звоню ему, договариваемся на весну, до которой он не доживает. Больше на плаваю на доске. С тех пор — как отрезало.
Но Борис все равно — здесь.
Правда: чем дальше — тем острее. В безумных судах, которые начинались еще тогда, с его арестов.
В запретах акций, на которых первым хватали – его.
И даже в гибели — после которой мы так и не смогли остановить засевших в Кремле и вошедших во вкус убийц.
Они в отличие от него мертвы, они пыльное старье из бункера.
А Борис навсегда — сильный, стройный, смелый, в центре города, среди людей. Среди нас.