Мне интересна эмоциональная режиссура, схваточная… У нас есть в реперуаре оперные названия, без которых зритель и я жить не можем: «Кармен», «Травиата», «Онегин». Но сейчас мне интереснее оперы ХХ века, они написаны для театра, по законам драматургии. Поэтому сегодня на афише «Геликона» — «Лулу» Берга, «Средство Макропулоса» Яначека, «Диалоги кармелиток» Пуленка, «Мавра» Стравинского, Прокофьев, Хиндемит, Шостакович…
О мировой опере
За последний месяц я был по работе в нескольких оперных театрах мира — в частности, в Государственном театре в Вене и в Метрополитен-опера. У меня возникло ощущение, что я присутствовал на траурном шествии: публика вся в черном, седовласая, кто-то кого-то везет в инвалидной коляске. Смотрел вокруг и с ужасом понимал, что молодых, может быть, всего пять процентов в зале. Когда я вижу такое, то перестаю себя ругать, что вообще-то делаю часто, поскольку по знаку зодиака я Скорпион. У нас в зале «Геликона» всегда есть молодежь. Видимо, потому что мы показываем ей то, что она хочет видеть. Потому что существуем на той же скорости, что и она. Стараемся быть конкурентоспособными с тем, что еще есть в жизни людей: с интернетом, кино, выставками, инсталляциями. Даем живую эмоцию, а не голую концепцию.
О правилах игры
Помимо спектаклей «Геликона» в России я могу похвастаться одной постановкой в Мариинском театре, парой постановок в провинции — и все. Если бы не «Геликон», я был бы здесь безработным: это притом что я народный артист России, у меня много всяких разных премий. Но я не востребован совершенно. На Западе востребован, на ближайшие шесть лет я знаю, что работа там у меня есть. А что касается России, то, если завтра кто-то решит отобрать у меня строящееся здание «Геликона» — такое лакомое, в центре Москвы, на Никитской, — я останусь ни с чем. С другой стороны, в искусстве в принципе не может быть никаких гарантий: все зависит от самого художника, от его таланта и обстоятельств, которые складываются вокруг него. Это неосязаемые вещи. Но разница в востребованности на Западе и здесь ощущается очень сильно. Я говорю все это и сразу представляю, что мне могли бы сказать мои оппоненты: чем он недоволен? И театр ему строят, и машина у него есть, и квартира, и за рубеж он ездит, и деньги зарабатывает — чего еще надо? Отвечу: я недоволен не тем, как живу, — со мной-то все в порядке. Я недоволен общей системой, правилами игры в искусстве, установленными государством. Все мы, кто занимается искусством в России, живем, как на рынке…
О российской идее
В режиссуре есть такое: к любой теме надо подходить от общего к частному. По Станиславскому это называется «переходить от большого круга внимания к малому». Если посмотреть на имидж России сегодня, на то, что о ней знают в мире, и, оттолкнувшись от этого, посмотреть, на что мы можем опереться, что продолжать развивать, то выяснится следующее: на Западе все знают, что в России много богатых людей и много темных денег, которые хранятся в заграничных банках. Знают, что много русских живет за границей. Когда я приезжаю в Нью-Йорк и прихожу в небольшой частный магазин электроники, мне надо скрыть, что я из России, потому что для русских задирают цену в два раза. Дальше: про Россию знают, что у нас нефть и что мы ничего не производим, а только продаем свои полезные ископаемые. Еще знают, что у нас любят пить, что водку можно купить за копейки, что можно приобрести любое лекарство без рецепта, даже антибиотики — что в мире невозможно в принципе. И что попасть в нашу больницу иногда опасно для жизни. Знают про наше несовершенное законодательство и нашу агрессию: понимают, что опасно с нами не дружить, потому что Россия может в любой момент повести себя как-то неожиданно и с амбицией. Еще знают, что в России есть атомное оружие, армия и что Россию надо бояться. А что знают положительного? Что в России — потрясающая литература, которая переводится на все языки мира. Становишься настоящим патриотом, когда заходишь в любой книжный магазин любой страны мира и видишь книги Улицкой, переведенные на японский, китайский, французский, итальянский. Возникает чувство гордости, когда видишь афишу Метрополитен-опера и в главных партиях — российские певцы. То же самое — в Венской опере. Имена наших инструменталистов и дирижеров на постерах самых престижных концертных залов. Наши ученые совершают открытия, которыми пользуются во всем мире. Это самое главное, что существует в нашем государстве: интеллигенция и интеллектуальная собственность. Это больше чем любое богатство любой страны мира, это несравнимо ни с нефтью, ни со спортом. Но картина, связанная с финансированием, с заботой государства о людях, которые посвящают свои жизни занятиям наукой и искусством, более чем печальна. О том, в какой нищете живут некоторые корифеи искусства и науки, и говорить не надо. Конечно, мое мнение может быть воспринято как мнение сумасшедшего сектанта, который занимается таким непонятным делом, как опера, но я убежден, что именно искусство может стать нашей национальной идеей.
Дмитрию Бертману 42 года. Художественный руководитель Московского музыкального театра «Геликон-Опера» с момента основания. Заслуженный деятель искусств РФ.
Театр «Геликон-Опера» создан в 1990 году. В 1993‑м получил статус государственного и к концу 90-х стал одним из самых заметных российских оперных театров. Репертуар включает в себя оперы XVIII–XX веков, от самых популярных до самых раритетных, а также оперетту и мюзикл. «Геликон» — наиболее востребованный российский театр, его труппа выступает на престижных сценах США, Франции, Германии, Англии, Испании, Ливана, Китая. Осуществляет совместные постановки с крупными театрами в Париже, Дижоне, Страсбурге, сотрудничает с фестивалями в Сантандере и Мериде (Испания). «Геликон» часто переносит свои спектакли на сцены других театров России — Санкт-Петербурга, Калининграда, Волгограда, Екатеринбурга, Краснодара. В апреле театр проводит большой фестиваль под названием «Музыка ХХ века — Геликону ХХ лет».
Материал подготовила Екатерина Антонова