10 февраля семерым обвиняемым, проходящим по так называемому делу «Сети»*, вынесли приговор. Они получили сроки от 6 до 18 лет, в полном соответствии с требованием прокуратуры. Всем обвиняемым вменяется участие или организация террористического сообщества. Кроме того, Дмитрий Пчелинцев, Илья Шакурский, Василий Куксов обвиняются также в незаконном обороте оружия, и ещё трое (Михаил Кульков, Максим Иванкин, Андрей Чернов) — в покушении на сбыт наркотиков.
Обвинение строится, в первую очередь, на признаниях самих фигурантов дела. Но на протяжении всего процесса обвиняемые неоднократно заявляли, что дали эти показаниями после того, как к ним начали применять пытки.
Мы спросили юристов и правозащитников, с чем связана жестокость приговора и есть ли шансы у осужденных выйти на свободу по апелляции или УДО.
Зоя Светова, журналист, правозащитник:
Самые сильные тексты, появившиеся в связи с этим делом — публикации «последних слов» подсудимых. Это поразительный документ времени. Например, Пчелинцев говорит, что всё, что происходит с ними и со страной, связано с тем, что в России не был своего «нюрнбергского процесса». Удивительно, что совсем молодой человек высказывает ту же мысль, которую раньше говорили люди моего и более старшего поколений.
Но у нас на глазах действительно повторяется то, что было ещё в советское время, пусть и в другой форме. Это сфальсифицированное дело, цель которого понятна: ФСБ хочет посеять страх среди молодых людей. Таким жестоким приговором силовики дают понять, что даже за сфальсифицированное инакомыслие они могут наказать. А если уж люди начнут реально собираться в группы и выражать недовольство режимом, то тем более окажутся в тюрьмах с огромными сроками, а перед этим пройдут через чудовищные пытки.
Об ужасах пыток сейчас вообще много говорят. Но пытки существуют в российской правоохранительной системе уже очень много лет. Метод «выбивания» признательных показаний — обыденность, рутина нашей правоохранительной системы, как и суды, выступающие придатком исполнительной власти и легализующие пытки своими приговорами. Добиться осуждения силовика за пытки очень сложно.
Сейчас мы видим удивительный случай, когда в Ярославле на скамье подсудимых оказались сотрудники ФСИН, пытавшие заключённых, но это произошло только потому, что всплыло видео их действий, цинично снятое для отчёта начальству. А с сотрудниками полиции и ФСБ такого не происходило.
Если представить себе фантастический вариант, что тысячи людей выйдут на улицы и потребуют изменения приговора, то может быть, на апелляции его действительно изменят
Причём пытают не только людей, проходящих по политическим делам. Выбивают показания в любых преступлениях: в убийствах, в торговле наркотиками. Просто сотрудникам правоохранительных органов нужно отчитываться.
А в политических делах можно вспомнить дело Олега Сенцова и Александра Кольченко, или «чеченское дело» Николая Карюпка и Станислава Клыха. Но украинцам повезло: их помиловал президент Путин, обменяв на российских граждан.
Заключённых по делу «Сети»* не на кого менять. Освободить их может только большое общественное движение. Если люди, которые сейчас пишут в соцсетях, что надо выходить на митинги, не перестанут об этом думать, и их возмущение действительно выльется в большой протест. И если представить себе фантастический вариант, что тысячи людей выйдут на улицы и потребуют изменения приговора, то может быть, на апелляции его действительно изменят.
Об УДО пока говорить рано: сроки огромные, и УДО станет актуально только через 5–7 лет. А мы вообще не знаем, что будет со страной к тому моменту. Конечно, трудно представить, что люди, осуждённые на 16 или 18 лет, действительно отсидят весь этот срок. Но каким образом они выйдут, сказать сложно.
Кроме того, хочется, чтобы возмущение общественности сохранилось бы до приговора по делу «Нового величия». Там похожее придуманное преступление, правда, организация не «террористическая», а «экстремистская». Но может быть, общество обеспечит, что здесь вердикт окажется не таким суровым, как по делу «Сети»*.
Тимур Мифтахутдинов, адвокат Армана Сагынбаева:
Это не первое дело, когда суд принял решение, учитывая только позицию прокуратуры. Он вообще не связан доводами сторон в этом вопросе, иногда судьи назначают даже более строгое наказание. Чем они руководствовались здесь, я просто не знаю, так как не видел мотивировочную часть приговора, на что мы уже написали жалобу.
Но настораживает, что в этом деле суд просто взял и по каждому из обвиняемых применил именно те наказания, которые предлагало обвинение, слово в слово. Хотя смягчающие обстоятельства в полной мере имелись.
Ребята осуждены по домыслам, предположениям, оговорам, собственным показаниям, данным в результате пыток, при наличии претензий к доказательствам
Однако я хочу подчеркнуть, что не могу обсуждать сроки по каждому обвиняемому. Во-первых, это выходит за рамки профессиональной адвокатской этики. Во-вторых, мы не согласны с самой концепцией обвинений. Любой срок, назначенный судом, мы считаем незаконным.
Апелляция однозначно будет, документы в апелляционную интонацию мы направим уже в ближайшее время. Я надеюсь, что там обратят внимания на доводы защиты, которые приводились ещё в первой инстанции. А если их решение нас не устроит, мы пойдём дальше, вплоть до ЕСПЧ. Но УДО по статьям, связанным с терроризмом, не бывает. Если обвинительный приговор сам по себе сохранится, то на условно-досрочное освобождение рассчитывать не стоит.
Я не знаю, насколько резонанс вокруг этого дела влияет на приговор. Но он может поспособствовать тому, то к проблеме внимательнее подойдут. Ребята осуждены по домыслам, предположениям, оговорам, собственным показаниям, данным в результате пыток, при наличии претензий к доказательствам. Если на всё это обратят внимание, то я верю, исход дела сменится на благоприятный.
Анастасия Буракова, юрист «Правозащиты Открытки»:
После введения в Уголовный кодекс составов, предусматривающих организацию террористического сообщества и участия в нем, не было ни одного оправдательного приговора по этим статьям. Вместе с тем, столь большие сроки за отсутствие конкретного действия, нанёсшего вред, суд назначает впервые. За насильственные преступления в среднем получают вдвое меньше.
Полагаю, это «показательная порка». Суд и следствие дало обществу четкий посыл: мы можем собрать сколь угодно скверные и неочевидные доказательства, включая, например, документы в материалах, записанные самими сотрудниками. Если ты попал в жернова системы, выбраться будет практически невозможно, и единственный выход — признаваться в том, чего ты не совершал и заключать сделку со следствием.
Поэтому я не питаю иллюзий: апелляция с большей долей вероятности не смягчит приговор. Для системы это бы означало дискредитацию самой могущественной спецслужбы и суда, принявшего весьма натянутые доказательства. Про УДО говорить пока рано: по прошествии времени политическая конъюнктура может измениться.
Это «показательная порка». Суд и следствие дало обществу четкий посыл: мы можем собрать сколь угодно скверные и неочевидные доказательства. Единственный выход — признаваться в том, чего ты не совершал и заключать сделку со следствием
Но после того как Виктор Филинков первым заявил о пытках публично, остальные фигуранты перестали молчать о том ужасе, через который они прошли. После этого пытки прекратились.
Безусловно, правоохранительные органы любят «сговорчивых»: сделка со следствием, явка с повинной, «ударился на тренировке» — и ты отделался легким испугом. Это основной месседж обществу: оговаривать себя, писать доносы — это социально одобряемое поведение в нынешней России.
Но если мы не хотим вновь оказаться в 1937 году, молчать нельзя. В сущности, ребята, занявшие принципиальную позицию своей невиновности, и активисты, поддерживающие их на протяжении всего процесса, показали обществу, что есть другие ценности: собственное достоинство, солидарность и взаимовыручка.
*«Сеть» — сообщество признано террористическим и запрещено на территории России.
Фото: belsat.eu
