Бори нет, а день рождения его есть. И я подумал, что бы такое рассказать, что было бы не про Немцова-политика, а про Немцова-человека. Поделюсь двумя историями, обе из 90-х.
Первая про Борину любовь к публичности.
Как-то мы были в гостях у товарища на даче. Взяли там с Борей велосипеды и поехали вдвоем кататься. Едем мы по лесу, вокруг красота, тишина, воздух, педали крутим и разговариваем. Все было прекрасно, пока мы не выехали на какую-то просеку, где увидели табличку: деревня такая-то. 5 км. Названия уже не вспомню, да и неважно. У меня мгновенный рефлекс: ууу, придется сейчас с людьми разговаривать, на вопросы отвечать. Я уже было рот открыл, чтобы сказать: «Борь, давай обратно в лес» — как Немцов меня опередил и воодушевленно так: «Чубайс (он любил ко мне по фамилии обращаться), поехали в деревню, к мужикам, поговорим там со всеми»! Кажется, я поплелся за Борей в деревню. Наверное, именно поэтому для Бори политика была естественна и необходима, а для меня много лет вынужденна и через «не хочу».
Вторая история посерьезнее. Про Борину готовность поддержать в реально опасной ситуации и про его бесстрашие. Это был 1996 год, самый разгар президентской кампании. Аркадий Евстафьев и Сергей Лисовский задержаны, Коржаков и Барсуков еще не отправлены в отставку. Я, естественно, приехал в штаб, положение критичное, мы совершенно не понимали, чем это все закончится для нас к утру, арестуют нас или оставят на свободе. Здание начал окружать спецназ, охрана видела снайперов. И Боря в ту ночь приехал и просидел с нами до утра. Он совершенно не должен был этого делать, он не был членом штаба, но он приехал, несмотря на более чем реальную вероятность ареста. И это был настоящий поступок.
Бори нет. И одновременно Боря есть. В нашей памяти. И не только.
Источник