Политическому будущему России после 2024 года посвящено исследование замдиректора «Левада-Центра» Дениса Волкова и руководителя программы «Российская внутренняя политика и политические институты» Московского Центра Карнеги Андрея Колесникова, созданное на основе интервью с экспертами в области подготовки управленческих кадров, экономики, экономической географии, информационных технологий и представителями крупных и средних российских и иностранных бизнесов, которые имеют опыт взаимодействия с российскими госструктурами.
Лучше не будет
Авторы исследования отмечают — перемены лишь имитируются. Основная цель политических, управленческих и бизнес-элит к выборам 2024 года — не модернизация страны, а обеспечение плавного и безопасного транзита власти. Для сильных мира сего приемлемы оба основных сценария — «Путин остается» и «Путин уходит, но оставляет преемника».
Опрошенные авторами исследования инвесторы и предприниматели уверены, что изменения к лучшему невозможны.
«Никто из наших собеседников не питал иллюзий относительно готовности высших должностных лиц государства (назовем их суперэлитой) к демократизации политической системы, либерализации экономики и в целом к модернизации государства и общества. Но никто и не рисовал апокалиптических сценариев революции или развала страны из-за неэффективности построенной за 20 лет системы государственного капитализма и политической автократии», — говорят авторы статьи.
Но сменяемость власти неизбежна, хотя бы из-за естественных причин. Поэтому государству нужна новая технократическая верхушка, чтобы поддерживать приемлемый уровень работоспособности политической системы. Базовая идея технократического транзита состоит в том, чтобы, не меняя (не укрепляя) институты и не вводя политическую демократию, поменять лица во власти.
Есть и другие причины искать новые механизмы возгонки технократических кадров. Это и запрос на справедливое, а значит эффективное управление, и плохая работа социальных лифтов, которые практически остановились, и — в то же время — дефицит качественных управленцев (административный уровень директоров департаментов министерств, заместителей министров, региональных руководителей).
При этом все назначения при такой замене согласовываются с силовыми структурами. Для обеспечения «стабильности» абсолютная политическая лояльность ключевых кадров важнее их эффективности.
Почему фильтр лояльности так важен? Управление осуществляется вручную (и нередко с низкой эффективностью) из-за страха утратить политический контроль над ключевыми позициями. Иной раз и самим потенциальным назначенцам не очень хочется участвовать в гонке за высокие позиции во власти. Среди причин — негативное восприятие государственных чиновников населением, страх потерять высокую должность и репутацию из-за непредсказуемости системы оценки, ограничения во владении собственностью, декларирование доходов и зарплаты ниже чем в бизнесе.
Но «лояльность», по мнению опрошенных, создает проблему: чиновники чувствуют ответственность лишь перед федеральным начальством, а не перед гражданами. Это приводит к тому, что реальное решение проблем заменяется формальными отчетами, а содержательная модернизация — цифровизацией. Отсюда текущая ситуация с реализацией национальных программ в регионах. Цели измеряют контрольными цифрами, не всегда четко верифицируемыми, взятыми «с потолка».
Тотальный госконтроль для самосохранения
Путинская система ищет, как сохранить социальное и политическое равновесие до конца политического цикла и далее. Система управления строится на презумпции всезнания и всемогущества государства и его бюрократии, на абсолютизации государственного контроля (отсюда пристальное внимание к целевому расходованию средств и попытки избирательной борьбы с коррупцией). Государство «перекупает» гражданских активистов с помощью грантов, старается контролировать частный бизнес.
Притом что ручное управление с самого верхнего уровня охватывает ничтожный процент всех принимаемых в стране решений, Путину совершенно нет необходимости вмешиваться во все процессы: управленческие решения, судебные вердикты, обвинительные заключения артикулируются, выносятся, применяются с учетом его потенциальной позиции по любому вопросу. В существенной части случаев эта позиция «воображаемого Путина» неправильно интерпретируется, и вот тогда приходится включать механизм ручного управления, исправляя серьезные ошибки.
Возможность ухода Путина зависит, по мнению авторов исследования, от того, удастся ли за 4 года найти схему транзита, безопасную как лично для него, так и для базовых оснований режима. Менять Путин в системе кардинально ничего не станет.
«Нынешний российский политический режим нащупал свою идентичность: консервативные ценности, имперское сознание, милитаризация, антизападничество, особый путь на базе мифологизированных представлений об истории, память о Великой Отечественной войне как основной клей нации и метод легитимации власти. Можно считать, что это и есть государственная идеология, вокруг которой сложился консенсус и элит, и масс. Однако неэффективность социально-экономической модели порождает спрос, пусть и крайне неопределенный, на изменения», — пишут авторы статьи.
Процесс имитации изменений (та же цифровизация) может вполне устроить и элиты, и обычных людей. Можно спорить о том, не стало ли «путинское большинство» в результате экономической стагнации суммой политических меньшинств и не размывает ли это национальный консенсус. Но пока система способна справляться с проявлениями социального недовольства и удерживаться в состоянии относительного политического равновесия.
Поколение «преемников»
Для передачи власти Путину важно найти к 2024 году такую же фигуру, какой он был сам для Бориса Ельцина. «Но для обеспечения устойчивости самой системы еще важнее сохранить «путинизм», то есть продолжение авторитарной, изоляционистской и дирижистской политики в отсутствие Путина», — отмечают исследователи.
При формировании правительства РФ весной 2018 года Дмитрий Патрушев (сын Николая Патрушева, входящего в ближний круг Владимира Путина) получил пост министра сельского хозяйства. До этого случая сыновья представителей «ближайшего круга» обычно получали высокие посты в госбанках и госкорпорациях (сыновья Николая Патрушева, Сергея Иванова, Сергея Кириенко, Дмитрия Рогозина, Александра Бортникова, «династии» Ковальчуков и Ротенбергов). Авторы доклада предполагают, что это начало коллективного преемничества: в 2024 году поколение сыновей соратников Путина получит в наследство часть страны в виде активов, существующих в системе, где «власть равна собственности».
Главная проблема транзита «суперэлит» — «сращенную с государством собственность по наследству передать невозможно» (цитата из экспертного интервью): если отцы выпадают из системы власти, то сыновья перестают быть успешными бизнес-лидерами.
Если президент уйдет, преемником Путина могут стать система, созданная им, и его политические «дети». Тем не менее многое, в том числе и выбор механизма преемничества, будет зависеть от массовых настроений, которые сложатся к 2022–2024 годам.
При этом в общественном мнении проблемы 2024 года не существует. Более половины россиян по-прежнему хотят, чтобы Владимир Путин оставался на посту президента страны.
Отмечается, что на фокус-группах возможным преемником называют Дмитрия Медведева, который, несмотря на невысокий рейтинг, уже был президентом. Кроме того, звучат имена министра обороны Сергея Шойгу, реже — главы МИДа Сергея Лаврова, мэра Москвы Сергея Собянина и коммуниста Павла Грудинина. «Все это кажется несколько странным, но таково массовое общественное мнение, которое обладает очень серьезной инерцией», — говорится в исследовании.
Но есть и те, кто считает, что преемником станет человек, которого мы еще не знаем или не замечаем. Как было с Путиным и Медведевым — он может возникнуть за год до выборов. Система управления в стране по-прежнему клановая, и в ней, как выражается социолог Ольга Крыштановская, «Сечин не может стать президентом, но его протеже — может».
,