Заявление Тимченко и других главредов меня задело и задело очень неприятным образом.
Соображение о том, что дело сделано, а теперь можно выпить и отпраздновать и не ходить на заявленный митинг, потому что он не согласован, кажется мне странным.
Я могу быть не прав, но я чувствую себя слитым и обманутым.
И этот странный текст — высокомерный, неприятный — Колпакова про то, что они не занимаются активизмом, тоже оставил довольно мерзкое впечатление.
Мне кажется, что если вы говорите, не занимаетесь активизмом — не призывайте людей не ходить куда-то.
Не говорите — а давайте-ка не пойдем.
Потому что это ровно то же самое, что и призывать куда-то пойти. Только с другим знаком. И в этот момент вы не как журналисты действуете, а как медийные, значимые заметные персоны, которые говорят людям, что делать.
Во-вторых, неужели нельзя было позвонить Азару и тем, кто придумал эту историю, и как-то согласовать свои действия, чтобы не раскалывать людей, которые горой за вас стояли все эти дни.
Просто дело было не только в Иване Голунове, а во всех нас, в том, что каждый вставал и за него, и за себя, и за своих друзей.
В очередной раз наступил какой-то пиковый момент, когда люди подумали: ну нельзя вот так с нами, остановитесь, достаточно — и встали за того, кого обидели, в его лице, конечно, имея в виду сотни тысяч случаев ровно таких же. И то, что этот пик был такой силы, что никого по сути не волновало, санкционированный митинг или не санкционированный, все эти придуманные, чтобы нас придушить, законы и акты, служебные инструкции — люди просто встали и пошли, вспомнив, что есть конституция, права, человеческое достоинство.
Пошли потому, что уже нет сил, нет терпения, пошли в отчаянии, чтобы донести мысль о том, что хочется пожить без страха, что в этом нагнутом положении не очень весело и не очень удобно, и никакая красивая реконструкция квартиры не меняет того, что ходить в ней раком неприятно и унизительно.
И вот они пошли, а им говорят — постойте, постойте, вы куда —- вне очереди идёте жаловаться, вы сейчас посидите еще, а потом, когда будут урочные часы, можете попротестовать. И кстати, мы с вами не пойдем, мы не активисты.
Я очень рад, что Ивана выпустили, потому что это страшный беспредел и чудовищное говно. Просто история стала намного больше, и появился шанс поговорить о тысячах людей, что-то правда изменить. А его сейчас сливают.
Я думаю, что мы стоим ровно на том месте, где не в первый уже раз у нас есть шанс стать чуть ближе к тому, чтобы называться обществом, к тому, чтобы стоять друг за друга, к тому, чтобы что-то реально поменять, и разница в том, что сейчас это не про политиков, не про конкретных людей, а про то что людям надоело, что их могут в любом углу схватить за жопу, оттрахать, а потом домашний арест покажется праздником.
Если не хотите — не ходите, но не говорите, ходить ли другим. А то у меня возникает ощущение, что мы за «Медузу» впряглись, а она за нас че-то не очень. И это обидно и грустно. Потому что в очередной раз показалось, что мы можем довести дело до чего-то значимого, отстоять хотя бы маленький островок достоинства и самоуважения.
P.S. Прекрасный мой друг Андрей Вальдберг очень правильное написал про травму. Люди начали было говорить о своей огромной травме, о том, как их все время унижают и заставляют жить в страхе и терять потихоньку достоинство. И когда видишь этот процесс, то не знаю кем надо быть, чтобы его пытаться останавливать — это самое здоровое, что с нами происходило за много лет, мы учимся говорить о своей боли, не стесняясь ее, подбирая слова, чтобы об этом рассказать, чтобы это проговорить. И это настолько больше, чем одно конкретное, хотя и очень важное дело, что комментировать его так — большая и очень неприятная, опасная ошибка. На мой — и исключительно мой — взгляд.
Источник