Журнал «The New Times» предложил семерым лидерам реальной российской оппозиции ответить на десять одинаковых вопросов, касающихся тех перемен, что должны случиться в России после ухода Владимира Путина и его команды с политической арены. К сожалению, пока Михаил Ходорковский и Григорий Явлинский не сочли для себя возможным участвовать в данном проекте. Однако наша редакция надеется, что, учитывая важность обсуждаемых проблем, они к нему в дальнейшем присоединятся.
Сегодня, 29 апреля, мы предлагаем вниманию читателей NT ответы оппозиционных политиков на восьмой, девятый и десятый вопросы проекта.
Режим пал. Вы во главе государства. Ваше отношение к проблеме ядерного разоружения? Готовы будете инициировать односторонний отказ России от ядерного арсенала? (Например, если таковым будет условие Запада по быстрому снятию санкций).
Дмитрий Гудков:
Ядерное оружие в любом случае — актив в переговорах. Поэтому от актива избавляться нет смысла, а вот, например, восстановить наши переговоры о разоружении — другое дело. Я против одностороннего разоружения. Это должно быть многостороннее движение. Я готов двигаться в этом направлении, но вместе со всеми. И условие такое Запад никогда не выставит — они прекрасно понимают, что общественное мнение такой шаг никогда не поддержит. Но в любом случае России надо потихоньку интегрироваться в международные системы безопасности.
Гарри Каспаров:
Ни один нормальный человек на Западе такое условие не выставит. Усиление санкционного давления на Россию связано исключительно с агрессивной путинской внешней политикой.
Сокращение ядерного арсенала — вещь правильная, но полный отказ страны от ядерного оружия в условиях глобальной мировой нестабильности мне представляется абсурдным. Угрозы от Китая и радикального ислама должны восприниматься серьезно, и ядерное оружие является важнейшим инструментом защиты страны.
Михаил Касьянов:
Не считаю, что одностороннее ядерное разоружение — шаг в правильном направлении. Россия наряду с США, Великобританией, Францией и Китаем отвечает за поддержание мира, за предотвращение конфликтов, за стабильность на Земле. Постоянные члены Совета безопасности ООН отвечают за всё в равной степени. Поэтому перечисленные державы должны коллективно заниматься вопросами нераспространения ядерного оружия, договариваться о сокращении собственных ядерных арсеналов. Они должны решать задачи укрепления мира на Ближнем Востоке и в других конфликтных регионах. Уверен, что будущая власть будет исходить из логики и из тех предпосылок, что нам Запад не враг, что у нас общая цивилизация. Да, у нас есть большие отличия, но это не лишает нас основополагающей базы. И весь мир будет аплодировать тому, что Россия, наконец, вернулась и восстановила свои позиции. Для менталитета российского гражданина разоружение в одностороннем порядке является неправильной позицией и вызовет объяснимое разочарование. Хотя обладание ядерным оружием сегодня и немного стоит, но ощущение равенства, ощущение себя как большой державы в цивилизованном мире— это важно. Подчёркиваю еще раз — есть конструкция, созданная после Второй Мировой войны, и сначала Советский Союз, а теперь Россия — существенная деталь в этой конструкции. А глобальный курс надо вести на ядерное разоружение на паритетных началах.
Алексей Навалный:
Откажусь ли в одностороннем порядке от ядерного оружия? Конечно, нет. Дурак я, что ли? Да в принципе это не было бы полезно никому в мире. Ядерный паритет и взаимное гарантирование от уничтожения — это основа международной безопасности. Все строилось в 60-е, а сейчас мир совсем иной. Тем более что с односторонним отказом России от ядерного оружия проблема все равно не исчезнет. Есть Китай и другие страны, появился Израиль, появилась Индия, появился Пакистан. В этой истории много игроков, и от того, что мы одни добровольно отказываемся, мы не делаем мир безопаснее. Мы просто выходим из этой конструкции, делая ее менее устойчивой и более опасной. Мне кажется, современные вызовы все-таки заключаются в другом — это контроль над нераспространением ядерного оружия, контроль над нераспространением, в принципе, оружия массового поражения. Как мы видим по последним событиям, хоть биологическое оружие, хоть химическое оружие не находятся под достаточным уровнем контроля, доступно всяким сумасшедшим, которые кого-то хотят потравить индивидуально, как Скрипалей, например. Или посмотрите, что происходит в Сирии. Одно очевидно — в связи с развитием технологий перед человечеством стоит вызов автономного оружия. Эти дроны, например, которыми пока управляют, но уже сейчас они могут самостоятельно просто по какому-то тепловому отпечатку человека идентифицировать и превращать в пыль. Неспроста ученые пишут открытые письма, что государство не должно перейти к полностью автономному оружию, потому что риски огромные. А соблазн, конечно, велик. Это же так просто и дешево — сто дронов по границе запустим, и пусть они там сто лет кружат и хреначат каждого, кто залез на этот холм. Это же в сто раз дешевле, чем патрулировать круглосуточно или стену строить. А дроны будут становиться все меньше, все мобильнее, все долговечнее, все смертоноснее. Это — огромная проблема, во многом отчасти философская.
Но есть и вызовы другого порядка — исламский экстремизм, такие страны, как Северная Корея. И мы должны принимать участие в разрешении всех этих проблем, а не добровольно сдвигаться на периферию. Просто надо понимать — все безумие нынешней российской внешней политики обусловлено вовсе не тем, что у нас есть ядерное оружие, а тем, что управляют ее безумцы, которые почему-то решили, что могут направить бойцов в любую точку Земного шара и начать там стрелять во все стороны.
Илья Яшин:
В одностороннем порядке — неправильно. Я считаю, что в мире не должно быть ядерных держав. Результатом развития человеческой цивилизации должен быть отказ всех стран от ядерного оружия. Мне кажется, в этом направлении надо двигаться. Но Россия не может в одностороннем порядке отказаться от этого статуса, потому что в мире существует угроза для России. Никуда не денешься — у нас тут под боком безумец с ракетами сидит в Северной Корее. Это вопрос национальной безопасности. Россия — большая богатая страна, и мы все-таки не можем доверять собственную безопасность кому-то. Мы все-таки должны думать сами о своей безопасности, какие бы ни были соглашения с международным сообществом на бумаге. Поэтому вопрос ядерного разоружения должен происходить на паритетных началах.
Режим пал. Вы во главе государства, политический лидер. Кого вы видите в роли вашего премьер-министра, то есть профессионала, способного удержать экономику в переходный период, не допустить ее обрушения?
Дмитрий Гудков:
Было бы слишком смело сейчас называть конкретную фамилию, но общий принцип понятен: это должен быть человек, имеющий опыт управления крупными структурами — и человек, конечно, наших взглядов. Очерчу круг: от Михаила Ходорковского до Сергея Алексашенко, от Сергея Гуриева до создателя отечественной частной космонавтики Михаила Кокорича — члена экспертного совета нашей партии, сейчас вынужденного работать за границей.
Гарри Каспаров:
Для проведения необходимых радикальных социально-экономических реформ будет нужно активно использовать потенциал зарубежных диаспор. Внутри России тяжело найти людей, не вовлеченных в коррупционные схемы и способных работать в современных реалиях. Безусловно, в новой России не должно быть места тем, кто сегодня обеспечивает экономическую устойчивость путинского режима — они должны быть подвержены процедуре люстрации.
За экономическое развитие в новой России должен отвечать человек мыслящий глобально, обладающий достаточными знаниями и опытом в этой сфере. В то же время это должен быть профессионал, не «замаранный» связями с путинской диктатурой. Из тех, кого я знаю, таким человек мог бы стать Михаил Ходорковский.
Михаил Касьянов:
Такие люди есть. Необязательно это должен быть один человек, поскольку переходное правительство — это команда единомышленников, примерно одинаково мыслящих в отношении ситуации в экономике и ее развития. Но надо сразу провести черту — на лидерские позиции люди из сегодняшней путинской обоймы допущены не будут. В качестве советников, экспертов — возможно, но не рулить. Они себя дискредитировали.
Вопросы удержания экономики на плаву потребуют очень быстрых и ответственных решений. Главная задача первых ста дней — чтобы бизнес поверил в то, что теперь все будет по правилам, что права на частную собственность защищены надежно и навечно, кто бы тут дальше ни побеждал на выборах. Потому что если этого не случится, то все, кто ещё остался, убегут с капиталами, и тут уже ничего не спасешь.
Алексей Навальный:
Сначала отсечем тех, кто точно не понадобится. Нет никаких сомнений — к старым «спецам» не обратимся. Ко всем этим шуваловым, кудриным и прочим грефам и дворковичам. Потому что это люди провала, они совершенно ничего не умеют, результаты их работы мы наблюдаем каждый день. Они мало того, что чудовищно алчные и корыстные, так еще и абсолютно некомпетентные и тупые. Что называется — доказано временем. Я уж не говорю о моральных качествах. Эти же люди, которые в Давосе выступают, они же прекрасно понимают, что происходит, но все равно служат режиму. Поэтому новую страну должна строить новая команда.
Илья Яшин:
Фамилии я называть не готов. Я, кстати, думаю, что, может быть, какие-то новые люди появятся. Проблема в том, что возникнет, несомненно, кадровый кризис в какой-то момент. Это связано с тем, что оппозиция на протяжении многих лет абсолютно осознанно выдавливалась в несистемное поле и не имела возможности участвовать вообще ни в каких органах власти, получать опыт управления государством. Вот в чем, например, была уникальная роль Немцова в российской оппозиции? Это человек, который умел делать все — он мог и писать публицистические доклады, и организовывать митинги, и в тоже время у него был совершенно колоссальный опыт управления страной в достаточно тяжелые кризисные времена экономического спада. И Немцов прекрасно понимал, как это делать. Таких людей в оппозиции очень мало — людей, которые умели бы это делать и при этом пользовались общественным доверием. При этом я понимаю, что привлечение кадров из прежней команды вряд ли возможно. Не думаю, что такой шаг встретил бы одобрение со стороны общества. Люди такого уровня могут работать на технических должностях, работать в министерствах. Понятно, что сменить всю бюрократию, вычистить и привести новых людей технически невозможно. Поэтому на уровне замминистра, возможно, эти люди могут остаться. Но очень важно подумать о том, чтобы были сформированы такие механизмы, которые не позволят им сожрать новую власть. Потому что они опытные, они понимают, как работает эта система, в отличие от нового политического руководства, бюрократия в их руках, и они могут начать подтачивать новую власть изнутри. Нельзя этого допустить.
Как вы думаете, какая книга однажды будет написана — «20 лет чекистского реванша», «25 лет чекистского реванша», «30 лет чекистского реванша»?
Дмитрий Гудков:
Знаете, книгу «30 лет реванша» смогут написать уже исключительно зарубежные исследователи, родом откуда-нибудь из Калининграда, а то и поближе. Нет у нас уже запаса еще в 10 лет. Не будет никакого «Майора де Бражелона». Поэтому или мы увидим ее сейчас, в оставшиеся до конца считаные годы, или… А впрочем, другого варианта у нас не может и не должно быть.
Гарри Каспаров:
Мне кажется, что сам вопрос нацелен на то, чтобы разделить ельцинский и путинский периоды. Хотя после 20 лет чекистов у власти мы обладаем достаточным объемом информации, чтобы понять, что одно неразрывно связано с другим. Написанные в будущем книги должны будут говорить о проигранной революции 89-го — 91-го года, о том, как Россия упустила свой исторический шанс стать цивилизованным правовым государством.
Все, кто пытается свести проблемы к «чекистскому реваншу», сознательно или нет, искажают ход исторического процесса.
Базис нынешнего мафиозного режима создавался еще до прихода Путина к власти, его экономическая основа является прямым результатом деятельности российских «системных либералов». Весьма показательно, что архитекторы экономического фундамента путинизма не только никуда не делись, но и продолжают работать на режим и являются его бенефициарами.
Михаил Касьянов:
Думаю — 20 лет. Я не отношу первый срок Путина к этому реваншу. Скорее всего, что через год начнутся структурные изменения в общественном сознании… Вопрос в психологическом исчерпании ресурса этой власти. Предстоящей осенью усилится социальное напряжение в стране. Люди полностью утратят доверие к власти, и та будет вынуждена от стратегии оболванивания перейти к стратегии силового удержания. Денег хватит еще на год-два, а потом начнутся серьезные проблемы. Вопрос — понимает ли это Путин? И если понимает, то как будет проблему решать, через конституцию или через революцию? Вот ключевой вопрос.
Алексей Навальный:
Я не считаю, что это именно чекистский реванш. Это просто реванш алчных бессовестных людей. Глянь на правительство — там чекистов-то не так и много, там просто разная номенклатурная сволочь. Это скорее реванш комсомольцев недобитых. А какая книга будет написана? Не знаю… Делаю все возможное, чтобы цифра на обложке была как можно меньше.
Илья Яшин:
Я не знаю. Не хочу гадать. Но я делаю, все, что в моих скромных силах, для того чтобы эта книга была как можно тоньше.