Но это мнение устарело. Монархий и коммунистических режимов осталось мало, а личных диктатур — даже больше, чем в прежние времена. Почти все они существуют в форме так называемого электорального авторитаризма, то есть такой формы правления, при которой монополия диктатора на принятие политических решений прикрывается фиктивными демократическими институтами — партиями, парламентами и, конечно, выборами. Эти выборы так устроены, что проиграть их диктатор не может. Значит, он будет оставаться у власти ровно столько времени, сколько ему кукушка накуковала.
Секрет современных личных диктатур прост и состоит в том, что у кукушек появилось долгое дыхание. Технологические успехи в медицине и в обеспечении личной безопасности привели к тому, что апоплексические удары — в прямом или фигуральном смысле — перестали сокращать дни диктаторов. Это настоящие долгожители. Вот пара примеров. Абдель Азиз Бутефлика стал президентом Алжира, когда ему только стукнуло 62 года. Сейчас ему 82. Омар аль-Башир пришел к власти в Судане, не достигнув еще 50 лет. Сейчас ему 75. Оба, вопреки своим намерениям, лишились власти в течение последнего месяца.
Поговорим о том, как и почему это случилось. Вопрос довольно актуальный, ведь в современном мире не так уж мало стран, где личная диктатура задерживается на десятилетия. Такая ситуация хороша для самих диктаторов, их родственников и друзей, но никогда — для народов. Им приходится решать проблему. Иногда решения находятся, причем в Алжире и Судане они оказались довольно похожими. И это как раз тот случай, когда знакомство с зарубежным опытом не будет лишним.
Современные диктаторы любят считать себя спасителями. Война и терроризм — естественные истоки их власти
Происхождение диктаторов
Алжир и Судан — африканские страны, в которых большинство населения составляют говорящие по-арабски мусульмане. Обе страны представлены на мировом рынке энергоносителей, хотя нефтегазовых богатств никогда не хватало на то, чтобы обеспечить безбедную жизнь большинству населения. И все же Алжир довольно богат. ВВП на душу населения там примерно вдвое ниже, чем в России, но по каким-то причинам, в обсуждение которых я сейчас вдаваться не стану, уровень жизни в городах вполне сопоставим с малыми и средними городами России. Что касается Судана, то он считается одной из беднейших стран мира.
Когда-то и Алжир, и Судан строили социализм, но крах коммунизма как идеологии и Советского Союза как спонсора положил этому конец. Тогда на политическую авансцену вышли исламисты. В обеих странах их претензии на власть были пресечены армией. В Алжире противостояние между исламистами и военными привело к кровопролитной гражданской войне, продолжавшейся с 1991 по 2002 годы. Со стороны военных командовали сменявшие друг друга в президентском кресле генералы. Одному из них — Бутефлике — удалось полностью разгромить мятежников. А поскольку многие в Алжире вовсе не разделяли пристрастия исламистов к средневековым нормам жизни, то значительная часть населения была Бутефлике за это признательна. В собственных глазах (как и в глазах придворных льстецов) он, конечно, стал героем, спасителем нации.
У суданского властителя Омара аль-Башира, политическая карьера которого тоже началась в рядах вооруженных сил, сложились более дружеские отношения с исламистами. Захватив власть при их полной поддержке, аль-Башир довольно упорно стремился реализовать программу исламизации. При этом ощутимую часть граждан Судана составляли тогда христиане и анимисты, населявшие юг страны. Дело дошло до гражданской войны, в итоге которой юг отделился и стал независимым государством. Это трудно охарактеризовать как успех диктатора. Но, утратив юг, аль-Башир только укрепил свою власть на севере и защитил традиционные исламские ценности, то есть тоже, в своем роде, спас нацию. Современные диктаторы вообще любят считать себя спасителями. Война и терроризм — естественные истоки их власти.
Методы диктаторов
Конечно, ни Бутефлика, ни аль-Башир сами себя диктаторами не считали. Напротив, оба полагали, что только под их властью Алжир и Судан впервые стали настоящими демократиями. И действительно, в обеих странах были легализованы политические партии, регулярно проводились президентские выборы, а многопартийные парламенты штамповали закон за законом. Правда, официальное признание получали только такие партии, которые либо сотрудничали с властями, либо не представляли для них никакой угрозы, а президентские выборы были устроены так, что выиграть их могли только действующие президенты. И выигрывали: Бутефлика в 2014 году получил больше 80% голосов, а аль-Башир в 2015 — 94%.
Были и существенные различия. Бутефлика уделял особое внимание тому, что в политической науке называют кооптацией, то есть вовлечению любой потенциально сильной оппозиции в орбиту режима по схеме «доля власти в обмен на лояльность». Основные партии алжирских системных либералов и умеренных исламистов не только заседали в парламенте, но и входили в правительство как младшие партнеры. Это была сравнительно мягкая диктатура, хотя тех оппозиционеров (а также журналистов и блогеров), которые не принимали президентских подачек и продолжали выражать несогласие с режимом, ждали суровые штрафы, а то и тюрьма.
У аль-Башира все было проще. Оппозицию он смирял не столько подачками, сколько репрессиями, и властью не делился, так что схема была, скорее, «личная безопасность в обмен на лояльность». В итоге вся оппозиция, которую можно было так называть без сильного оттенка иронии, оказалась в глубоком подполье. Некоторые оппозиционные организации, особенно на окраинах страны, встали на путь вооруженной борьбы против режима. К ослаблению власти аль-Башира это не привело. Напротив, это давало дополнительный повод для репрессий. Можно заключить, что сколько-нибудь значительной организованной оппозиции не было ни в Алжире, ни в Судане.
Бутефлика в 2013 году пережил инсульт. После этого он передвигался только в кресле-каталке и почти утратил способность говорить. Однако это не помешало ему ни выдвинуться на четвертый президентский срок
Мотивы диктаторов
Ветхий Завет, как известно, отводит человеку 120 лет жизни, и многие последователи авраамических религий — особенно богатые и наделенные властью — склонны воспринимать такое предопределение всерьез. Так что и Бутефлика в свои 82, и уж тем более аль-Башир в свои 75 вполне могли рассчитывать на то, чтобы задержаться у власти еще надолго. Бутефлика, правда, получил тревожный звонок еще в 2013 году, когда пережил инсульт. После этого он передвигался только в кресле-каталке и почти утратил способность говорить. Однако это не помешало ему ни выдвинуться на четвертый президентский срок в 2014 году, ни объявить о намерении возобновить свой мандат в 2019 году.
Трудно сказать, что именно творилось в замутненном болезнью уме Бутефлики, когда он принимал это решение, но представить рациональные мотивы несложно. Конечно, нельзя допустить, чтобы к власти пришла настоящая оппозиция, потому что от нее ничего хорошего ждать не приходится. Но еще важнее гарантировать лояльность избранного преемника, а также его способность удержать ситуацию под контролем. Получить такие гарантии чрезвычайно сложно, и они всегда кажутся недостаточными. Вот еще год-другой в президентском кресле — и все устаканится , наступит полная стабильность, можно уходить. Но годы проходят, возникают новые проблемы, а с ними — тревожное чувство, что надо бы еще поработать. Рано на покой.
Хочу подчеркнуть, что это — добросовестные соображения. Неподготовленный уход диктатора действительно чреват серьезными рисками для его страны. Но к этому добавляются соображения довольно корыстного плана, от простой привычки к беспрекословному подчинению окружающих, пожертвовать которой так трудно, до сугубо денежных и просто шкурных мотивов. Они вполне очевидны в случае аль-Башира, который с 2008 года находится под выданным Международным уголовным судом в Гааге ордером на арест по обвинению в геноциде. Для него отказ от власти мог обернуться длительным — вероятно, пожизненным — тюремным заключением.
И в Алжире, и в Судане диктаторы уделяли колоссальное внимание тому, чтобы обеспечить лояльность силового аппарата. И действительно, в начале протестов им деятельно противостояли военные и силы безопасности. Но когда силовики поняли, что для полного подавления протестов потребуется широкомасштабное кровопролитие, то рассудили, что овчинка не стоит выделки
Как уходят диктаторы
Режимы Бутефлики и аль-Башира были во многом разными, но их финальные фазы похожи до такой степени, что подталкивают к примитивной конспирологии, популярной среди российских пропагандистов. Однако никакого американского следа в событиях на севере Африки не нашлось, да и искать его трудно, учитывая отношение администрации Трампа к экспорту демократии. Все произошло в силу внутренних факторов, но по одной и той же схеме: сначала массовые выступления, потом вмешательство армии, которая вынуждает диктатора уйти.
В Алжире толчком к выступлениям послужило само по себе заявление Бутефлики о намерении баллотироваться на пятый срок. В Судане никаких выборов не намечалось, и люди вышли на улицы в знак протеста против резкого ухудшения жизненных условий, прежде всего — повышения цен на продукты питания и топливо, а также обесценения национальной валюты. Впрочем, экономическая ситуация в Алжире — тоже не совсем благоприятная, и это подлило масла в огонь.
Оппозиция не сыграла в организации протестов сколько-нибудь существенной роли. Об этом диктаторы позаботились, зачистив политическое поле. Лидеры протестов — возникшие из небытия буквально несколько месяцев назад персонажи, составившие репутацию главным образом благодаря социальным сетям, и совершенно новые организации. Некоторые из них, вроде Ассоциации профессионалов в Судане, даже политическими не назовешь. Однако в целом мобилизация граждан была обеспечена не столько усилиями этих игроков, сколько спонтанно координирующей ролью соцсетей. Не удивительно, что на улицы вышла в основном молодежь.
И в Алжире, и в Судане диктаторы уделяли колоссальное внимание тому, чтобы обеспечить лояльность силового аппарата. И действительно, в начале протестов им деятельно противостояли военные и силы безопасности. Были человеческие жертвы. Но когда силовики поняли, что для полного подавления протестов потребуется широкомасштабное кровопролитие, то рассудили, что овчинка не стоит выделки. Представители Бутефлики объявили о его отставке после того, как этого потребовал глава генштаба страны. В Судане военные сначала отказались разгонять протестующих, а потом совершили переворот, посадив аль-Башира под арест.
Логика ситуации подсказала участникам протестов в Алжире и Судане правильную реакцию на этот вызов: не уходить с улиц, требовать передачи власти гражданскому правительству и скорейшего проведения свободных выборов
Что после диктатуры?
Оптимистический вывод из этой истории состоит в том, что век личной диктатуры ограничен, и он вовсе не обязательно определяется желанием диктатора или его долголетием. Народ способен сказать свое слово помимо фиктивных демократических институтов. Это слово может оказаться решающим.
К сожалению, оснований для других оптимистических выводов маловато. После свержения диктатора надо по-новому организовать власть. Но эта задача — не для улицы, а для политиков, и спонтанному решению она не поддается. Одно из самых губительных последствий личной диктатуры состоит в том, что она оставляет после себя политическую пустыню. Диктаторы любят риторически спрашивать: «Кто, если не я?» И правда, кто же, если все потенциальные соискатели либо отстранены от политики, либо дискредитированы сотрудничеством с властями? Но после свержения диктатора этот вопрос становится не риторическим, а вполне содержательным. И тогда на первый план выходят силовики, а это — прямой путь к новой диктатуре.
Логика ситуации подсказала участникам протестов в Алжире и Судане правильную реакцию на этот вызов: не уходить с улиц, требовать передачи власти гражданскому правительству и скорейшего проведения свободных выборов. Нужно понимать, что решиться на такое новым правителям будет сложно. Ведь тут уже речь идет об их собственном политическом выживании.
Не менее сложна эта ситуация и для самого протестного движения, которому предстоит в короткие сроки оформиться в политическую организацию. В принципе, это кажется достижимым в Алжире, где вырисовывается довольно ясная перспектива того, что новые правители будут вынуждены организовать свободные выборы. Не исключен такой исход и в Судане, где оказавшаяся у власти хунта уже начала поддаваться давлению протестующих и международного сообщества. Однако ясно и то, что основная борьба еще впереди.
Фото: belsat.eu