С подобными проблемами сталкиваются многие авторитарные режимы, и российский здесь не исключение. Рано или поздно у них возникает дефицит легитимности: граждане перестают верить в то, что существующее в их стране устройство власти лучше, чем иные формы правления, о которых они узнают благодаря СМИ, интернету или путешествиям в другие страны.
Трещины в Кремлевской стене
Авторитарные режимы преодолевают кризис легитимности либо репрессиями, либо покупкой лояльности граждан. До самого последнего времени российский режим успешно поддерживал лояльность благодаря распределению среди россиян доходов от ресурсной ренты, но продолжать эту политику становится все тяжелее. Не только объем самой ренты уменьшился в ходе недавнего кризиса, но и борьба за ее распределение между соискателями ренты стала обостряться. Среди правящих групп усугубляются конфликты — будь то борьба различных кланов вокруг реформирования МВД или за кресло мэра Москвы, — и разруливать их становится все труднее. Даже на региональных и местных выборах теперь возникает открытая конкуренция между ставленниками разных группировок, входящих в «Единую Россию», — еще пару лет назад такое не допускалось.
Нарастание противоречий фиксируют и социологи «Левада-Центра»: по их данным, за высокими индексами поддержки национальных лидеров скрывается серьезное недовольство россиян существующим социальным и политическим устройством. А опрос российских элит, проведенный социологом Михаилом Афанасьевым, демонстрирует принципиальное размежевание между силовиками и несиловиками: взгляды этих двух сегментов правящего класса страны на устройство власти и общества кардинально расходятся.
Но пока противоречия российского режима еще не стали общенациональным конфликтом, ведущим к его падению. Такое развитие событий возможно при сочетании двух факторов. Во-первых, среди правящего класса должны найтись те, кто выступит против существующей системы: бунт части элит порождает спрос на альтернативы и ведет к появлению новых лидеров, бросающих вызов статус-кво. Пока что в рядах элит, несмотря на рост недовольства, раскола не произошло, и вряд ли стоит многого ожидать в этом плане от противоречий внутри дуумвирата: Медведев начинал свою карьеру «на подхвате» у Путина и так там по большому счету и остался. Возможно, для появления диссидентов в правящем классе время еще не пришло.
Во-вторых, важен и низовой протест, который и может привести оппозицию к власти. Массовый протест в ряде регионов России становится все заметнее, но он связан с конкретными проблемами: транспортный налог в Калининграде, таможенные пошлины во Владивостоке, загрязнение Байкала в Иркутске или повсеместный рост тарифов ЖКХ. Федеральная власть сегодня успешно справляется с этими выступлениями, переводя стрелки на местное начальство, локализуя протест и не допуская его перерастания в антисистемные выступления против режима в целом. Поэтому пока то, что мы наблюдаем, — это лишь первые трещинки в выстроенной Кремлем стене: они могут и углубиться, но власти еще способны их залатать на время.
Что дальше?
Сочетание конфликтов элит и низовых протестов само по себе редко ведет к крушению авторитаризма. Для этого необходим дополнительный внешний шок, который переводит существующие противоречия из стадии скрытой «борьбы бульдогов под ковром» в открытую фазу. Таким шоком может стать затяжной экономический кризис, причем не столько глубокий спад, сколько длительная рецессия. Роль триггера могут сыграть острый этнический конфликт, военное поражение или техногенная катастрофа типа чернобыльской: предсказать заранее такие события невозможно.
Как себя поведут власти, когда поймут, что земля уходит у них из-под ног? В случае открытого размежевания элит, с одной стороны, и консолидации оппозиции — с другой, решением могут стать переговоры по типу круглого стола. Но не исключено, что правящие группы могут пойти и на «закручивание гаек» и ужесточение режима. В краткосрочном плане такие меры могут отсрочить падение авторитаризма. Но стратегически ужесточение режима невыгодно российскому правящему классу: ведь в случае репрессий у представителей элит гораздо больше шансов пасть их жертвами, чем у простых граждан. Поэтому наиболее вероятной стратегией российского режима является поддержание статус-кво: расчет строится на том, что нынешний президент досидит до 2012 года, потом Путин вернется в Кремль и все будет идти само собой вплоть до 2024-го...
Опыт Мексики
Иллюстрацией упадка и конца авторитарного режима может служить латиноамериканский опыт. Так, в Мексике сильная президентская власть и доминирующая партия PRI* * Институционно-революционная партия. на протяжении многих десятилетий пользовались серьезной поддержкой граждан и добились немалых экономических успехов. При этом в политике присутствовали и правая партия PAN,* * Партия национального действия. набиравшая 10–15% голосов своих твердых сторонников, и много мелких соперничавших друг с другом левых партий. Президент страны избирался на один шестилетний срок, а потом назначал себе преемника, который по должности возглавлял правящую партию. Но в 1988 году случился сбой: уходящий президент не стал назначать преемником Куаутемока Карденаса, сына генерала Ласаро Карденаса, президента Мексики в 1934–1940 годах, самого популярного государственного деятеля в новейшей истории страны. И тогда Карденас-младший с группой своих сторонников перешел на сторону левой оппозиции, возглавив новую партию PRD,* * Партия демократической революции. что повлекло за собой раскол внутри правящей элиты на фоне серии экономических кризисов.
Одновременно с этим шел и другой важный процесс: формирование негативного консенсуса среди оппозиции. Для мексиканских левых совершенно неприемлемыми были правые, и наоборот. Раскол оппозиции был на руку правящей партии, проводившей политику «разделяй и властвуй». Но все же противникам режима удалось в конце концов договориться между собой: хотя они оставались политическими соперниками, консенсус был достигнут на поле общей борьбы с произволом правящей партии и фальсификацией выборов. Эта тактика привела к успеху оппозиции сначала на локальном уровне, а потом и на общенациональном. В итоге PRI потеряла власть, причем не в ходе жестоких экономических кризисов, а тогда, когда стране удалось преодолеть спад. В 2000-м, после 71 года господства PRI, президентом стал представитель оппозиционной PAN, после чего PRI откатилась на периферию мексиканской политики. Вполне возможно, что сходным окажется конец авторитаризма и в России.
Люди в погонах
Казалось бы, у российского режима немало общего и с латиноамериканскими военными режимами, где в ходе крушения авторитаризма пришлось преодолевать господство людей в погонах. Однако различие между российскими силовиками и латиноамериканскими военными носит фундаментальный характер: в тех же Бразилии или Чили военные, получая статусную ренту, сами непосредственно не рулили экономикой, и поэтому их «уход в казармы» оказался мирным. Но для наших силовиков именно контроль над экономикой составляет основу могущества, и они готовы держаться любой ценой за сохранение в своих руках власти как источника ресурсной ренты, не останавливаясь и перед применением оружия. Именно эта проблема — мирного «отключения» силовиков от нефтегазовой трубы — может оказаться наиболее сложной при крушении российского авторитаризма.