Карьерный дипломат Саломе Зурабишвили победила на президентских выборах в Грузии почти с 20-процентным отрывом. Она родилась во Франции, почти 30 лет работала французским дипломатом в Вашингтоне, Брюсселе, Риме и Тбилиси. В марте 2004 года возглавивший Грузию после «революции роз» Михаил Саакашвили предложил Зурабишвили, не прожившей в СССР ни года, стать первой в истории Грузии женщиной — министром иностранных дел. В роли главы грузинского МИДа она проводила переговоры с Сергеем Лавровым о выводе российских войск из Грузии. А уже через год, в 2005-м Саакашвили уволил Зурабишвили, что вдохновило ее на оппозиционную борьбу и самостоятельную политическую деятельность.
Победу Зурабишвили на президентских выборах омрачают угрозы в адрес ее семьи и упреки в том, что она не выиграла бы без поддержки миллиардера Бидзины Иванишвили, чья партия контролирует парламент и правительство. Суламе Зурабишвили рассказала корреспонденту The Daily Beast, каким она видит будущее Грузии и возможно ли возобновление диалога с Россией. Беседа проходила в тбилисском предвыборном штабе Зурабишвили в присутствии ее детей: французского дипломата Таймураза Горджестани и журналиста канала France 24 TV Кетеван Горджестани.
Анна Немцова. Грузия показала важный пример в регионе: президент Георгий Маргвелашвили не назначал приемника, прошли два тура выборов с десятками зарегистрированных кандидатов на первом туре; кампания прошла с массой нарушений, но победила женщина, первый раз на Кавказе. Стоит ли нам ждать от вас подобных примеров нового стиля поведения в дальнейшем, в предстоящие шесть лет на посту президента?
Саломе Зурабишвили. В первую очередь, и я пыталась говорить об этом во время президентской гонки, предвыборная кампания не должна разделять страну. Это место, где мы выражаем разные взгляды и программы, но это не место для жестокости и ненависти. Но тем не менее жестокость и ненависть имели место быть, и в этом смысле это была во многом очень постсоветская кампания.
Я слышала, что вашему сыну поступали угрозы во время кампании. Вам тоже угрожали?
Угрожали мне и моим детям. Меня называли предателем, русским агентом и антицерковным деятелем, обвиняли меня в том, что я не говорю по-грузински. Обвинения были тоже в советском духе, атака шла на психологию людей, ведь язык, религия и верность стране — это и есть фундаментальные ценности в Грузии. В Грузии мы добились независимости, выиграли революцию и провели реформы, за что мы должны быть благодарны Саакашвили. А теперь у нас задача провести революцию менталитета, избавиться от остатков советского. Именно в этом наша задача.
Думаете ли вы, что вам и без поддержки Бидзины Иванишвили удалось бы победить на выборах? Собираетесь пользоваться его поддержкой и дальше?
Нет, я не смогла бы выиграть без его финансовых ресурсов и партийной структуры в регионах. У меня была встреча с Иванишвили после выборов, он мне сказал: «Ты не в долгу перед партией, ты можешь быть независимой».
Теперь, став президентом, намерены ли вы действовать независимо от Иванишвили?
Дело в том, что я должна буду опираться на партию, передавать свои инициативы в парламент и правительство. Убеждая их принять мои инициативы, мне наверняка придется с ними спорить, критиковать их, все то угодно, но только не идти на прямую конфронтацию. Если, конечно, не случится таких конфликтов, как между мной и Саакашвили, когда я в качестве министра не была согласна с президентом и мы расстались.
Уйдя с поста министра, вы пошли на улицы, в оппозиционную политику. Как вы решились?
Люди выходили в мою поддержку, и я поняла, что если не останусь в Грузии, так и не буду принята как своя, так и буду наполовину грузинкой.
На нашей территории две российские военные базы, они усиливаются с каждым днем. По нашей территории проходит российская оккупационная линия, которую Россия двигает, когда захочет. Наших людей, живущих рядом с линией, похищают. Пока существует такая ситуация, прямого диалога с Путиным не будет
Оккупированные территории, нестабильные соседи, масса критиков, угрозы жизни — почему все-таки вы решили отказаться от французского гражданства, от блестящей дипломатической карьеры и остаться в Грузии?
Потому что это было мечтой моего детства. Надежда на независимость Грузии вдохновляла нас, живущих по ту сторону Железного Занавеса. Хотя я и была совершенной француженкой, одновременно с этим я была воспитана как грузинка. Мои родные, грузинское сообщество научили меня быть грузинкой, в то время как Грузия была далеко от нас. Не было ни Фейсбука, ни [национального] телевидения, было только наше идеалистическое представление о нашей стране. А когда Грузия освободилась, мы, грузины на Западе, поверили, что сможем помочь. Вот почему я сначала приняла предложение стать послом Франции в Грузии, затем приняла предложение Саакашвили стать министром иностранных дел. И теперь я надеюсь быть полезной, использовать свой почти 30-летний опыт дипломатии, чтобы помочь Грузии.
Если бы вы сегодня проводили переговоры с президентом России Владимиром Путиным, что бы вы ему сказали?
Сегодня было бы очень тяжело разговаривать с ним, глядя на то, в какой ситуации мы оказались — на нашей территории две российские военные базы, они усиливаются с каждым днем. По нашей территории проходит российская оккупационная линия, которую Россия двигает, когда захочет. Наших людей, живущих рядом с линией, похищают. Пока существует такая ситуация, прямого диалога не будет.
Последний раз вы говорили с Россией в качестве министра иностранных дел Грузии, общались с Сергеем Лавровым. Как удавалось вам проводить переговоры в предвоенные 2004–2005 годы?
На тот момент Россия еще не совершила никаких антагонистических поступков в отношении Грузии, наоборот, согласилась выводить технику из Батуми. Грузия была полностью объединена вокруг правительства. У нас была полная поддержка международного сообщества. Наши переговоры с Лавровом были полностью прозрачны. Я тогда сказала Лаврову, что главная наша историческая проблема в том, что каждый раз, когда мы заключали с вами соглашение, вы его нарушали. В конечном счете мы пришли к соглашению о выводе российских военных баз из Грузии, которое не было нарушено Россией, пожалуй, первый раз в истории наших двусторонних отношений.
Со всех сторон нас окружают непредсказуемые страны — никто не знает, что будет в Турции или Иране в ближайшем будущем. А мы остров стабильности, у этой стабильности на Черном море есть своя ценаПравильно ли я понимаю, что сейчас вы не видите смысла вести переговоры с Путиным?
Как дипломат я не могу вам сказать, что нет смысла вести переговоры. Наши иностранные партнеры должны убедить Россию предпринять шаги [нам навстречу] Мы не можем воевать с Россией, наш единственный инструмент — это дипломатия. Россия должна нам показать, что относится к Грузии не так, как к стране, которую можно оккупировать.
В чем сильна позиция Грузии и хотите ли вы, чтобы голос вашей страны зазвучал громче на международной арене?
Со всех сторон нас окружают непредсказуемые страны — никто не знает, что будет в Турции или Иране в ближайшем будущем. А мы остров стабильности, у этой стабильности на Черном море есть своя цена.
В Грузии сегодня, как и во многих других парламентских демократиях, роль президента достаточно номинальна. Удастся ли вам от имени Грузии сказать миру новое слово так, чтобы его услышали?
Вот тут как раз мне помогут новые стороны должности президента. Мне нравится, что в ней нет политики, то есть не нужно создавать партий, чего я вообще не хочу уже больше делать никогда. Я собираюсь быть президентом регионов, присутствовать на событиях в жизни регионов, показать диаспоре, как важно именно в регионы возвращаться. Я также буду больше присутствовать на международных конференциях, всячески продвигать идею женщин-лидеров, говорить о климате, гендерных проблемах. Мы не хотим быть известны в мире только как страна, в которой Россия оккупировала территории. Не российская оккупация должна определять Грузию.