#Война

Пятидневная война : 10 лет назад

07.08.2018 | Барабанов Илья

10 лет назад, в ночь на 8 августа 2008 года, началась война между Россией и Грузией

Этот материал был опубликован в The New Times 18 августа 2008 года . Он назывался "Хроника пятидневной войны", а подголовок у него был " Репортаж с линии фронта и из города мертвых". В ночь на  8 августа 2008 года началась война между Россией и Грузией, которая шла на территории Южной Осетии, тогда — части Грузии, а сейчас никем, кроме России и пары маргинальных государств, непризванного образования, где большинство из 53 тыс населения имеет российские паспорта, а анклав яваляется российской провинцией.В день начала войны в Цхинвали оказался внештатный корреспондент NT Михаил Романов — он вел свой первый репортаж из подвала , а в разгар боев туда прилетел и тогда редактор отдела политики NT Илья Барабанов, который в последующий годы не раз и не два возвращался в Цхинвали, ставший Цхинвалом. Эта война чуть не закончилась полномасштабной катастрофой : российские войска полным ходом шли к столице Грузии, к Тбилис, и все-таки трезвые головы в администрации тогда президента  Дмитрия Медведева убедили и Медведева и премьера Путина отказаться от идеи полномасштабной окупации Грузии. Не последнюю роль в том сыграло и то, что российская армия была плохо подготовлена — собственно, эта война и убедила власти в необходимости полномасштабной армейской реформы. Много NT писал и о трагедии грузинских беженцев, которые вынуждены были бросить свои дома в грузинских селам рядом с Цхивалом. 


Автоматы к стенке, начинаем отстраивать все заново», — генераллейтенант и глава Совбеза Южной Осетии Анатолий Баранкевич стоит на площади Цхинвали между зданиями бывшей гостиницы «Алан» и бывшего железнодорожного вокзала и раздает приказы собравшимся вокруг добровольцам.

«А я с автоматом уже и не хожу, вот только пистолет на всякий случай, — отшучивается мэр Цхинвали Роберт Гулиев. — МЧС уже разворачивает лагеря, налаживаем поставки гуманитарной помощи».

Любимая история осетинских добровольцев сейчас о том, как в ночь первого штурма Цхинвали генерал Баранкевич, вспомнив свой афганский опыт, лично подбил два грузинских танка. Их обломки недалеко от бывшего здания университета до сих пор мешают движению. Машины разворочены так, что сложно себе представить, как это сделано силами одного Баранкевича, но история уже стала общей легендой, и корреспондент The New Times встретил не менее двух десятков «очевидцев» этого исторического события.

«Вы бы увидели...»

Свой лагерь МЧС развернуло между бывшим зданием больницы и бывшим роддомом. «Бывшие» — потому что все эти здания фактически уничтожены. Над тем, что раньше было входной дверью, уцелела табличка «Республиканская больница». Рядом с тем, что когда-то было регистратурой, уцелела надпись «Выход из больницы после 22 часов через приемное отделение». Врач Дина Захарова открывает свои записи и говорит, что через их больницу прошло за последние дни 217 раненых, из них 22 спасти не удалось. «Почти всех вывезли уже, здесь держать их теперь негде, а вот если бы вы вчера приехали — совсем другая ситуация была, — говорит доктор. — На окраине Цхинвала грузинская артиллерия накрыла группу бойцов. Они сделали остановку, перекусить думали. Четверо погибли сразу. 12 человек привезли к нам. Ноги оторваны, жилы торчат. Огонь еще долго велся, и их не сразу смогли вывезти. Кровопотеря».

Захарова показывает подвалы больницы, где в дни наиболее ожесточенных боев укрывали пострадавших. «Посмотрите на эти условия и сами решите, были мы готовы к войне или нет, — говорит она. — Вот здесь мы как бы оперировали, здесь у нас как бы было хирургическое отделение. Сейчас здесь уже нет почти никого, вот только наша акушерка еще лежит. Она увидела в окно грузинский танк и успела побежать, пока он не выстрелил по дому. Она уже в себя приходит, но трогать ее боимся, и она сама боится».

Здание морга в 100 метрах от больницы тоже не уцелело. Трупы складывают прямо на полу. Здесь, правда, оказываются только те, кого некому хоронить. Кладбище не действует, а из-за жары тела быстро разлагаются. Люди хоронят своих родных чуть ли не в огородах. «Учтите все это, учтите тех, кто под завалами, которые непонятно когда начнут разбирать, учтите, что мы даже не представляем, сколько может быть убитых и раненых в деревнях, и поймите сами, что точное число жертв определить уже вряд ли удастся», — говорят доктора.

По словам врачей, 70% ранений — осколочные, 30% — пулевые. Это подтверждают и сотрудники «Медицины катастроф» в госпитале Дзау1, временной столице Южной Осетии. Через них за первые дни войны прошло более 200 раненых. «Оперировали в режиме нонстоп, — говорят медики. — Первая помощь — и отправляем людей во Владикавказ». Один из них рассказывает: «Я спрашиваю молодых ребят, добровольцев, представляют ли они, куда идут. Они отвечают: «Да, фильмы о войне все видели». Они же считают, что, как в кино, либо геройски погибнут, либо геройски победят. Не понимают, что геройски не получится. Не может быть никакого геройства, когда говно, кишки и мозги перемешиваются или когда ногу отрывает и кость торчит».

Эпизоды ожидания

Вся война — затянувшееся ожидание. Раненые ждут лечения, беженцы ждут эвакуации, военные подолгу ждут приказа, а его все нет и нет, журналисты чего-то ждут, ждут медики, колонны бронетехники перегораживают дороги, останавливая движение, и тоже ждут. На въезде в Рокский тоннель, соединяющий Северную и Южную Осетии, корреспондент The New Times несколько часов пробивался на машине через затор из танков, БТР, другой техники, которая стояла на границе уже больше суток и чего-то ждала. Бронетехника идет, останавливается, неожиданно разворачивается и идет обратно. Смысл маневров, решения о которых принимает высокое начальство, простым офицерам непонятен. Они только устало пожимают плечами: «С такой дисциплиной войну сложно выиграть». В нескольких километрах от Дзау остановились бойцы переброшенной из Чечни 42-й дивизии. В мирное время они базируются в Ханкале. «Объявили тревогу, когда я был на рынке. Сначала решил, что как обычно — учебная. А вот нет — собрали и сюда перебросили», — рассказывает один. Другой за сутки до командировки в Осетию женился. Они лежат на обочине, пьют пиво из двухлитровых бутылок и тоже чего-то ждут. Говорят только, что потери намного выше, чем об этом официально сообщается: «Наших 1-го и 3-го батальонов больше не существует». Еще спустя сутки подвозившие во Владикавказ корреспонденты ВГТРК скажут: «За минувшие сутки ханкалинцев совсем покрошили». А пока они оставляют домашние адреса, просят выслать им фотографии, а потом неожиданно предлагают: «Хотите в Цхинвали? Водить умеет кто-нибудь? Давайте мы вам свой «Урал» отдадим, быстро домчите».

Быстро домчать, впрочем, на этой войне никуда не получается. Дорога от Цхинвали до Владикавказа заняла у корреспондента The New Times почти 9 часов (в мирное время этот путь занимает 2–3 часа). Куда ехала, зачем ехала и ехала ли вообще кудато в огромном количестве бронетехника — оставалось непонятным. Военные устроили на дороге хаос.

Страх

Проезжая через грузинское село из Цхинвали в Дзау, автобус с беженцами, в котором ехал корреспондент The New Times, казалось, попал под обстрел. Пожилые осетинки, много пережившие за дни штурма столицы республики, сидели не шевелясь. Только один молодой человек упал на колени, схватил руками поручень и будто молился, глядя сумасшедшими глазами куда-то на улицу. Туда, где стреляют. Потом выяснилось, что это не обстрел, — одни осетины приняли за грузин других осетин и палили друг в друга. Но ему было страшно. Может, еще пару-тройку дней назад он так не испугался бы, но за эти дни слишком многое поменялось.

Страх сидит в людях, даже выбравшихся из военной зоны. В детском интернате на улице Тельмана во Владикавказе разместили детей от 6 месяцев до 7 лет с их матерями. 74 человека. Женщины в холле смотрят, не отрываясь, телевизор. Дети играют во дворе. Дети улыбаются, они уже забыли, кажется, все самое страшное. Матери помнят и, несмотря на охрану, боятся, что даже здесь, во Владикавказе, на них нападут чеченцы или ингуши. Милиционер, охраняющий интернат, как-то грустно качает головой, слушая их, и просит: «Поймите их состояние». В его голосе и сострадание, и просьба, и оправдание одновременно.

В официальную телехронику это не вошло, но испугался и премьер-министр Владимир Путин. Глава правительства примчался во Владикавказ из Пекина и провел в здании администрации срочное совещание, сделав множество воинственных заявлений. Информация о прилете премьера облетела город мгновенно. На площади перед зданием собралось несколько сотен женщин. Беженки, матери тех, кто воюет, просто те, у кого в Цхинвали есть родственники. Они тихо плакали и ждали. К зданию их не подпускал милицейский кордон. Они ждали, что их бывший президент, а ныне премьер выйдет к ним и что-то скажет, как-то успокоит. Премьер вышел, женщины закричали, Путин под прикрытием бойцов ФСО побежал к машине. Через несколько дней точно так же под прикрытием своих охранников от мифической угрозы в Гори побежал Михаил Саакашвили, и российская телевизионная хроника долго смаковала эти кадры. Только грузинский лидер упал и его телохранители накрыли бронежилетами, а Путина фэсэошники запихнули в машину, после чего кортеж умчался с площади. Женщины начали рыдать уже в голос.

Финал или начало?

Война, кажется, закончилась. Информационная и дипломатическая войны продолжаются и продлятся еще не один месяц. Может быть, российский Следственный комитет при Генпрокуратуре доведет до конца свое расследование. Может, парламент признает независимость Южной Осетии и даже Абхазии. Может, Совбез ООН на 38-м заседании сможет наконец выработать свою позицию. Может, Михаил Саакашвили когда-нибудь поймет, что установками «град» и тотальным уничтожением мирных жителей территориальные конфликты не решаются. Может, дипломатам удастся наконец составить документ с полным списком из 5, 8 или 11 условий урегулирования конфликта. Ситуация меняется с такой скоростью, что все может быть. Возможно, когда-нибудь даже российское государственное телевидение перестанет вырезать из сюжета фразу беженки: «Ни тем, ни другим ведь нет до нас никакого дела. Их территории волнуют. Земля. Геополитика».

_______________

1 Грузинское название — Джава.


А вот так самое начало войны услышал и увидел — тогда  еще — в Цхивнали , под залпами "Градов" и бомбежками авиации внештатный корреспондент NT  Михаил Романов:


Война началась за полчаса до 08.08.08. С этого дня был разрешен отстрел волков: слишком много их расплодилось в горах. Весь четверг шли локальные бои, но на окраинах Цхинвали. И уж тем более никто не применял ракеты системы «град». Примерно в 9 вечера город начали прицельно обстреливать автоматическим оружием и гранатометами, но даже и тогда никто не верил, что начнутся полномасштабные боевые действия. Минометный огонь велся со стороны сел Никози и Эредви. Журналисты снимали полыхающие Дом правительства и магазин «Детский мир». К 11 вечера 8 августа собрались в подвале гостиницы «Алан»: в небе появились Су-25 грузинских ВВС.

Пушечное мясо

Ночью прибегает возбужденный помощник командующего ССПМ1 Владимир Иванов: «Журналисты! Срочно всем в штаб!» Генерал Марат Кулахметов собирается сделать срочное заявление. Сначала Кулахметов был намерен выступить на улице, где на стендах есть огромные карты местности. Но начинают лупить «градами», и это уже не шутки. Все падают на пол. Обстрел ведется грузинскими военными со стратегической позиции — они захватили Приские высоты, откуда весь Цхинвали виден как на ладони. Генерал Кулахметов на комментарии был скуп: «Это война». Все поняли это и без него. Время — 23.40.

В городе уже полно трупов: в основном это осетинские ополченцы, молодые мужчины в камуфляже и с повязками на рукавах, которые с автоматами шли против танков, чтобы защитить подвалы, битком набитые родственниками. Становится понятен смысл выражения «пушечное мясо».

В 6 утра всех срочно эвакуируют на базу миротворцев, опять под бомбежкой «градов». Как потом оказалось — вовремя. Через полчаса трое оставшихся коллег видели, как у гостиницы бегали грузины с автоматами и винтовками. Журналисты еле спаслись на машине Первого канала. К этому времени 80 процентов города уже не существовало.

На базе всем приказывают спуститься в бункер — это помещение метров 15х3, заваленное большими ящиками. Здесь уже укрылись жители близлежащих домов, много мальчишекмиротворцев: мест нет. Миротворцы — это тоже пушечное мясо: что они со своими автоматами могут сделать против «градов»? Журналистов буквально силой впихивают в укрытие. Сесть нереально, мужчины в центре вынуждены стоять. Света в бункере, как и во всем городе, нет. Нестерпимо жарко. Иногда люди выбегают на улицу, чтобы отжать свои футболки, военные рвут коробки, чтобы обмахиваться картонками, как веером. Не помогает.

Днем грузины первый раз взяли город: они находятся в нескольких сотнях метров от нас, это слышно. Мы обматываем белой футболкой швабру, чтобы высунуть ее сквозь решетки бункера. Репортеры предлагают выставить еще на «удочках» микрофоны федеральных телеканалов. После спора на повышенных тонах решаем не высовывать ни футболку, ни микрофоны.

Несколько часов назад Маша обслуживала нас в «Фарне», единственном работающем кафе города. Гражданка Белоруссии, она приехала погостить к отцу и подработать официанткой. Валентина Ивановна тоже приехала в гости — к маме. У нас в бункере четверо детей. Два мальчика 2-х и 3-х лет держатся как настоящие мужчины. Двухлетняя девочка беспрестанно плачет. 8-летняя Залина заявляет своей маме Алле: «Если 3-ю школу разбомбили, то, значит, я в школу больше не пойду?» Осетинские мужчины молчат. Женщины принимают успокаивающие капли и накручивают по-осетински одна другую: заканчивается все это коллективным плачем. Еще больше женщины кричат, если кто-нибудь из журналистов забывает выключить мобильный телефон и вынуть батарейку: военные им объяснили, что так наводится цель для атаки. Мы сначала пытаемся им объяснить, что на улице, в трех метрах, журналисты беспрерывно говорят по телефонам, а у телевизионщиков и вовсе стоят спутниковые тарелки на крышах машин. Тщетно. «Ну где русские? Они нас бросили?» — спрашивают нас без конца. Всего нас — 30 журналистов и около 150 мирных жителей. У нас есть вода, которую мы пьем из одного ковшика, передавая по кругу. Есть никто не хочет, хотя повар по прозвищу Кузя предлагает подняться в столовую и отведать разваренные макароны.

Щель с перекрытием

Как объяснили военные, бункер — это скорее декорация. При прямом попадании снаряда всех разорвало бы в клочья: яма всего лишь присыпана 20-сантиметровым слоем земли. На жаргоне военных — «щель с перекрытием». В зоне 20-летнего конфликта, на базе российских миротворцев, нет ни одного настоящего укрытия. Глава Совбеза Южной Осетии генерал-лейтенант Анатолий Баранкевич орет в трубку мобильного: «Передайте Медведеву: мы держимся из последних сил! Грузинские войска в городе! Мы ждем подкрепления!»

На следующий день военные заводят генератор, и журналисты могут нормально работать. Стэнд-апы телевизионщики делают на фоне полыхающих университета и здания пожарной охраны. По городу на «Ниве» осмеливается передвигается лишь продюсер НТВ Петр Гасеев: его неоднократно обстреливали снайперы, вся его машина в дырках от осколков. В результате ранили. Петина съемка портативной камерой — это первые кадры раскуроченного города, которые увидела страна: пришло распоряжение из Москвы «распуляться», то есть делиться картинкой с коллегами из других телеканалов. Гасеев показывает кадры: подбитый танк в 20 метрах от нашего забора. Рядом с машиной лежит грузин, вернее, то, что от него осталось. Внутри танка Петя находит два листа бумаги. Инструкция, написанная на английском и грузинском языках. Полагается сдать отпечатки больших пальцев рук и ног, группу крови для опознания.

Грузинские войска шли на штурм города по меньшей мере три раза. В эти моменты можно выходить на улицу на пару-тройку часов, потому что, раз в Цхинвали идет контактный бой, значит, снаряды сверху уже не падают. Вновь прибывающие жители рассказывают жуткие истории: грузины открывают подполы и, не разбираясь, кто внутри, кидают внутрь гранаты. На глазах у очевидца Заура Плиева грузинский танк давит женщину с маленькой дочкой. Больница разбомблена. Гостиница пострадала от танков: остов еще держится, но полностью разгромлен 4-й этаж.

Минуты тишины коварны. Многие осетины уходят к своим домам, чтобы вернуться с продуктами и водой, переодеться (почти все были в тапочках и халатах). Женщина, сидевшая рядом с миротворцами, как и все, решила выйти и посмотреть, что стало с ее домом. Через полчаса на базу вернулся сотрудник департамента печати и рассказал, что несчастная на его глазах получила снайперскую пулю прямо в голову.

Ночь проводим на голом полу бани: здесь не душно, и можно хотя бы вытянуть ноги. В полночь и в три часа ночи — самые ужасные удары «градами».

Бегство

В субботу, 9 августа, в пять часов вечера к нам пробивается Борис Чочиев, вицепремьер Кокойты. Он вышел позвонить из подвала на улицу, и ракета через три минуты попала прямой наводкой в его дом, разрушив и соседние. «Никакой 58-й армии в городе нет. Россия вас, журналистов, предала. И всех осетин», — говорит он, хотя уже почти сутки военные сообщают, что россияне ведут бой непосредственно в городе. Начинается новая волна паники. Женщины плачут. Парни-миротворцы начинают писать прощальные письма родственникам. Кто-то из них предлагает бросить оружие и бежать лесами. Один из контрактников показывает SMS-сообщение от однополчанина, батальон которого был в так называемом районе Шанхай у села Хетагурово. Там в первые часы войны шли ожесточенные бои. Сообщение такое: «У нас нет даже патронов». Миротворцы говорят, что в Шанхае погиб целый батальон. Батальон — это примерно 400 человек.

Плачет шеф Южного бюро Первого канала Ольга Кирий. И от ужаса, и еще от того, что неоднократно передавала в Москву вести о триумфальном заходе в город русских. Мнения телевизионщиков разделились: одни хотят выбраться даже и под атакой с воздуха до наступления темноты, другие хотят переждать активную фазу боев. Точку ставит журналист НТВ Руслан Гусаров: командным голосом он приказывает журналистам садиться в машины с надписью «TV». Мы берем с собой маленьких детей с мамами. Самому Руслану места в машине не хватает… В городе добровольно остаются съемочные группы Антона Степаненко с Первого канала, Евгения Поддубного с ТВЦ и Юрия Романюка с украинского канала «Интер». Машины движутся на высокой, предельно возможной скорости. Кругом трупы, но сквозь пыль мы не различаем, осетины это или грузины. Журналистскую колонну обстреливают два раза из минометов, впрочем, ни одна машина не пострадала.

TS_23_490.jpg

На выезде из города наконец видим 58-ю армию. Стволы танков расчехлены. На одном стволе написано: «На Берлин». Техника движется со скоростью 20 км/ч. БМП постоянно ломаются, и из-за одной машины стоит вся внушительная колонна. Несколько БМП, не доехав, развернулись обратно — не хватило солярки. Кто-то спасается из мертвого города, кто-то спешит на помощь живым. Самый длинный в стране Рокский тоннель — 4 километра — в дыму и гари от выхлопов бронетехники. Видимость — один метр. Но это уже никого не беспокоит. Самое страшное для нас позади.

Материалы в NT о грузино—осетинском конфликте и войне между Россией и Грузией:

Началась война 
Кому — война, кому — мать родна 
На грузинском фронте — перемены 
Уроки НВП 
Операция «похожая» на миротворческую 
Россия после битвы 
Революция поз
«Сегодня нет оппозиции, а есть одна страна»
Конец грузинского чуда
Эдуард Шеварднадзе и Нино Бурджанадзе о последствиях военного противостояния
Хроника пятидневной войны
Люди без голоса
Хроника лжи
Объект Российской Федерации
По долинам и по Гори
Цена войны для России — $1,152 млрд
Незвездные войны
Блогировка удара
Выходцы из Содружества
Хроника войны
Грозит ли мирй новая холодная война?
Остров Россия
Театр послевоенных действий
Закручивание гаек


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.