Президент Медведев собрался на чеховский юбилей в Таганрог, прихватив с собой пятьсот представителей театральной общественности. Все местное начальство, директора заводов, чиновники, городские власти сказали «Яволь!» — и возложили к памятнику Чехову массу венков. Ночью отцы города их убрали, чтобы пятьсот представителей из столицы могли приткнуть свои веночки. А когда дошло дело до возложения драгоценного президентского венка, то власти убрали и театрально-общественные цветики…
И в этой хармсовской реальности Дмитрий Крымов поставил злой, острый и ироничный спектакль «Тарарабумбия». Пресные и убогие школьные программы сделали из Чехова добряка. А он вовсе им не был. Злой гуманист — вот кем он был.
Вы заметили, что чеховские герои, при всех их страданиях, не отказывают себе в удовольствии выпить и хорошо закусить? Герой «Дамы с собачкой», несмотря на великую любовь, съедает сковородку солянки. Лаевский из «Дуэли» мечтает спастись в Петербурге с помощью пива и осетрины. Чеховские герои — или сплошь неудачники и бездельники, или не верят в свое дело и делают его через силу. Они не умеют любить, они казнят друг друга любовью. Хоть в «Чайке»: Маша любит Треплева, Треплев любит Нину Заречную, Нина Заречная любит Тригорина, а Тригорин не любит никого. И вот на гигантской цепи транспортера, как на ленте времени, бегают и кудахчут они все: пошлая Наташа с пошлым Бобиком, дурачок Андрей, брат трех сестер, дурочка Ирина, жаждущая приобщиться к столичной жизни, вульгарная скандалистка Аркадина, никчемный Треплев, дурочка Нина Заречная, вся в белом, с крыльями и в перьях. Пройдет Белая армия в образе вершининского полка, показанная без пиетета: не надо было уплывать за моря, на тараканьи бега, в водители такси — надо было драться.
Дмитрий Крымов примеривает на чеховских героев советское будущее. По сцене весь спектакль два офицера таскают труп Тузенбаха: «Барона убили, можно здесь пройти?» Баронов будут убивать в Русско-японскую, в Первую мировую, в Гражданскую; будут расстреливать в подвалах ВЧК… Не уйти баронам. И никому никуда не уйти. Заключенных возили в крытых грузовиках с надписями «Хлеб» и «Мясо». Это не соответствует гурманскому вкусу? И вот по сцене-транспортеру катится столыпинский вагон с надписью «Устрицы». Вишневый сад заколотят досками, и персонажи Чехова будут тщетно биться об эту дверь, чтобы попасть обратно.
Великий вывод Чехова и Крымова: люди Серебряного века были не из серебра. Без пробы. Недолговечные цветы в хрупкой вазе, украшение гостиных. Все кончилось, когда грубые руки времени разбили этот сосуд.
А дальше пойдет Чехов загробный, из учебников и с советских юбилеев: под бодрую музыку Дунаевского прокатят самолеты с красными флажками совписов, в чем-то засветившихся на фоне власти, от Алексея Толстого до «друга СССР» Бернарда Шоу, просеменят балеринки в пачках и пиджаках с орденами Ленина, пройдет в ушанках Красная армия, самый любимый обществом институт. У нас же нет друзей, окромя армии и флота?
Чехов видел жизнь как провинциальный театр: с дрязгами, с суетой, мелочностью и пошлостью. И вот залязгает лента транспортера и стремительно понесется пустая, в темноту, и от Серебряного века останется только мусор. «Так сматывайте веревки и шаткий грузите фургон: до самой последней ночевки остался один перегон» (Н. Горбаневская).
