Фото: ntv.ru
Почему послание получилось таким воинственным?
Екатерина Шульман:
Послание нельзя назвать воинственным, если рассматривать его как цельный текст. Но та часть, которая касалась нашего новейшего оружия, перевесила по выразительности все остальное, хотя это остальное и было больше по времени и по объему текста. Милитаристский компонент настолько выразителен, что перетягивает на себя все внимание, к тому же только в этой части была новизна, так как все остальное в той или иной форме мы слышали в предыдущих посланиях.
Кирилл Рогов:
В мирных повестках Путину довольно мало, что есть предъявить. Экономика находится в длительной стагнации, никаких особых успехов не просматривается, нет никаких новаций, свидетельствующих о реформировании общества и его продвижения вперед. Все темы очень проблемные, поэтому была избрана такая тема мобилизационно-модернизационная — то есть будущее предстало, прежде всего, как прогресс вооружения.
Алексей Макаркин:
Если отбросить вторую половину, то можно сказать, что послание получилось реформаторским. Две половины взаимодополняют друг друга, что соответствует настроению общества — оно хочет все и сразу: и больницы, и школы, и ракеты. Именно это общество будет голосовать 18 марта.
Аббас Галлямов:
Принципиально ничего не изменилось: и раньше в повестке Путина доминировала внешняя политика над внутренней, а силовая составляющая над мирной. Очевидно, Путин считает, что именно это нужно и российскому избирателю, и внешнему миру, который, по мнению президента, уважает только силу — любить нас не будут, пусть лучше боятся. Поэтому и слоган «сильный президент — сильная Россия», и соответствующее выступление. Но вряд ли это понравится рядовому избирателю: уже нет внутреннего ощущения счастья, внешняя повестка поднадоела, доминируют бытовые проблемы, а корень зла явно не только в Америке
Почему не предложено никаких институциональных реформ?
Екатерина Шульман:
Никто и не ожидал объявления институциональных реформ. Такие вещи в нашей политической традиции никогда не анонсируются, они происходят неожиданно. Но сейчас наша политическая система не в том состоянии, чтобы радикально реформировать самое себя.
Кирилл Рогов:
Наверное, эти реформы не предполагаются. Было что-то сказано о бизнесе, изменениях приоритета бюджета, были обозначены цели, входящие в пакет институциональных реформ. Но реформы сами по себе не являются частью путинской идеологии. Он не видит необходимости в реформах, поэтому не было такого блока.
Алексей Макаркин:
У нас люди боятся реформ, поэтому самый простой способ снизить свою поддержку на выборах — перед выборами сказать слово «реформа». Если ты скажешь, что нужны институциональные реформы, люди этого не поймут. О сверхдержаве — другое дело, можно говорить и в интонациях XXVI съезда ЦК КПСС, а можно говорить современно — видео с инфографикой.
Аббас Галлямов:
Путина пока ничего не принуждает к проведению институциональных реформ: ни настроение избирателей, ни давление элит, ни внешняя угроза.
Какой вывод можем сделать о четвертом сроке из этой программы?
Екатерина Шульман:
Опыт предыдущих посланий говорит, что корреляции между повесткой следующего года и посланием не особенно наблюдаются. Наиболее плотная корреляция была перед объявлением майских указов 2012 года. Но, например, в послании на 2014 год ничего не говорилось о том, что в итоге стало главными событиями этого года. Поэтому я бы не стала извлекать прямых прогнозов на будущие шесть лет. К тому же декларация — это одно, а возможности — несколько другое.
Кирилл Рогов:
Заметно, что идеология программы Путина отчасти похожа на Советский Союз 1970-х годов и идеологию брежневского застоя: военно-промышленных комплекс, опора на собственные силы и поддержание конфронтации с Западом как доминанты государственного строительства.
Алексей Макаркин:
Думаю, что есть некая рамка и цели, а какие будут конкретные решения — вопрос. Сегодня прозвучало некое общее видение и план, однако реальная политика будет основываться на тех возможностях, которые есть — проще говоря, на средствах в бюджете. Внешняя политика будет прагматичной: сегодня Путин дал понять, что ему не стоит мешать, но показал, что можно договариваться о чем-то.
Аббас Галлямов:
Россия остается в русле своей традиционной парадигмы — страна в кольце врагов, не время для разногласий, надо сплотиться и дать им отпор.