Ва-банк

Главная проблема банкиров состоит в том, что в США — высокая безработица. Спад производства прекратился еще полгода назад, а рынок труда, сильно пострадавший в последние полтора года (безработица выросла почти вдвое — до 10%), так и не начал восстанавливаться. Казалось бы, при чем тут банкиры? Их беда в том, что чем хуже обстоят дела на рынке труда, тем более популистской становится политика президента Обамы и демократического большинства в Конгрессе — выше налоги и жестче новые правила регулирования. К тому же в январе банки объявили о том, что их сотрудников ожидают огромные бонусные выплаты по итогам 2009 года.
Логика банков понятна: они поощряют сотрудников, обеспечивших прибыль. Хотя высокие прибыли банков в 2009 году связаны в общем-то с аномалией. После катастрофы, постигшей финансовый мир осенью 2008 года, многие активы продавались по неоправданно низким ценам. Цены на эти активы упали из-за того, что банкам и инвестфондам приходилось срочно возвращать занятые для игры на рынке деньги. Как только финансовая система начала выходить из пике, активы подорожали — американский фондовый рынок вырос с марта по декабрь 2009 года почти на 70%. У банков — даже у которых в течение года были проблемы (Morgan Stanley и Сitigroup) — по его итогам появилась возможность выплатить огромные бонусы своим сотрудникам. Не вовремя: размер выплат только усилил политическое давление со стороны негодующих граждан.
Неудивительно, что слушания Комиссии по расследованию причин возникновения финансового кризиса (Financial Crisis Inquiry Commission) Конгресса США, начавшей работу в середине января, начались с малоприятных вопросов к руководителям крупнейших банков — Ллойду Бланкфейну из Goldman Sachs, Джейми Даймону из JP Morgan Chase, Джону Маку из Morgan Stanley и Брайану Мойнихану из Bank of America. Например, председатель комиссии спросил Бланкфейна, как получилось, что Goldman Sachs в 2007 году одновременно делал ставку и на то, что рынок недвижимости пойдет вниз, и продавал своим клиентам ценные бумаги, цена на которые зависела напрямую от цен на недвижимость, — покупатели, конечно, рассчитывали на то, что эти бумаги подорожают.

Отрицательные герои

Расследование, в котором есть отрицательные персонажи, — самое захватывающее зрелище. В данном случае виноватых много: среди претендентов на роль «главного злодея» и администрация Клинтона, усиленно заставлявшая квазигосударственные компании гарантировать ипотечные кредиты ненадежным заемщикам; и Федеральная резервная система — центральный банк США, который мог бы, повысив ставку рефинансирования, «сдуть» пузырь на рынке недвижимости; и регулирующие органы, просмотревшие появление огромных рынков производных ценных бумаг (деривативов); и китайское правительство, готовое бесконечно субсидировать американских потребителей, лишь бы поддержать конкурентоспособность юаня; и разного рода фонды из нефтедобывающих стран, которым американские активы казались единственным надежным вложением. Однако вне конкуренции среди отрицательных героев жадные банкиры Уолл-стрит, создававшие сложные производные инструменты, которые они «впаривали» другим таким же жадным, но чуть менее умным банкирам с Уолл-стрит. Однако, если спросить банкиров, зачем они занимались таким рискованным бизнесом, что поставили в 2008 году весь мир на грань финансовой катастрофы, они наверняка не поймут вопроса. Производные финансовые инструменты, детище начала 80-х — это защита от риска! Когда-то все начиналось с появления «процентных свопов»: одни фирмы выпускали долговые обязательства с фиксированной ставкой процента, у других она колебалась вместе с рыночной ставкой. Обеим сторонам было выгодно «поменяться» частью бумаг — это снижало рискованность портфелей у обеих сторон. Собственно, и риска не было практически никакого — стороны рисковали только изменением разницы в процентных ставках, то есть небольшого процента от объема обязательств, о которых шла речь. Очень быстро эта идея — страховать риски за счет заключения споров о показателях каких-то ценных бумаг — распространилась повсеместно. Производная ценная бумага — это, в сущности, просто пари о том, пойдет вверх или упадет цена какого-то актива.
Нанести какой-то ущерб сам по себе выпуск производной ценной бумаги не может — ее же не насильно вручают другим банкам или фондам. Другое дело — действия покупателя ценной бумаги, сотрудника-трейдера какого-то банка или агента-брокера какого-то человека. У него есть несколько возможностей поступить неправильно. Во-первых, недостаточно точно оценив рискованность этой бумаги, он может заплатить за нее слишком много, нанеся таким образом ущерб тому, в чьих интересах он действует, — например, акционерам банка. Во-вторых, он может неправильно оценить эту бумагу как актив, находящийся на балансе банка. Например, покупая страховку какой-то сделки у лидера рынка, компании AIG, в Goldman Sachs считали, что сделка полностью застрахована, игнорируя возможность того, что страховщик обанкротится и не сможет расплатиться. В банке, у которого есть вкладчики, такого случаться не должно — за этим пристально наблюдают регуляторы, а в инвестбанке и тем более в хедж-фонде — сколько угодно. За ними же регуляторы не наблюдали! Тем более когда речь шла о производных ценных бумагах, которые обращались зачастую вне рынка, — пари же можно просто заключить по телефону. Уже сейчас очевидно, что новые правила игры на финансовых рынках будут включать гораздо более жесткое регулирование, то есть гораздо большую прозрачность портфелей финансовых игроков. Удастся ли при этом поставить под контроль рынки производных инструментов, пока непонятно: не так-то просто запретить людям заключать пари.

Размер не спас

Правительственным чиновникам тоже приходится отвечать за свои действия в кризис. В марте 2008 года, через полгода после начала турбулентности на финансовых рынках, обанкротился банк Bear Sterns, но правительство США организовало «операцию спасения». Владельцы потеряли почти всё, но контрагенты — те, кому Bear был должен, — получили деньги от JP Morgan Chase, нового владельца разорившегося банка, а правительство гарантировало риски JP Morgan. В сентябре 2008 года обанкротился другой инвестбанк — Lehman Brothers, и на этот раз правительство проявило жесткость. Владельцы потеряли все, а кредиторам пришлось получать деньги — конечно, с потерями – через официальную процедуру банкротства. А сейчас члены комиссии спрашивают: если бы в марте не стали спасать Bear, быть может, другие банки поторопились бы уменьшить количество заёмных средств на единицу собственного капитала, делая свои активы менее прибыльными, но менее рискованными? Может быть, Дик Фулд, тогдашний глава Lehman, не стал бы ждать спасения до последнего, а еще летом продал бы свой банк китайским или корейским фондам? Задешево бы продал, но так-то он потерял все — и свои деньги, и деньги своих акционеров.
А жесткость правительства по отношению к Lehman не помогла — уже было поздно, и на следующий день пришлось спасать — ценой более $70 млрд — страховщика American International Group. Причем не cтолько даже AIG, сколько ее контрагентов, включая банк, успешнее всего справившийся с кризисом, — Goldman Sachs. Теперь этот эпизод в центре внимания расследования комиссии Конгресса. В тот день финансовому блоку правительства и ФРС пришлось собирать у себя глав всех крупнейших банков и заставлять, на грани закона, их всех принять денежную помощь правительства — и тех, кому она была нужна, и всех остальных. (Если бы только часть банков получила госкредит, то это было бы воспринято рынком как сигнал о неустойчивости именно этих банков.) В этой части расследования — там, где идет речь о деятельности министров в ходе «операций спасения» осенью 2008 года, — предстоят, возможно, самые крутые повороты. Правда ли, например, что Goldman ухитрился получить от правительства больше 100% по своим контрактам с AIG? Это могло получиться, потому что банк торговал бумагами-пари на банкротство AIG в тот же момент, когда договаривался с правительством о судьбе выплат от AIG (предотвращающих ее банкротство). Но контуры главных выводов уже вырисовываются — в финансовой системе не должно быть игроков такого размера, чтобы в случае их банкротства правительство было вынуждено их спасать. А то самые крупные снова начнут рисковать, рассчитывая на то, что государство им всегда поможет.

Новые правила

Комиссия Пекоры, расследовавшая причины финансового кризиса 1929 года, работала почти четыре года, но результаты ее деятельности определили устройство финансового мира на десятилетия. Нынешняя Комиссия по расследованию причин финансового кризиса только начала работу, а рынкам новые правила игры нужны уже сейчас. Плохо, что законы будут приниматься в условиях продолжающейся рецессии — введенные в такой обстановке правила будут наверняка слишком жесткими и слишком полагающимися на работу государственных органов. А вот для расследования обстановка хорошая: чем больше всплывает подробностей о финансовом мире, о действиях банкиров и чиновников, тем сильнее ходом дела интересуется публика. А значит, тем лучше будут готовы к следующему финансовому кризису.

---