Один из кумиров поколения 60-х годов, автор ставшего культовым романа «Над пропастью во ржи» Джером Д. Сэлинджер скончался в своем доме в американском штате Нью-Гэмпшир. Он прожил долгую жизнь — 92 года. Выжил на войне, познал любовь и успех, увидел многомиллионные тиражи своих книг. А был ли счастлив — ведомо только ему
Юлия Беломлинская
Кто он, наш герой, Джером Ди Сэлинджер? Родом из какой земли? Где его «земели»?
Отец — немецкий еврей. Из лавочников. Из колбасников. Успешная торговля мясом привела его в результате не куда-нибудь, а в Нью-Йорк, на Парк-авеню. В место компактного проживания богатой белой протестантской Америки. В районе, где поселилась семья, цветных не было вообще. А евреев почти не было. Но если есть деньги отправить сына в дорогую школу — отправляешь его, например, в среднюю школу Макберни, «частное учебное заведение, принадлежащее к Ассоциации молодых христиан». На следующий год после поступления в эту школу Сэлинджер проходит «бар-мицву» — торжественное вступление в тринадцатилетний возраст по иудейскому обряду. А еще через год мальчик впервые узнает о том, что его мать ирландка, принявшая иудаизм ради брака с его отцом. То есть он полуирландец. Быть ирландцем или итальянцем в тогдашнем, еще довоенном Нью-Йорке было немногим лучше, чем евреем или негром. Для Парк-авеню — «второй сорт».
Америка тридцатых — эпоха расцвета всех видов расизма. Он — красавец парень, высокого роста и с белозубой, вполне голливудской улыбкой, тем не менее ощущал себя изгоем. Чужаком. При этом родители мечтают о его поступлении в один из университетов Лиги Плюща. Сэлинджер возненавидел этот мир — мир Парк-авеню и «плющевых» университетов. А до этого — мир английских частных школ закрытого типа. В конце десятого класса пятнадцатилетний Джером Ди переходит в Вэлли-Фордж, военную школу штата Пенсильвания. Эта чисто белая закрытая школа была очередной попыткой мальчика интегрироваться в среду англосаксонского «коренного населения». И именно эта школа стала частичным прообразом школы «Пенси» в «Над пропастью во ржи». В повесть перекочевали проблемы, с которыми там пришлось столкнуться юному Сэлинджеру.
По окончании Вэлли-Фордж Сэлинджер поступает в Нью-Йоркский университет. Но после первого курса неожиданно уходит оттуда и устраивается массовиком-затейником на круизный корабль. Вернувшись, он, несмотря на всю свою неприязнь к Лиге Плюща, записывается на писательский семинар в «плющевом» Колумбийском университете. Он уже принял решение стать писателем и такой семинар считает необходимым. И в это время — первая публикация: рассказ «Подростки» выходит в нью-йоркском журнале «Стори».
Сэлинджера начинают печатать: у него берут рассказ «Нью-Йоркер» и еще пара известных журналов. Ранние рассказы Сэлинджера — все о том же снобизме, о непонимании, об одиночестве, о человеке, которому трудно вписаться в окружающую среду. И конечно же, о хорошеньких женщинах, которые попались на пути этого одинокого и непонятого человека. Мы не знаем, каким бы он стал, если бы так и остался там: на Парк-авеню, в уютных аудиториях Колумбийского. Но тут его, по меткому выражению Марины Цветаевой, «схватила за волосы судьба». Весной 1942 года Сэлинджера призвали в армию. Джером Ди загремел на Вторую мировую войну. Итак, рядовой Сэлинджер, двадцати трех лет. Под номером 32325299…
Он оканчивает курсы и становится связистом. Потом подает прошение в школу военных переводчиков и контрразведчиков. Дальше его посылают в Англию, где он проходит специальную подготовку агента контрразведки перед решающим днем высадки союзных войск. Об этом времени — рассказ «Дорогой Эсме…», его герой сержант Икс — это и есть сам автор. Саму «Высадку» Сэлинджер описывает в других своих военных рассказах. Американский штаб-сержант Сэлинджер высадился на «гостеприимный» европейский берег в июле 44‑го, в составе Четвертой дивизии двенадцатого пехотного полка. Ему повезло выжить. Только за первый месяц боев двенадцатый пехотный потерял 76% офицеров и 63% рядовых. Эти цифры говорят о том, какая война досталась Сэлинджеру. В пехоте. В рукопашном бою.
В конце августа двенадцатый пехотный вошел в Париж. Там, в Париже, штаб-сержант Сэлинджер знакомится с Эрнестом Хемингуэем. Дальше полк идет с боями через Францию и Бельгию в Германию. За месяц боев в Гюртгенском лесу гибнут полторы тысячи человек, но примерно столько же просто замерзают в окопах, полных ледяной воды, — без зимней обуви, без теплых шинелей, без одеял… И это — конец сорок четвертого. В эту зиму, в окопах с ледяной водой, сержант Сэлинджер пишет стихи. И посылает их в отдел поэзии журнала «Нью-Йоркер». А дальше выживший Сэлинджер попадает в госпиталь с интересным диагнозом: «боевое переутомление». Звучит вполне политкорректно. Но в переводе на человеческий язык означает — «поехал крышей и загремел в дурку». Его собираются демобилизовать. Но Сэлинджер рвется обратно в строй, и в результате его выписывают. Судя по рассказу «Дорогой Эсме…», все в том же «переутомленном» состоянии.
Сэлинджер вернулся со Второй мировой войны человеком слегка свихнувшимся. Человеком, остро нуждающимся в помощи и психологической реабилитации. И это ясно видно всем окружающим его. А вот дальше начинается вторая часть этой драмы. Герои Сэлинджера возвращаются в мир преуспевающего Большого Нью-Йорка. В мир, где, в сущности, не было войны. Где ее не заметили. В мир, где окружающим, конечно, ясно, что вот этот парень — псих, а чего он псих, с чего он псих — непонятно. Вокруг него был мир совершенно чужой и совершенно равнодушный к тому, что он пережил. Дальше ему остается только повторить поступок Симора Гласса и уйти из этой жизни, от людей, которые его не понимают. И Сэлинджер уходит. Не из жизни, но от людей. Поначалу он все еще надеется найти себе «земляка». Сэлинджер женится на самой хорошенькой девушке, которая попадается ему на глаза. Как всегда в таком случае, он уверен, что женится по любви. Дальше он тащит эту голубку в чащу леса. В старый пустой дом без горячей воды и отопления. И там заводится аж двое детей. Вот тех самых, о которых мечтает Холден Колфилд. Завести детей и ловить их над пропастью во ржи…
Клэр Дуглас, прелестная бабочка, пойманная Сэлинджером в сачок и перенесенная им все с той же Парк-авеню в глухой лес Вермонта, не сдюжила предложенную им жизнь с двумя детьми и без горячей воды. Семья развалилась. И дальше Сэлинджер начинает жить в своем лесу один. Маргарет Сэлинджер в книге об отце пишет, что еще при их совместной жизни он успел нырнуть во всевозможные культы, верования и разного рода «измы». Дзэн-буддизм, веданта, крийя-йога, «христианская наука», сайентология, гомеопатия, иглоукалывание, макробиотика… это все семья прошла еще до развода.
Через восемь лет после развода с Клэр Дуглас в его жизни появляется еще одна женщина, 18-летняя студентка литературной программы Йельского университета Джойс Мэйнард. Сэлинджеру в ту пору — пятьдесят четыре. Она выдерживает рядом с ним совсем недолго. И дальше, еще через двадцать одиноких лет, 70-летний Сэлинджер находит следующую любовь: молодую медсестру Колин. Последний брак писателя с совсем юной девушкой-медсестрой оказался удачнее прежних. Понятно, что юная Колин решила жить с великим писателем, чтобы стать ему няней, сиделкой и другом. Встретил ли он в ее лице, наконец, того самого «земляка», о котором мечтал всю жизнь?
Отец — немецкий еврей. Из лавочников. Из колбасников. Успешная торговля мясом привела его в результате не куда-нибудь, а в Нью-Йорк, на Парк-авеню. В место компактного проживания богатой белой протестантской Америки. В районе, где поселилась семья, цветных не было вообще. А евреев почти не было. Но если есть деньги отправить сына в дорогую школу — отправляешь его, например, в среднюю школу Макберни, «частное учебное заведение, принадлежащее к Ассоциации молодых христиан». На следующий год после поступления в эту школу Сэлинджер проходит «бар-мицву» — торжественное вступление в тринадцатилетний возраст по иудейскому обряду. А еще через год мальчик впервые узнает о том, что его мать ирландка, принявшая иудаизм ради брака с его отцом. То есть он полуирландец. Быть ирландцем или итальянцем в тогдашнем, еще довоенном Нью-Йорке было немногим лучше, чем евреем или негром. Для Парк-авеню — «второй сорт».
 |
| Роман «Над пропастью во ржи»
вышел в 1951 году и стал чем-то вроде манифеста поколения хиппи |
По окончании Вэлли-Фордж Сэлинджер поступает в Нью-Йоркский университет. Но после первого курса неожиданно уходит оттуда и устраивается массовиком-затейником на круизный корабль. Вернувшись, он, несмотря на всю свою неприязнь к Лиге Плюща, записывается на писательский семинар в «плющевом» Колумбийском университете. Он уже принял решение стать писателем и такой семинар считает необходимым. И в это время — первая публикация: рассказ «Подростки» выходит в нью-йоркском журнале «Стори».
Сэлинджера начинают печатать: у него берут рассказ «Нью-Йоркер» и еще пара известных журналов. Ранние рассказы Сэлинджера — все о том же снобизме, о непонимании, об одиночестве, о человеке, которому трудно вписаться в окружающую среду. И конечно же, о хорошеньких женщинах, которые попались на пути этого одинокого и непонятого человека. Мы не знаем, каким бы он стал, если бы так и остался там: на Парк-авеню, в уютных аудиториях Колумбийского. Но тут его, по меткому выражению Марины Цветаевой, «схватила за волосы судьба». Весной 1942 года Сэлинджера призвали в армию. Джером Ди загремел на Вторую мировую войну. Итак, рядовой Сэлинджер, двадцати трех лет. Под номером 32325299…
Он оканчивает курсы и становится связистом. Потом подает прошение в школу военных переводчиков и контрразведчиков. Дальше его посылают в Англию, где он проходит специальную подготовку агента контрразведки перед решающим днем высадки союзных войск. Об этом времени — рассказ «Дорогой Эсме…», его герой сержант Икс — это и есть сам автор. Саму «Высадку» Сэлинджер описывает в других своих военных рассказах. Американский штаб-сержант Сэлинджер высадился на «гостеприимный» европейский берег в июле 44‑го, в составе Четвертой дивизии двенадцатого пехотного полка. Ему повезло выжить. Только за первый месяц боев двенадцатый пехотный потерял 76% офицеров и 63% рядовых. Эти цифры говорят о том, какая война досталась Сэлинджеру. В пехоте. В рукопашном бою.
В конце августа двенадцатый пехотный вошел в Париж. Там, в Париже, штаб-сержант Сэлинджер знакомится с Эрнестом Хемингуэем. Дальше полк идет с боями через Францию и Бельгию в Германию. За месяц боев в Гюртгенском лесу гибнут полторы тысячи человек, но примерно столько же просто замерзают в окопах, полных ледяной воды, — без зимней обуви, без теплых шинелей, без одеял… И это — конец сорок четвертого. В эту зиму, в окопах с ледяной водой, сержант Сэлинджер пишет стихи. И посылает их в отдел поэзии журнала «Нью-Йоркер». А дальше выживший Сэлинджер попадает в госпиталь с интересным диагнозом: «боевое переутомление». Звучит вполне политкорректно. Но в переводе на человеческий язык означает — «поехал крышей и загремел в дурку». Его собираются демобилизовать. Но Сэлинджер рвется обратно в строй, и в результате его выписывают. Судя по рассказу «Дорогой Эсме…», все в том же «переутомленном» состоянии.
Сэлинджер вернулся со Второй мировой войны человеком слегка свихнувшимся. Человеком, остро нуждающимся в помощи и психологической реабилитации. И это ясно видно всем окружающим его. А вот дальше начинается вторая часть этой драмы. Герои Сэлинджера возвращаются в мир преуспевающего Большого Нью-Йорка. В мир, где, в сущности, не было войны. Где ее не заметили. В мир, где окружающим, конечно, ясно, что вот этот парень — псих, а чего он псих, с чего он псих — непонятно. Вокруг него был мир совершенно чужой и совершенно равнодушный к тому, что он пережил. Дальше ему остается только повторить поступок Симора Гласса и уйти из этой жизни, от людей, которые его не понимают. И Сэлинджер уходит. Не из жизни, но от людей. Поначалу он все еще надеется найти себе «земляка». Сэлинджер женится на самой хорошенькой девушке, которая попадается ему на глаза. Как всегда в таком случае, он уверен, что женится по любви. Дальше он тащит эту голубку в чащу леса. В старый пустой дом без горячей воды и отопления. И там заводится аж двое детей. Вот тех самых, о которых мечтает Холден Колфилд. Завести детей и ловить их над пропастью во ржи…
Клэр Дуглас, прелестная бабочка, пойманная Сэлинджером в сачок и перенесенная им все с той же Парк-авеню в глухой лес Вермонта, не сдюжила предложенную им жизнь с двумя детьми и без горячей воды. Семья развалилась. И дальше Сэлинджер начинает жить в своем лесу один. Маргарет Сэлинджер в книге об отце пишет, что еще при их совместной жизни он успел нырнуть во всевозможные культы, верования и разного рода «измы». Дзэн-буддизм, веданта, крийя-йога, «христианская наука», сайентология, гомеопатия, иглоукалывание, макробиотика… это все семья прошла еще до развода.
Через восемь лет после развода с Клэр Дуглас в его жизни появляется еще одна женщина, 18-летняя студентка литературной программы Йельского университета Джойс Мэйнард. Сэлинджеру в ту пору — пятьдесят четыре. Она выдерживает рядом с ним совсем недолго. И дальше, еще через двадцать одиноких лет, 70-летний Сэлинджер находит следующую любовь: молодую медсестру Колин. Последний брак писателя с совсем юной девушкой-медсестрой оказался удачнее прежних. Понятно, что юная Колин решила жить с великим писателем, чтобы стать ему няней, сиделкой и другом. Встретил ли он в ее лице, наконец, того самого «земляка», о котором мечтал всю жизнь?
Полностью эссе можно прочитать на сайте booknik.ru
Белая ворона по имени Дж. Д. Сэлинджер
Валерия Новодворская
Валерия Новодворская
Хорошо было чайке по имени Джонатан Ливингстон. Она могла хотя бы улететь. А куда может улететь белая ворона? Черные их заклевывают насмерть. Вот только что одна белая ворона по имени Дж. Д. Сэлинджер отлетела туда, куда только и могут скрыться белые вороны: в лучший мир, в царство Того, Кто сам в своей земной жизни шагал не в ногу.
Дж. Д. Сэлинджер нечасто вспоминал о Боге, но он создал самую христианскую литературу Америки: литературу беззащитных и одиноких, не имеющих Града Настоящего, но взыскующих Града Грядущего.
Американская литература в основном — такая румяная, крепкая, неунывающая, победительная. Хайнлайн, Драйзер, Хемингуэй, Джек Лондон, Брет Гарт, Фолкнер, Марк Твен… Герои «делают жизнь», находят клады и золотые жилы, сражаются за правое (или даже за неправое, как герой Фолкнера) дело до последней капли крови. Да, эти не умеющие рефлексировать и колебаться герои создали мощь и богатство Америки. Но самому правому и самому правовому государству нужны диссиденты, нужны несогласные и недовольные. Идеологом этих недовольных интеллигентов Америки и стал Сэлинджер.
Его герои не видят смысла в паблисити, успехе, карьере, они вечно докапываются до сути, неприкаянные и осмеянные. Если у них что и ловится хорошо, то только рыбка-бананка — на грани самоубийства. Вместо того чтобы наскоро помолиться Богу и бежать по своим земным делам, они или ломают себе жизнь, твердя мантры из случайно найденной иностранной книжки, или и вовсе прозревают будущее и гибнут в раннем возрасте в бетонном бассейне без воды, не пытаясь изменить известную им судьбу, ибо жизнь они тоже не ценят.
Главный диссидент Америки Холден Колфилд из «Над пропастью во ржи» способен устыдиться своих дорогих чемоданов, потому что у соседа они дешевые, и понять, что его талантливый брат Д. Б., прекрасно писавший рассказы, совсем «скурвился», работая в Голливуде за деньги, чтобы купить себе «ягуар». Этот тинейджер карьеры не сделает, он не приемлет фальши истеблишмента, и вообще он бросает все, что ему неинтересно. Учиться для отметок, работать для зарплаты… Сплошной Чехов среди четкой и правильной американской действительности. Он хочет спасать детей над пропастью во ржи, а где в Америке столько бесхозных детей, где рожь и где пропасти? Нет такой специальности в США, а учителя учат полезным в жизни вещам. Которые не захотел изучать сам Холден. От Холдена до хиппи и солдат, бросавших свои ордена за Вьетнам за ограду Белого дома, — рукой подать. «Цветы лучше пуль» — вот исходная точка протеста Антиамерики. Make love, not war! — Холден непременно скажет это в 60-е. Для страждущей и нонконформистской интеллигенции СССР американская литература стала компасом и парусом. Сначала Хэм увел всех в свитерах с бородой и гитарой в лес и в горы, в турпоход, в КСП. Его завет: «Сражаться до последней капли крови» — для нашей интеллигенции оказался слишком крут. А после Сэлинджер повел нонконформистов в дворницкие и котельные, лишь бы не в завлабы ценой вступления в КПСС.
Сэлинджер дожил до того дня, когда несогласная Америка накопила силы и мощным рывком направила в Белый дом его читателя и последователя, объединившего нонконформистов Барака Обаму. Ну что ж, у нас в России, на Кубе, в Венесуэле, Северной Корее, Китае и Иране бродят растерянные дети и так и норовят прыгнуть в пропасть тоталитаризма. Посмотрим, сумеют ли ученики Холдена Колфилда нас поймать.
Дж. Д. Сэлинджер нечасто вспоминал о Боге, но он создал самую христианскую литературу Америки: литературу беззащитных и одиноких, не имеющих Града Настоящего, но взыскующих Града Грядущего.
Американская литература в основном — такая румяная, крепкая, неунывающая, победительная. Хайнлайн, Драйзер, Хемингуэй, Джек Лондон, Брет Гарт, Фолкнер, Марк Твен… Герои «делают жизнь», находят клады и золотые жилы, сражаются за правое (или даже за неправое, как герой Фолкнера) дело до последней капли крови. Да, эти не умеющие рефлексировать и колебаться герои создали мощь и богатство Америки. Но самому правому и самому правовому государству нужны диссиденты, нужны несогласные и недовольные. Идеологом этих недовольных интеллигентов Америки и стал Сэлинджер.
 |
| Затворничество писателя подогревало интерес к нему: письма Сэлинджера к Джойс Мэйнард на аукционе «Сотбис» в Нью-Йорке были проданы за $150000 |
Его герои не видят смысла в паблисити, успехе, карьере, они вечно докапываются до сути, неприкаянные и осмеянные. Если у них что и ловится хорошо, то только рыбка-бананка — на грани самоубийства. Вместо того чтобы наскоро помолиться Богу и бежать по своим земным делам, они или ломают себе жизнь, твердя мантры из случайно найденной иностранной книжки, или и вовсе прозревают будущее и гибнут в раннем возрасте в бетонном бассейне без воды, не пытаясь изменить известную им судьбу, ибо жизнь они тоже не ценят.
Главный диссидент Америки Холден Колфилд из «Над пропастью во ржи» способен устыдиться своих дорогих чемоданов, потому что у соседа они дешевые, и понять, что его талантливый брат Д. Б., прекрасно писавший рассказы, совсем «скурвился», работая в Голливуде за деньги, чтобы купить себе «ягуар». Этот тинейджер карьеры не сделает, он не приемлет фальши истеблишмента, и вообще он бросает все, что ему неинтересно. Учиться для отметок, работать для зарплаты… Сплошной Чехов среди четкой и правильной американской действительности. Он хочет спасать детей над пропастью во ржи, а где в Америке столько бесхозных детей, где рожь и где пропасти? Нет такой специальности в США, а учителя учат полезным в жизни вещам. Которые не захотел изучать сам Холден. От Холдена до хиппи и солдат, бросавших свои ордена за Вьетнам за ограду Белого дома, — рукой подать. «Цветы лучше пуль» — вот исходная точка протеста Антиамерики. Make love, not war! — Холден непременно скажет это в 60-е. Для страждущей и нонконформистской интеллигенции СССР американская литература стала компасом и парусом. Сначала Хэм увел всех в свитерах с бородой и гитарой в лес и в горы, в турпоход, в КСП. Его завет: «Сражаться до последней капли крови» — для нашей интеллигенции оказался слишком крут. А после Сэлинджер повел нонконформистов в дворницкие и котельные, лишь бы не в завлабы ценой вступления в КПСС.
Сэлинджер дожил до того дня, когда несогласная Америка накопила силы и мощным рывком направила в Белый дом его читателя и последователя, объединившего нонконформистов Барака Обаму. Ну что ж, у нас в России, на Кубе, в Венесуэле, Северной Корее, Китае и Иране бродят растерянные дети и так и норовят прыгнуть в пропасть тоталитаризма. Посмотрим, сумеют ли ученики Холдена Колфилда нас поймать.