История с 14-м протоколом тянулась неприлично долго. Еще весной 2006 года Владимир Путин подписал документ, но Госдума отказалась его ратифицировать, а президент вопреки своему обыкновению не настаивал. На том дело и застопорилось. Пресловутый протокол призван заметно упростить и ускорить процедуру рассмотрения жалоб в Европейский суд по правам человека. Чтобы вступить в силу, ему необходима ратификация всеми 47 членами Совета Европы. Россия, на чью долю в Страсбургском суде приходится 28% всех жалоб, своим отказом заблокировала реформу. «Принцип клуба, который мы называем Советом Европы, — это сотрудничество, и никто не может принудить одного члена совета ратифицировать соглашение, — говорит адвокат Каринна Москаленко, руководитель Центра содействия международной защите. — Но очевидно, что, если 46 государств его ратифицировали, а 47-е отказывается, оно противопоставляет себя всему этому клубу».
Перемена погоды
Изначально российские депутаты мотивировали свой отказ тем, что Страсбургский суд якобы может из правовой инстанции превратиться в политический институт антироссийской направленности. Это мнение еще два года назад яростно отстаивал член российской делегации в ПАСЕ и председатель Комитета Госдумы по международным делам Константин Косачев (The New Times подробно писал об этом в № 4 от 28 января 2008 года). Но 23 сентября 2009 года ситуация резко изменилась. Госдума неожиданно признала, что «некоторые из вопросов, возникших в связи с протоколом № 14, в настоящее время утратили актуальность». Изначально российские претензии к документу исчислялись десятками, в сентябре оказалось, что спорных вопросов только три. И уже в декабре все три были разрешены. Депутаты удовольствовались письменными разъяснениями, оформленными как решение комитета министров Совета Европы. «Во-первых, в соответствии с 14-м протоколом решение о приемлемости или неприемлемости жалобы принимается тройкой судей. Мы хотели убедиться в том, что в части, касающейся нашей страны, одним из трех судей будет судья от России, как человек компетентный в соответствующих проблемах, — поясняет суть российских претензий Константин Косачев. — Во-вторых, в 14-м протоколе есть такой термин — «расследование дела». Было опасение, что это может предполагать некие следственные действия на российской территории до вынесения приговора, то есть нарушение суверенитета нашей страны. Мы получили пояснение, что под термином «расследование» имеются в виду лишь запросы на получение дополнительной информации». Третьим спорным моментом оказалась формулировка статей 10 и 16, из которых можно было сделать вывод, что комитет министров Совета Европы получает право решать, выполнило ли то или иное государство решение суда или нет. И здесь отечественные парламентарии получили желаемое пояснение, отвергающее такую трактовку.
След войны
И все же предметом каких дипломатических разменов между Россией и Советом Европы послужил 14-й протокол? Собственно, поводов, по которым российской верхушке стоило торговаться с Европой, сейчас два: резолюция по российско-грузинскому конфликту и жалоба ЮКОСа в Страсбургском суде.
Сентябрьское заявление Госдумы появилось за неделю до открытия осенней сессии ПАСЕ, на которой слушался доклад по августовской войне 2008 года. В российско-грузинском ключе комментируют принятие 14-го протокола и некоторые российские политики. «Просто в отношении с Европой произошла позитивная коррекция, пришло время восстанавливать отношения, испорченные во время конфликта с Грузией», — уверяет член российской делегации депутат Сергей Марков.
Торг невозможен?
С ЮКОСом ситуация более запутанная. В январе прошлого года Страсбургский суд признал приемлемой жалобу на нарушение в процессе банкротства нефтяной компании сразу нескольких пунктов Европейской конвенции о защите прав человека. Рассмотрение дела по существу должно было начаться 14 января, и одна из причин, по которой его перенесли на март, как предполагают инсайдеры, — заседание Госдумы по поводу принятия 14-го протокола, на котором к тому же не мог не присутствовать российский представитель в Страсбурге. Жалоба ЮКОСа грозит России не только имиджевыми потерями, но и финансовыми. Заявлена беспрецедентная сумма компенсации ущерба — $98 млрд. «Если признаются нарушения, то наступает стадия возмещения ущерба: будет ли это полное возмещение или только судебные расходы — решает суд, — сказала в интервью The New Times адвокат Каринна Москаленко. — Россия еще ни по одному делу не отказалась платить те суммы, которые предписаны к оплате Европейским судом.
При этом если Российская Федерация в лице своих представителей будет стоять на том, что банкротство было осуществлено законным образом, что взысканные с ЮКОСа налоги с добытой нефти — это чистая правовая позиция, то останется один вопрос: за что сегодня Ходорковского судят в Хамовническом суде города Москвы? Получится, что он действительно занимался законной деятельностью, платил налоги, да еще государство считает, что недоплатил, — как он тогда мог украсть эту нефть?»
Решение Страсбургского суда может сильно повлиять и на результаты параллельного процесса в Гааге, где иностранные акционеры ЮКОСа в третейском суде пытаются отсудить у России $100 млрд, опираясь на нарушение Энергетической хартии, которую наша страна подписала, не ратифицировала, а в октябре 2009 года и вовсе отозвала свою подпись (см. The New Times № 44 от 7 декабря 2009 года). «Разбирательство дела в третейском арбитражном суде в Гааге только началось, — пояснил The New Times глава департамента арбитражной практики адвокатской компании «Шерман и Стерлинг», представляющей интересы зарубежных акционеров ЮКОСа, Эммануэль Гайар. — В январе 2010 года стороны процесса в лице мажоритарных акционеров бывшей нефтяной компании ЮКОС и российских представителей должны договориться о процессуальном графике. Решение по существу дела будет принято после того, когда третейский арбитражный суд заслушает позиции сторон».
«Страсбургский суд независим от политических отношений между Россией и Советом Европы — для европейцев эта независимость — дело принципа», — сказал The New Times осведомленный источник в Совете Европы. Здесь прямой торг неуместен. Но, по его мнению, российские дипломаты ведут более тонкую игру, включающую уступки с обеих сторон. Да, Россия отказалась от большинства претензий по 14-му протоколу Страсбургского суда, но и Совет Европы принял все три уточнения такими, какими их хотели видеть в Москве.
Курс на сближение начался с поддержки на выборах генерального секретаря Совета Европы экс-премьера Норвегии Турбьерна Ягланда, считает источник, — недаром первый свой официальный визит после избрания новый генсек совершил именно в Москву. При этом Россия хотела бы большего участия в управляющих органах Совета Европы, смягчения позиции по российско-грузинскому конфликту, а главное, общего улучшения имиджа страны на Западе. В Москве, возможно, надеются, что это может косвенно повлиять и на рассмотрение жалобы ЮКОСа.