Фото: logoysk.by
Главный итог 2017 года в экономике — завершение построения «крепости Россия 2.0»: по итогам года сооружение, призванное защитить экономику страны от внешних и внутренних угроз, почти завершено, причем не по военно-мобилизационным лекалам. В 2018 году жить в укрепленной умеренным экономическим либерализмом крепости, вероятно, будет комфортнее, а отставание от остального мира по темпам развития будет все так же незаметно, как в 2017 году. Тем более обоснованы будут вопросы о том, почему в этом пространстве так душно, несмотря на поддерживаемый администрацией комфорт внутри сооружения.
Некатастрофический сценарий
Оппоненту действующей российской власти вполне естественно было в 2017 году ожидать реализации самых худших собственных предсказаний в экономической сфере — и именно 2017 год стал, видимо, одним из самых неудачных для этого занятия годом. Не то чтобы негативных моментов в экономической жизни в этом году было недостаточно. И не то чтобы большинство прогнозов, пророчащих российской экономике серьезные проблемы в экономике, ни на чем не основывались. Но в какую-либо рациональную картину экономического краха режима, за которым в этой логике должны наступать или политический крах, или военная диктатура, они не складывались. К концу 2017 года немногочисленным позитивным новостям из России уже просто отказывались верить. Споры о том, обманывает ли Росстат население Российской Федерации, сообщая о снижении индекса потребительской инфляции до 2,5% в ноябре 2017 года, увлекательны не в меньшей степени, чем глупы, однако к концу 2017 года сторонникам версии о наступающей экономическом крахе модели Владимира Путина приходилось уже довольно ощутимо отрываться от реальности, выборочно игнорируя нечастые, но случающиеся новости, демонстрирующие, что власть не только ведет страну в давно указанную пропасть обнищания и бедствий, но и производит попутно какие-то действия, не вписывающиеся в привычный для ее критиков диапазон от «бессмысленного» до «разрушительного».
Не могут же они делать что-то осмысленное или по крайней мере неглупое? Так говорить — хуже любой ереси.
Так, для меня очень показательным было неформальное обсуждение экспертами очередного продвижения России в рейтинге Doing Business в ноябре 2017 года: напомним, сейчас РФ в нем на 35 месте, в 2016 году была на 40-м, в 2012 году — на сто двадцатом. Распространены были три версии, объясняющие, как российской исполнительной власти удается добиться от Всемирного банка (ВБ), контролирующего составление рейтинга, такого результата.
Первая — «подкупили»: контраргументы о том, что, видимо, России это удалось первой среди двух сотен стран мира за годы и отчего-то это не удается много лет Китаю, встречались пожиманием плеч. Вторая — «подкрутили»: строго говоря, ни ВБ, ни правительство России не скрывают, что это именно так и было, поскольку в течение нескольких лет власти России и ВБ вели довольно подробные и вполне открытые переговоры о том, что надо сделать России, чтобы в этом рейтинге подниматься, а не опускаться и не стоять на дне. Проблема этой версии в том, что она несовместима с устройством самого рейтинга — он довольно бездушно фиксирует измеримые показатели, как-то стоимость и скорость подключения к инфраструктуре, число и длительность шагов в процедурах на таможне и в налоговой службе, чтобы «подкрутить» что-то в нем, нужно что-то исправить по существу. Мало того, в силу ряда причин почти неизбежно вхождение России в список топ-25 стран с наиболее привлекательной средой для среднего бизнеса — и как это может сочетаться с будущими казнями египетскими, непонятно (на деле — в какой-то степени может, но об этом ниже).
Третья версия — «один рейтинг ничего не значит». Тоже правда, если бы таких рейтингов (и вообще измеримых показателей инвестпривлекательности, качества деловой среды, макроэкономических показателей — со всеми оговорками о том, что они на самом деле значат) было немного. Их много, и поводов для предсказания экономической катастрофы в них в 2017 году становилось ощутимо меньше.
Вместо этого в них обнаруживалась картина, которая не слишком удобна ни для самой власти, ни для ее непритязательных оппонентов: экономика России продолжает развиваться, но совсем не так, как этого от нее ждут и сторонники, и оппоненты Владимира Путина. Нет стремительного и поступательного роста. Нет и стремительной, и неизбежной деградации. Есть вполне комфортное, особенно по российским меркам, сохранение достигнутого уровня: ни нашим, ни вашим.
Экономика России продолжает развиваться, но совсем не так, как этого от нее ждут и сторонники, и оппоненты Владимира Путина
Изобретение неваляшки
Если говорить об основных итогах 2017 года, то ключевое событие в ней — это в действительности финансовая и бюджетная стабилизация. Сейчас мы видим лишь первые ее результаты, их не так много, но они уже основательны. Снижение инфляции, и переход всей экономики к устойчиво положительным реальным ставкам кредита без крупных банкротств и без общеэкономической депрессии или рецессии — это не такое небольшое событие, чтобы оставлять его без внимания. На деле, конечно, есть и банкротства (хотя и не столь масштабные, как ожидалось — ЦБ, например, пришлось национализировать три довольно крупных банка, обанкротилась немаленькая авиакомпания «Вим-Авиа» и десятки девелоперов), и проблемы в целых отраслях экономики. Такого масштаба изменения вообще не могут, видимо, происходить без банковских крахов и без ухода из бизнеса целых категорий собственников компаний, годами существовавшими в реальности, где де-факто бесплатные деньги в экономике делали неважным твои организационные навыки. Тем не менее даже при появлении в ноябре 2017 года сведений о проблемах с общим выпуском в промышленности предполагать, что уже к весне-лету 2018 года страна будет охвачена забастовками и маршами пустых кастрюль, может только очень увлеченный грядущей революцией оппозиционер. Скорее нам предстоит фиксировать недовольство представителей среднего бизнеса, которые будут требовать продолжения банкета 2005–2013 годов: даешь кредит всем по нулевой ставке, иначе мы не знаем, как жить дальше.
Можно, конечно, на голубом глазу предполагать, что спад в металлургии в 2017 году связан с тем, что подходит к завершению строительство моста в аннексированный у Украины Крым, а весь урожай 2017 года сгниет на складах страны-неудачника. Но куда в этом случае девать рост на 25% ипотеки и бум жилищного строительства, который скоро позволит глубоко депрессивной в целом строительной отрасли (промышленные здания действительно почти не строят, если не брать во внимание невообразимую по прежним временам активность в сельскохозяйственном и портовом строительстве) выйти в формальный плюс. Наконец, даже если мы не верим в то, что рост в автопроме продлится долго, то куда девать, например, растущий экспорт химической продукции? И такого много, достаточно много, чтобы власть заявляла: да, есть еще нерешенные проблемы, перспективы туманны и не определены, но те, кто говорит о будущем неизбежном крахе режима, выдают желаемое за действительное — возможно, мы идем не совсем туда, но во всяком случае катастрофой в ближайшие годы вас пугают напрасно. Проверьте — то же самое они пророчили и в 2008-м, и в 2012-м, и в 2015 году: их ожидания сбылись?
Строительство Крымского моста Фото: pro-taman.ru
Можно, конечно, предполагать, что спад в металлургии в 2017 году связан с тем, что подходит к завершению строительство моста в аннексированный у Украины Крым. Но куда в этом случае девать рост на 25% ипотеки и бум жилищного строительства
Без обнищаний и повышений
В течение всего 2017 года в России росли реальные (за вычетом инфляции) заработные платы — и также падали реальные располагаемые доходы. Окончательно этот эффект не объяснен, но по состоянию на декабрь ясно, как его не надо объяснять. Это не обман трудящихся. Это не сокращение прибыли частных собственников — они относительно стабильны. Это не массовое влезание сограждан в кредиты — даже с учетом новых ипотек и потребительских кредитов общая задолженность домохозяйств в экономике (как и общая задолженность компаний) особенно не растет. Пока единственная версия, в которую приходится верить, — это сочетание стагнации в плохо наблюдаемом «сером» секторе экономики, где преимущественно сконцентрированы средние компании, сокращение «серых» и неофициальных выплат, а также общее сокращение экономической «тени».
Казалось бы — разве плохо, что «тень» сокращается? Где-то плохо, во всяком случае, не надо думать, что это однозначно хорошо. Предполагаемый кризис средних компаний в России по итогам финансовой стабилизации 2017 года в среднесрочном плане — большая проблема, сама по себе «тень» — довольно эффективный демпфер большинства экономических шоков, а усиление позиций на рынке крупных компаний, как правило, около государственных или государственных, — проблема, которую таковой считают даже в российском Белом доме. Впрочем, в любом случае — когда министр экономики Максим Орешкин заявляет, что в 2018 году реальные зарплаты вырастут на 4%, а реальные располагаемые доходы перестанут снижаться и, скорее всего, будут расти — у него на это больше оснований, чем у предполагающих в следующем году рецессию (снижение ВВП — шансы на это невелики), рост социального расслоения (оно стабильно или даже снижается), безработицы (она снижается), смертности и заболеваемости (они стабильны или снижаются) и вообще всего осязаемо дурного.
Да, 1–2% роста ВВП на 2018–2020 годы — это отставание от мирового роста ВВП, который предположительно составит 3,5%: этими темпами растет экономика США, Китай будет расти предположительно на 5–6% (и, не исключено, достигнет российского ВВП на душу населения, хотя есть и обратная гипотеза — что экономика Китая в ближайшие 10 лет перестанет расти такими темпами), Индия — на 7% (с очень низкого старта — в пять раз меньшего, чем в РФ), единственная крупная экономика, с которой мы будем расти примерно одинаковыми темпами, — гораздо более богатый, чем мы, Евросоюз. Всемирный банк в 2017 году уже уверенно полагал, что Россия находится в «ловушке среднего дохода» с длительным (от 7 лет) периодом низкого роста и стагнации.
Когда министр экономики Максим Орешкин заявляет, что в 2018 году реальные зарплаты вырастут на 4%, а реальные располагаемые доходы перестанут снижаться и, скорее всего, будут расти — у него на это больше оснований, чем у предполагающих в следующем году рецессию
Риски
Даже при крайне отрицательном отношении к действующей власти имеет смысл принять главный результат 2017 года в экономике: «крепость Россия» построена. И построена не по схеме мобилизационной экономики, а скорее по учебникам макроэкономики. И она в первом приближении удалась — во всяком случае, как крепости. Построенная экономическим блоком Белого дома (в широком смысле — туда входит и ЦБ, и некоторая часть губернаторского корпуса, и ряд госкомпаний) в последние годы конструкция выглядит на ближайшие годы устойчивой. Настолько устойчивой, что к концу 2017 года в среде инвесторов есть почти единое мнение: экономические санкции 2018 года могут быть неприятны и даже опасны конкретным людям, которые окажутся в санкционных списках, но больших проблем экономике РФ в целом не создадут.
Главный риск — пропустить момент, когда мировая экономика, как предполагается, будет переходить на новые технологические платформы. «Индустрия 4.0» — не выдумка, и ее достижения нельзя будет купить или импортировать
Об отдаленных последствиях этой стратегии сказано уже достаточно много, но все они действительно отдалены. Действительно, экономические свободы нелинейно, но связаны с политическими. Тезис о том, что огосударствление экономики ведет к снижению эффективности ее работы, никуда не делся, как и большинство проблем, связанных со структурной перестройкой мировой экономики — в нее, видимо, невозможно будет в будущем эффективно встраиваться только поверхностной «цифровизацией», спонсируемой государством. Наконец, соображение о том, что экономическое развитие в авторитарных государствах так или иначе дестабилизирует режим, тоже, видимо, верно. В противном случае Владимиру Путину не пришлось бы в декабре буквально за руки сажать Игоря Сечина и Владимира Евтушенкова, считавшегося едва ли не обреченным, подписывать друг с другом мировое соглашение.
Главный риск — пропустить момент, когда мировая экономика, как предполагается, будет переходить на новые технологические платформы. «Индустрия 4.0» (со всеми оговорками о том, что во многом сейчас она искусственна и стимулируется госрасходами во многих странах мира) — не выдумка, и проблема в том, что ее достижения, как предполагается, нельзя будет купить или импортировать. Если вкратце — «цифровой завод» в сегодняшнем понимании этой технологии можно будет купить в Финляндии или в Германии, но без соответствующего устройства бизнеса, в том числе малого, вокруг него, в соответствующей экосистеме он не будет рентабельным ни на внутреннем рынке, ни для экспорта, к тому же его нельзя будет развивать — предполагается, что эта экосистема развивается сама в нужных условиях. «Крепость» не предполагает существование такой экосистемы, она целиком остается в XX веке. Впрочем, сейчас вообще сложно сказать, что в будущем мире будет со странами, которые окажутся не в состоянии освоить новые технологические и управленческие технологии — их примерно полмира, Россия явно в их числе, и чем они будут заняты в экономике будущего, никто толком не знает. Но это — вопрос 2023–2030 годов, а не 2018–2020-х.
Достаток среднего уровня неприятности
Что ждать в 2018 году? Скорее всего, «крепость Россия» еще немного приукрасится. Так, например, мало сомнений в том, что при нынешних уровнях цен на нефть или даже немного ниже (лучший прогноз цены нефти всегда нынешний уровень цены нефти) в 2018 году доходы населения перестанут снижаться, бюджетного кризиса не будет, потребление в России сохранится на уровне 2017 года или будет немного выше за счет небольшого роста зарплат и сохранения на нынешнем уровне реальных пенсий, инфляция сохранится в пределах 4% годовых, доллар к рублю будет стабильным, уровень безработицы будет таким же, как в 2017 году, или меньше, промпроизводство не упадет и не вырастет.
При цене нефти ниже $40 за баррель мы вернемся к той же ситуации, что и в 2014 году — в сущности, «крепость Россия» строится не ради того, чтобы противостоять всему миру, а ради того, чтобы пережить возможное снижение экспортных доходов, но усилия правительственных экономистов последних трех лет увеличили запас прочности «крепости» и в этом сценарии. Парадоксально, но сейчас с большей вероятностью вразнос вся конструкция может пойти при резком повышении нефтяных цен — впрочем, их никто не прогнозирует.