Генрих Бёлль (в центре) и Александр Солженицын. Германия, 1974 год Фото: AP Photo
За сияющей мирно и бездумно елочной каникулярной мишурой незаметным прошел 95-летний юбилей Генриха Бёлля*, военного пораженца, мятущегося интеллигента, антифашиста и антисоветчика, вывезшего на Запад рукописи Солженицына и потом принимавшего его и Льва Копелева у себя, не желавшего слыть «настоящим немцем» или «другом советской страны». Мы не забыли, мы просто ушли на каникулы. Поэтому вернемся сейчас в конец декабря, на этот юбилей, не очень-то громкий, как все юбилеи отверженных и изгоев, даже если они становятся нобелевскими лауреатами, как Генрих Бёлль в 1972 году.
Всю жизнь Бёлль искупал свою историческую вину, он, мобилизованный в вермахт, старавшийся ни в кого не попасть, жертва войны (в него попадали, и не один раз), сдавшийся при первой возможности в плен американцам. Вину перед еврейским народом, узниками концлагерей, Россией, советскими военнопленными, населением завоеванных Германией стран. Там, где не мог осудить Нюрнбергский процесс, судил он — материализовавшаяся совесть немецкого народа.
Немцы «исправлялись» слишком дисциплинированно, и главного присяжного в этом процессе, Ганса Шнира («Глазами клоуна», 1963), тошнило от лицемерия и вранья. Заядлый нацист Калик, требовавший беспощадно наказать десятилетнего Шнира за пораженчество, заделался гуманистом и демократом; его мать, отправившая собственную дочь Генриетту на верную смерть в войска ПВО, занимается примирением «расовых противоречий» и ездит в Дом Анны Франк, а честный антифашист Деркум, отец любимой Гансом Мари, умирает в бедности из-за полного отсутствия конформизма.
Лени, героиня «Группового портрета с дамой» (1971), любит во время войны советского военнопленного Бориса, а ее первая любовь, честный немецкий мальчик, тоже забритый рейхом в армию, вместе с другом продает (на самом деле передает бесплатно) танк бельгийскому Сопротивлению и идет на расстрел.
Бёлль находит расовое и человеческое совершенство в еврейке-католичке, гибнущей в концлагере («Где ты был, Адам?», 1951).
В «Доме без хозяина» (1954) художник Альберт Мухов, друг Раймунда Баха, убитого в русской деревне Калиновка за ненавидимого им фюрера, становится хранителем ненависти к нацистам и памяти Авессалома Биллига, еврейского художника, затоптанного ими в подвале старого форта, превращенного в концлагерь.
Герои Бёлля жаждут добровольного, а не из страха перед победителями, очищения от гитлеровской скверны
Но попытка использовать Бёлля так, как использовали Фейхтвангера, тоже провалилась. Генрих Бёлль поддерживает диссидентов и говорит о сталинском безумии, а Ганс Шнир, клоун, доехав до Эрфурта, чтобы выступить в ГДР, отказывается там высмеивать капитализм и предлагает высмеять социализм, так что гэдээровские функционеры уходят, не заплатив за кофе и не проводив гостя на вокзал.
Герои Бёлля жаждут добровольного, а не из страха перед победителями, очищения от гитлеровской скверны. Бёлль считал, что Европа забыла, но не выкорчевала войну.
Ну а если вообще без Нюрнберга, без раскаяния, даже показного? В 1991 году мы бросали свои строительные леса поверх крови и грязи неизжитого, неотвергнутого тоталитаризма, и никто даже не пытался лицемерить, и Мавзолей с его начинкой не тронулся с места; и нагло поблескивали звезды над Кремлем, и компартия заседала в Думе, а сейчас все атрибуты на месте: советский гимн, советский милитаризм, советская каторга, советская ненависть к Западу и США и советские физиономии в Госдуме. И не без хозяина, чем Путин вам не генсек, не «лично товарищ Брежнев»? Есть, правда, деньги, но не вместе со свободой, а вместо свободы. Таков итог «подлых нулевых». Время ждет Гансов Шниров на поприще десоветизации.
Впервые опубликовано в NT № 1 от 21 января 2013 года