В марте празднуют День российского архива. Архивные материалы могут быть использованы как для создания мифов, так и для развенчания. Сегодня, когда началась новая кампания по переписыванию российской истории, борьба между мифотворцами и сторонниками развенчания мифов разгорелась с новой силой. Собеседниками The New Times стали директор Государственного архива Российской Федерации Сергей Мироненко, директор Российского государственного архива социально-политической истории Кирилл Андерсон и историк, депутат Государственной думы Владимир Рыжков.
Директор Государственного архива Российской Федерации, доктор исторических наук Сергей Мироненко — Олегу Дусаеву
Какое отношение архивы имеют к мифологизации сознания?
Никакого. А почему архивы должны иметь отношение к мифологизации? Архивы — это хранилища документов, хранилища нашей исторической памяти. Без них невозможна история. В архив приходят исследователи, ученые, журналисты, студенты. И в силу своих способностей и задач, которые перед собой ставят, либо создают мифы, либо, наоборот, показывают то, что происходило в реальности.
То есть так или иначе они их интерпретируют. В связи с этим вопрос: для архива важнее сохранение или интерпретация?
У архива есть две взаимосвязанные функции. Первая — это хранение, а вторая — организация использования того, что хранится. Сотрудники архива обязаны предоставить всем возможность получить необходимую информацию. Помимо профессиональных историков в архив приходят сотни, тысячи простых людей, которые хотят получить справку. У нас бюрократизированное государство. Оно постоянно требует от граждан каких-то справок. Люди приходят в архив и за этим тоже. Иногда интересы хранения и интересы использования сталкиваются. Задача администрации любого архива — разумно сочетать эти две функции. Хорошо помню один курьезный эпизод, который произошел со мной, когда я работал в Институте истории Академии наук. Я пришел в архив, и одна сотрудница мне сказала: «Ну что же вы хотите все в подлиннике смотреть, мы же это храним для будущего». Я ей ответил: «Считайте, что будущее пришло, я уже перед вами. Вы для меня это и хранили».
Вернемся к интерпретации. Что происходит, когда интерпретатор недобросовестен?
Вот вам пример — штурм Зимнего. Эйзенштейн, когда снимал к 10-летию революции фильм «Октябрь», изобразил штурм Зимнего. Ворота, карабкаются люди… А потом это было мифологизировано. Даже в учебниках стали помещать в виде иллюстрации кадры из фильма «Октябрь» и подписывать: «Штурм Зимнего». А никакого штурма не было, извините… Керенский тоже не убегал из Зимнего в женском платье. Он просто сел в машину и уехал. Для чего все это? Я не знаю… Зачем нужно было врать? Создавать то, чего не было в действительности? Может, для того, чтобы опорочить Керенского, а может, это был просто слух, который подхватили газеты: «Министр-председатель бежал, переодевшись в женское платье». И слух стал фактом. А на деле это не факт, а миф… Конечно, в известной степени мифологизация истории присуща вообще всем народам, а не только Советскому Союзу или России. Люди хотят видеть своих предков более героическими. Хотят видеть только глянцевую сторону истории — романы, приключения, «железные маски», трех мушкетеров… Бывает, в это властно вмешиваются политические интересы. Когда Сталину нужно было укреплять тоталитарное государство, свою собственную власть, ему понадобилось переписать историю. Был создан краткий курс истории ВКП(б). И вся страна зазубривала ложь. Государство создавало историю, которой не было. Выдумывало эту историю.
Власть может искажать историю с помощью архива?
Это невозможно. В архиве находятся подлинные документы.
А их сокрытие?
Сокрытие — попытка помешать нормальному изучению прошлого. Прошлого, основанного не на легенде, которую вам рассказывают, а на реальных фактах. Почти сразу после окончания Отечественной войны, в конце 1940-х годов, выяснилось, например, что не было 28 панфиловцев! Вдруг один за другим появляются люди, которые числятся героически погибшими, требуют каких-то прав… Выясняются не очень выгодные для власти подробности их биографии. Один дважды был в плену, был полицаем. Что с ним делать? Взяли и «врезали» ему 25 лет лагерей… (Кстати, в 90-м году его украинцы реабилитировали.) Власть заволновалась: что такое? Создали специальную комиссию, которую возглавили секретари ЦК ВКП(б) Жданов и Кузнецов. Стали опрашивать свидетелей: «Был здесь бой?» — «Не было». — «А в этой могиле кто лежит?» — «А Бог его знает…» Зима, трупы никто не убирал. Весной собрали и захоронили. Допросили журналиста Кривицкого, который написал знаменитую статью в «Красной Звезде». «Политрук Клочков говорил приведенные вами слова?» — «Нет, не говорил». — «А кто же фразу придумал «Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва»?» — Кривицкий: «Я придумал». Вопрос: что с этим делать? А и правда, что? Решили, что прекрасный патриотический миф нельзя разрушать и нужно продолжать использовать его в целях воспитания советских людей. На первый взгляд, что здесь дурного? Ну прежде всего дурно все, в основе чего лежит сознательная ложь. Справа и слева от разъезда Дубосеково действительно шли кровопролитные бои, люди отдавали свою жизнь, чтобы остановить врага. Кто-нибудь про них вспомнил? Да плевали на них! Создали «иконы» и начали молиться. А настоящие герои без рук, без ног после войны валялись заброшенные и никому не нужные в домах для инвалидов. И никто их не вспоминал.
Была необходима вера в «коммунистический рай», не так ли?
Кому она была необходима? Мне? Вам? Нет, она была нужна советскому государству. Для чего? Только для одного — оболванивать людей. Чтобы люди не думали. Много неприятного есть в истории. А кто-то командует, как у Маяковского: «Маэстро, сделайте нам красиво». А в основе этой красоты опять ложь. Чтобы узнать правду, необходимо приложить усилия. Но нужно ли доказывать, что человек имеет право на свободу выбора, в том числе право знать правду об истории своей собственной страны.
Какова сейчас архивная политика нашего государства и существует ли она вообще?
Конечно существует. Это политика обеспечения сохранности бесценного архивного наследия и облегчения доступа к архивным документам. В 2004 году принят закон об архивном деле в Российской Федерации, где закреплены нормы доступа к архивной информации. Издаются современные путеводители по архивам, создаются современные информационно-поисковые системы.
А государству иногда полезно сокрытие информации?
Происходит борьба общества и государства. Общество говорит: у вас слишком много секретов. Например, в 1974 году в США был принят закон о свободе доступа к информации. Этот закон охраняет права граждан, общества в целом. «Общество имеет право знать» — и перечисляется все то, что власть не может скрывать. И есть закон о государственной тайне, который охраняет интересы государства. В России пока есть только закон о государственной тайне, а вот о доступе к информации — нет. А должен был бы быть… Если вернуться к мифам, то у нас особенно интересна эта тема. Несколько лет назад я принимал участие в передаче «Культурная революция». Был там и такой замечательный человек, независимый депутат, историк Владимир Рыжков. Так вот он говорил, что «России нужен новый миф, что мы должны создать новый, чистый миф, который сплотит общество». Меня это поразило. Как человеку, который выступает как демократ, приходят в голову такие мысли?! Говорит, нужны хорошие идеалы. Были, дескать, плохие мифы, а нужны хорошие. Создадим их… Я прекрасно помню, как помощники Б.Н. Ельцина пытались сочинить «русскую идею». Из этого, как известно, ничего не вышло. Но время от времени опять возникает: «Давайте создадим государственную доктрину счастья». Жалко время тратить на бессмысленное занятие. История такая, какая она была, и в ней есть все: и кровь, и слезы, и страдание, и счастье, и радости. Не надо делать ее удобной для всех.