Чего тебе надобно, старче? «Ника» потерпела поражение. Фильмом года стал «Остров», да еще в шести номинациях. Придется переименовать «Нику» в премию имени Иуды Искариота.
У режиссера Павла Лунгина были настоящие творческие удачи, когда он плыл против течения и веслом сшибал стереотипы. В «Луна-парке» он поставил вопрос об ужасе и мерзости неонацизма. А в «Олигархе» Лунгин в насквозь левой стране заставляет зрителей понять и пожалеть этих олигархов, соискателей «большой пайки», строителей капитализма.
Тем досаднее срыв с «Островом», уже забросанном цветами, хвалами и наградами. Фильм похвалили самые высшие «чины» в РПЦ, он получил «Золотого орла» плюс «Нику», и информированные «культурологи» говорят, что ему светит еще и государственная награда. Я видела фото в «ТВ Парке»: Лунгин и Мамонов стоят обнявшись, с «Золотым орлом» наперевес, и даже лоснятся от самодовольства, сияя как новенькие грошики. Не понимают, что за фильм они сняли. Я консультировалась с неангажированными священниками, не подрядившимися работать ни на РПЦ, ни на «Единую Россию», а полагающими, что следует служить Богу, а не одной из разновидностей современной Маммоны. Они мне сказали, что фильм — сплошное кощунство и что режиссеру-«кощуннику» долго придется замаливать свой грех.
Иные критики ссылаются на неудачный сценарий: какая-то полоса отчуждения на Соловках, ни времени, ни эпохи, ни власти, ни НКВД. Монахов никто не сажает и не разгоняет, как это было в жизни. Дезертиров никто не ищет. Но это бы еще ничего. Режиссер вправе вырвать из туманов временного контекста некую игровую площадку. Остров. Обитаемый или необитаемый. И поставить нравственный эксперимент. Но у Лунгина получился ответ, слишком далекий не только от христианской, но и от общечеловеческой нравственности. Вы вникните только в детали: молодой матрос трусит настолько, что показывает немцам убежище своего командира (даже не комиссара, так что никаких оправданий), лично разгребает над ним уголь, молит на коленях о жизни и ради ее спасения соглашается командира расстрелять. И действительно стреляет в него. Тот исчезает за бортом буксира (он не убит, но матрос этого не знает). Я не большой охотник до Советской армии, я понимаю власовцев. Но такой поступок не понимаю и я. Не нахожу здесь смягчающих обстоятельств.
Был когда-то в ранние семидесятые такой фильм Золтана Фабри — «Пятая печать». Об эксперименте, затеянном гестаповцами. Они схватили первых встречных на улице: чиновника, полицейского, богатого лавочника, учителя и т.д. Чтобы сохранить жизнь, они должны были доказать свою 
лояльность: ударить по лицу измученного, окровавленного, висящего на дыбе коммуниста. Среди них коммунистов не было, а иные даже радовались приходу немцев. Но ударить не смог никто. Все предпочли расстрел. Все, кроме одного — антифашиста-учителя. Его дома ждали дети казненных, их надо было прятать и кормить. Если бы он не вернулся, они бы погибли. Но из фильма явствует: этот учитель себе не простит, он устроит детей и будет искать смерти.
После своего ужасного поступка молодой матрос, раскаявшись и укрепившись духом, мог поступить по-разному: подобно Родиону Раскольникову и в стиле Достоевского во всем признаться, пойти в трибунал и претерпеть кару. Можно было уйти в партизаны; взорвать немецкий штаб; обвязаться гранатами и лечь под танк. Но такую вину смывают кровью — и ничем другим. Только рискуя жизнью, преодолев свою трусость, предатель мог рассчитывать на снисхождение и Бога, и людей, и своей совести. Преодолеть страх. Пострадать. Как учила Раскольникова Сонечка Мармеладова. Как поступил Митя Карамазов, без вины отправляясь на каторгу с чувством, что он искупает дурные мысли об убийстве отца. Как поступил Иван Карамазов, признавшись на суде в убийстве, потому что эти грешные мысли посещали и его. Да даже убогий Смердяков, убивший своего отца Федора Карамазова, и тот раскаялся и покончил с собой. Такова традиция русской классики. Фильм идет наперекор этой традиции. Предатель забирается на какой-то остров вблизи Соловков, живет в полной безопасности, набирает «стаж», молится и постится, приобретает великую силу от Бога, начинает лечить хромых и убогих, бесов изгоняет элементарно и всех посылает молиться и причащаться. Перед нами разыгрывается пошлая и глубоко языческая сцена из «Экзорсиста», только в северном русском оформлении. Развесистая если не клюква, то льдина. Полный разрыв с христианскими ценностями тоже. И почему это Иуда Искариот не забрался в какую-нибудь дыру и не молился еще 50 лет, а честно пошел и повесился? Иешуа Га-Ноцри не зря говорил, что самым страшным грехом он считает трусость.
Традиция старчества в русских монастырях и скитах вообще отдавала юродством и фарисейством. Как в рассказе А.Н. Толстого «Повесть Смутного времени», где таким «старцем» становится душегуб и разбойник Наум и тоже удостаивается «святости». И в «Бесах» описан один такой Тартюф. Развлечение для истеричных барынь и невежественных купчиков, желающих задешево обрести спасение. Был еще один такой старец, пройдоха и развратник Григорий Распутин, загубивший Романовых, да заодно и страну…
Ну ладно, режиссера попутал бес суетного желания мирской славы и охоты уложиться в моду. А РПЦ чем же восторгается? Недаром не было покаяния «обновленцев» за грех признания безбожной Советской власти. И никто не лишит сана наших иереев, сотрудничавших с КГБ, как это недавно сделали с польским епископом. Так чего же тебе надобно, старче?
Никакой ответственности, никакого искупления, формальное исполнение обрядов и ряса с клобуком вместо иммунитета от мирского и Божьего суда.
И «никейское» жюри устремилось следом за РПЦ по тронному и легкому пути, который ведет не в рай, а совсем в другое место. Чем больше клерикализм просачивается изо всех щелей светского государства, тем больше кресты смахивают на вертикали власти и тем дальше мы от учения Иисуса Христа.