Каменные гости. Медные всадники, натуральные ржавые танки, бронзовые солдаты и гранитные полководцы… Исколотая историческая память Восточной Европы и Балтии просыпается, и памятники, столько лет оскорблявшие и подавляющие живых, оставляют свои позиции.
Они последние солдаты вражеских армий, недавно еще базировавшихся в «советской зоне оккупации», в cеверных и южных городках, в странах Варшавского договора, где эта самая вражеская армия (Красная, Советская) в порядке оказания «интернациональной помощи» то давила танками чехов в 1968 году, то расстреливала из пушек венгров в 1956-м. Как же не возложить цветы по этому поводу к танкам, пушкам и пьедесталам «советских воинов-освободителей».
Эстонцы наверняка пожалели бы российских мальчиков, погибших на их земле, если бы их горе и слезы не принадлежали эстонским мальчикам, которых эшелонами увезли в Сибирь и там очень быстро уморили. А увезли их как раз после «освобождения» живыми прототипами таллинского монумента. Конечно, российские мальчики были не виноваты в том, что следом за ними пришли особисты и НКВД. Виноватых вообще не оказывается, виноваты президенты, диктаторы и полководцы, а для тех, кто входил в Афган, Чечню, Польшу (с запада и с востока), в Эстонию (тоже с двух концов), ни вины, ни ответственности не предусмотрено. «А если что не так — не наше дело: как говорится, Родина велела! Как славно быть ни в чем не виноватым, совсем простым солдатом, солдатом». Две армии сошлись на территории Эстонии, гитлеровская и сталинская. А крошечная Эстония с ее обычаями, историей, фольклором, языком была никому не нужна. Ее рассматривали как плацдарм, как источник пушечного мяса, как жизненное пространство для переселенцев из СССР.
Эстонцы поступили по-божески: останки солдат перезахоронят на военном кладбище, а монумент уже там, с цветами и венками. Чуть больше десяти лет назад ушли живые завоеватели и укатили реальные танки, еще в 1991 году давившие гусеницами жителей Вильнюса у телебашни. И вот теперь, отойдя от вечного ужаса и гнета, наши бывшие колонии взялись за евроремонт своих площадей. Если поставить памятники солдатам вермахта в Бресте и Волгограде, да с надписями: «Немецкому воину-освободителю», это будет не комильфо. Странно, что эти же критерии не прилагаются к балтийским и восточноевропейским памятникам. Неужели дело только в том, что один фашизм на 62 года пережил другой (датировка зависит от гимна, содержимого Мавзолея, звезд над Кремлем, Ленинских проспектов и Октябрьских площадей вместе с памятниками «Ильичу»). Поляки принимают закон о сносе всех таких «реликвий». Их «освободили» особенно основательно: Катынь; раздел Польши с Гитлером в 1939 году по пакту Молотова — Риббентропа; Советская армия, равнодушно смотревшая, как немцы добивают варшавское восстание, чтобы Польшу возглавил не Миколайчик из Лондона, а Берут из Москвы… И дальше — тоталитаризм на 44 года. И венгерские социалисты не уберегут своего красноармейца из сквера: у них прах Яноша Кадара, наместника Москвы, и то украли.
Чекисты намерены соорудить у каждого «своего» памятника в Европе караульную будку, завести служебных собак и ходить с колотушкой за 1 млн долларов в год. Не поможет. На семь замков запирай вороного — выкрадут вместе с замками. Когда память пробуждается… И вот пермские интеллигенты ставят памятник Колчаку на берегу дикой реки, а в Питере начинают понимать, что Марсово Поле — не сакральное место, что прах пьяной матросни Февраля и красных октябрьских погромщиков можно и перенести. Никто не хочет дождаться от Командоров приглашения на очередной ужин. Никто не оставит их у себя в тылу. «И можно ли верить прекрасному сну? А вдруг в пробуждении скором безжалостно рвут на заре тишину удары шагов Командора» (Н. Болтянская).