Фото: Арсений Несходимов
Виталию Шклярову 41 год, он родом из Гомеля, начинал карьеру политтехнолога в Берлине, где в то время учился, — с работы в предвыборном штабе Ангелы Меркель в качестве рядового волонтера. В Берлине познакомился со своей будущей женой — американской правозащитницей, которая занимается правами человека в Азии, — и уехал вместе с ней в Вашингтон. В 2011 году стал волонтером в предвыборном штабе Барака Обамы, а к 2015-му дорос до менеджерской позиции в штабе сенатора Берни Сандерса, который выдвигал свою кандидатуру в президенты от Демократической партии, но проиграл Хиллари Клинтон.
В российскую политику Шкляров попал благодаря знакомству с известным консультантом Игорем Минтусовым («Никколо-М») — они оба входят в Международную ассоциацию политических консультантов в Вашингтоне. А через бывшего депутата Госдумы Илью Пономарева, который в 2014 году пробовал баллотироваться в губернаторы Новосибирской области и планировал привлечь Шклярова к кампании, политтехнолог вышел на мундепов Максима Каца и Дмитрия Гудкова. Благодаря их совместной работе на выборах муниципальных депутатов в сентябре 2017 года оппозиционные кандидаты победили в трети избирательных округов.
5,5 млн подписчиков
NT: В штабе Ксении Собчак вы отвечаете за интернет-технологии, при этом все упоминают вашу работу в предвыборных кампаниях Барака Обамы и Берни Сандерса. Что из этого опыта вы собираетесь применять в России?
Шкляров: Если говорить о новых технологиях, первым был, наверное, все-таки Обама, который начал работать с Facebook и с Twitter в 2007 году. Я был волонтером в его кампании 2011–2012 годов, которая опиралась в большей степени на big data — на большие базы данных, на аналитику, на прогнозирование и моделирование поведения людей, чем позже воспользовался и Трамп.
Так вот, Сандерс строил кампанию по-другому. Он отказался от штаба как такового. Тогда как раз появился Slack — программа для проектного менеджмента, позволяющая одновременно работать над проектом из разных мест. И каждый человек, кто был заинтересован помогать, мог с помощью Slack подключиться к кампании Сандерса. Так мы создавали много маленьких локальных штабов. Зачем центральному штабу искать людей, обучать их и посылать от двери к двери разговаривать с незнакомыми людьми, когда каждый человек может сделать штаб у себя дома и пойти разговаривать со своими соседями? Соседи-то ему больше будут доверять. Либо можно подключиться к кампании через наш интерфейс и делать звонки избирателям или что-то еще. Этот инструмент мы и воспроизвели в нашем софте на муниципальных выборах в Москве.
NT: А сейчас это будет у Собчак?
Посмотрим, зачем меня туда пригласили. Мне было бы интересно заниматься этим. Поймите, любая технология — это как машина: будь-то «Запорожец» или «Феррари», она не поедет без бензина. В любой технологии бензин — это люди. У Ксении Анатольевны 5,5 млн подписчиков в Instagram. Если они живые и их можно политизировать, или они, может быть, уже политизированы — тогда эти технологии могут работать.
«Через два года, в 2020-м, — муниципальные выборы в Петербурге. В 2021-м — Госдума. В 2024 году — выборы президента, где не будет Путина, а будут какие-то молодые кандидаты. Сейчас можно потренироваться»
NT: То есть вы хотите отправлять личные сообщения ее подписчикам в Instagram?
Я хочу попробовать разные каналы — и Instagram, и (другие) соцсети. Самое главное — поискать за пределами Москвы. Ведь пока за пределами Москвы никто же не работал.
Для меня эта кампания важна не только с точки зрения протеста против Кремля и огласки выборов, а как еще и подготовка к следующим выборам. Через два года, в 2020-м, — муниципальные выборы в Петербурге. В 2021-м — Госдума. В 2024 году — выборы президента, где не будет Путина, а будут какие-то молодые кандидаты. Сейчас можно потренироваться.
Интересно попробовать найти хоть какие-то данные. Может не получиться, но это тоже результат. Нельзя только ничего не делать.
NT: Получается, что вы в этой кампании — это технологии, которые позволяют экономить деньги.
Во-первых, для того, чтобы экономить деньги, их еще нужно найти. Во-вторых, не нужен я команде, чтобы экономить деньги, — здесь важно попробовать то, чего раньше никто не делал, и сделать из этого какие-то выводы. Мы знаем, здесь очень хорошо поработали Леонид Волков и Алексей Навальный: после митингов 26 марта мы много знаем про протестный электорат в больших городах — и это очень круто. Но есть же еще и молодые — два с лишним миллиона людей, которые родились при Путине и впервые будут голосовать. Есть куча предпринимателей, с которыми никто не разговаривает, — средние городские предприниматели, у которых маленький ресторанчик или кафешка. Много, много сегментов населения России, с которым никто не общается.
Правда ли, что это — те самые 86% (которые за Путина)? Кремль рассказывает, что да. А если нет? А как эти люди будут реагировать на молодого кандидата-женщину?
Это все интересные вопросы, которые нужно задавать и пытаться найти на них ответ не только с точки зрения выборов. Надо понять, кто эти люди и как с ними разговаривать. Потому что к каждому человеку есть ключ, вопрос в том — какой.
И самое главное, нужно искать слабое место в этой системе. Они (Кремль) умеют делать классические выборы: сманипулировать, пригнать административный ресурс. У них плеяда неплохих технологов, которые могут делать все. Но играть с ними по их правилам — это однозначно всегда проигрывать, потому что у них власть, большие медийные и денежные ресурсы. Андердогам, чтобы выживать, нужно искать другие правила игры. Их (Кремль) нужно тянуть на свою поляну и заставлять играть по нашим правилам. Либо искать слабое место. У каждого, даже у камня, есть определенное слабое место.
Все — против одного врага
NT: Сейчас, когда девиз кампании — «Против всех», — в каком-то смысле получается, что ваш кандидат действует и против Навального. Если Навального не допустят до выборов, его электорат может ведь просто не пойти на голосование.
Может, может. Я хочу достучаться до электората Навального. Прежде всего, я хочу, и мы будем пытаться как-то делать, чтобы его зарегистрировали.
«А если Навального не зарегистрируют, тогда что, просто сидеть и пропускать? Нет, нужно тоже что-то делать»
NT: Как вы будете это делать?
Я думаю, что любая огласка, любой прессинг, любое публичное заявление, любое освещение в массовых медиа того факта, что его нечестно не допускают, — это прессинг. Насколько можно этим Кремль заставить — это другой вопрос, но не делать этого нельзя. В нашей политической системе нужно делать все возможное, в драку должно идти все: если кулаки не помогают, нужно кусаться зубами. Это первое.
Если его допустят — вообще хорошо. Тогда то, что успеет Ксения наработать, можно передавать ему или входить в его штаб — но однозначно Алексея толкать вперед, он более сильный и в данном случае более успешный кандидат.
А если Навального не зарегистрируют, тогда что, просто сидеть и пропускать? Нет, нужно тоже что-то делать.
Насколько Ксения мешает этому процессу? Я не считаю, что это так. Людям, которые любят Навального, есть за что его любить, и они эту поддержку ни на что не променяют. Но при этом люди здравомыслящие понимают, что вопрос не в Навальном или Собчак, а вопрос в Путине и в Кремле, и в данном случае все работают против одного врага или с одной целью.
Я понимаю, что это несправедливо, но нужно понимать, что для общего блага контрпродуктивно просто игнорировать эти выборы. Если у вас друг сломает ногу, вы же не будете тоже лежать с подвешенной гирей просто из солидарности, это будет просто глупо.
Машинка для сбора данных
NT: Насколько вы были близки «к телу» кандидата в предыдущих выборных кампаниях? Меркель, Обама, Сандерс?
С Меркель я вообще только дважды встречался, но я тогда только начинал делать первые шаги, волонтерил — это был совсем другой уровень работы. С Обамой это были вторые, третьи, четвертые шаги. Хотя я с ним тоже знакомился, и с Мишель, и с Хилари, и с самим Клинтоном.
NT: Но это, конечно, не те знакомства, которые потом поддерживаешь?
Нет, нет, конечно.
NT: Просто shake hands?
Да, shake hands. А у сенатора Сандерса я частично был в команде — вместе на бэкстейдже, на мероприятиях, которые организуешь, там было больше контактов.
NT: То есть в случае с кампанией Собчак у вас получается повышение.
Немножко, да. Я не думаю, что много буду работать с кандидатом. Ксения Анатольевна самодостаточная взрослая женщина, тем более телеведущая, у нее хорошо поставлена речь, в отличие от многих кандидатов, которые никогда не были большими публичными спикерами, и так далее. Поэтому ее здесь много чему не научишь — наоборот, каждому человеку есть чему (у нее) поучиться. А вот технологическая сторона — большое поле, где можно разгуляться.
«Она очень много расспрашивала меня, в чем была суть муниципальной кампании именно с технологической точки зрения»
NT: Сколько у вас встреч уже было с ней?
Три.
NT: Как вас нанимали?
Думаю, она слышала про муниципальную кампанию (Дмитрия Гудкова). Как раз в середине сентября все про это говорили, и на виду были мы втроем — Гудков, Кац и я, немножко.
NT: У вас было какое-то собеседование с ней?
Да, она хотела познакомиться. Мы просто пообщались, она очень много расспрашивала меня, в чем была суть муниципальной кампании именно с технологической точки зрения, в чем, по моему мнению, был успех, в чем были проколы. Спрашивала, как можно небольшими средствами вести какие-то «на земле» кампании с достаточно большой эффективностью. Затем был вопрос: можно ли это масштабировать на размах страны, готов ли ты этим заниматься, тебе было бы интересно это?
NT: И вы сразу согласились?
Не сразу, я думал, консультировался. Советовался и с Дмитрием Гудковым, и с Максимом Кацем, потому что этот софт, который использовался на муниципальных выборах, — не мой продукт, а их штаба. Но этот продукт может быть интересен, как машинка для сбора данных и тестирования избирательной кампании по всей стране.
NT: Снова будете через Slack работать, как у Сандерса?
Нет, я думаю, здесь нет такого высокого уровня самоорганизованности избирателей. Будем пытаться регистрировать (подписчиков Собчак в соцсетях) на сайте. Обычно на этом все и останаливается, а здесь инструментарий позволяет постоянно с ними общаться, ставить им задачи, мерить их КПД и в зависимости от этого ставить им более высокие задачи — и управлять процессом дистанционно. То есть человек, условно говоря, живущий в Ижевске, может сам, создав себе аккаунт, получать задания, сам даже и генерировать эти задания, регистрировать других людей, делегировать задания им и так далее. Это больше похоже на матричный подход в бизнесе, когда ты делегируешь людям ответственность, и сами они дальше точно также делают.
Вопросы имиджа
NT: У любого политика должен быть план «Б». Говорят, один из вариантов для Собчак после выборов 2018 года — это возглавить телеканал RT (бывший Russia Today. — NT).
Давайте включать логику. Я прагматик, я люблю логически думать. Зачем RT публичная личность? Зачем ему человек не из бизнеса?
«Для имиджа России хорошо прекратить войну, начать заботиться о своих людях и сменить президента»
NT: Разве Ксения не из бизнеса?
Бизнес, но другого характера. Делать стартап — одна история, а управлять РЖД или компанией в тысячу человек — совсем другая история. А медиабизнес в другой стране — вообще третья. И самое главное — что на выходе? Что изменится для RT, если Ксения его возглавит? Мне кажется, это такой нелепый слух.
NT: Для имиджа России в мире это же хорошо, чтобы во главе пропагандистского телеканала для внешней аудитории встала такая яркая личность, как Ксения Собчак?
Для имиджа России хорошо прекратить войну, начать заботиться о своих людях и сменить президента.
