Начав этим летом необъявленную избирательную кампанию, Владимир Путин во время многочисленных «прямых линий» порадовал свою аудиторию новой порцией высказываний с эротическим и сексопатологическим подтекстом. Неожиданное заявление об отказе «пойти в душ с геем», новое прочтение стихов Лермонтова о «голубых мундирах», приписывание Шуберту заболевания сифилисом продолжают известные мотивы прежних лет — «так обрежут, что ничего не вырастет», «законы надо выполнять, не только когда за одно место схватят» и прочие в том же духе. Как мы можем объяснить на психологическом, подсознательном уровне выбор именно такой лексики и почему она не только не вызывает протеста, но даже находит отклик у российского электората, его коллективного бессознательного? Об этом мы поговорили с психоаналитиком, членом Европейской конфедерации психоаналитической психотерапии (ECPP, Viena) Александром Кантором.
РАЗГОВОР С РОДИНОЙ
NT: Александр Матвеевич, к своеобразным шуткам президента публика давно привыкла, но все же он не устает удивлять — нашел гомоэротическую коннотацию у Лермонтова, обнаружил сифилис у Шуберта. Раз за разом в его речи происходит фиксакция на телесном низе, сексуальном, связанных с сексом заболеваниях.
Возможно, президент спутал Шуберта с Шуманом — бытует мнение, что у этого композитора было заболевание мочеполовой системы.
NT: Как все это объяснить с точки зрения психоанализа? Причем эта тема возникает как сатирическая — в основном когда он говорит о недругах, желая их уязвить, разоблачить или посмеяться над ними. В основном о западных политиках и прозападных силах в России.
Нельзя забывать, что Путин говорит, прежде всего, со своим электоратом, он говорит с Россией, как он ее понимает. Как он воспринимает преобладающий запрос населения на определенного типа лексику. Здесь следует отмотать немного назад и вспомнить, что лишь с начала 1970-х годов городское население стало превышать деревенское, до этого преобладало аграрное население и соответствующее магическое, в своей основе, натуралистическое сознание. Для такого типа сознания лексика «низа» не является неприличной, а напротив, вполне органична и естественна. Органично объяснение мира физиологическим образом, использование метафор сексуального насилия, в том числе для понимания и утверждения власти. Не следует забывать и социально-политический опыт всего населения: десятки миллионов людей прошли через зоны ГУЛАГа — невиданного в человеческой истории по масштабам первобытного (в том числе сексуального) насилия над личностью. Вот так формировалось коллективное — политическое — сознательное и бессознательное россиян.
КРОКОДИЛА ИНТЕРЕСУЕТ ТОЛЬКО И ПРЕЖДЕ ВСЕГО ТЕРРИТОРИЯ, С КОТОРОЙ ОН КОРМИТСЯ, ЕЕ УДЕРЖАНИЕ И РАСШИРЕНИЕ, А ТАКЖЕ ПОЛОВЫЕ ФУНКЦИИ РАЗМНОЖЕНИЯ
ПОГРУЖЕНИЕ В АРХАИКУ
NT: Правильно ли я понимаю, что в случае использования в политической лексике сексуальных аллюзий речь идет об актуализации каких-то архаичных комплексов, о чем-то очень древнем в нашем сознании?
Да, такая лексика апеллирует к фундаментальным мотивам человеческого существования. В данном случае — к тому, что называется «рептильным комплексом» или «комплексом крокодила». Крокодила интересует только и прежде всего территория, с которой он кормится, ее удержание и расширение, а также половые функции размножения. И власть он утверждает совершенно определенным образом: убивает самцов-соперников и насилует всех самок на территории, которая ему принадлежит. Те же принципы и комплексы работали и у ранних приматов, остались они и в подкорке у человека.
NT: Как эти комплексы отражаются на политическом поведении лидера?
В основе политического — поведение конкурентное, связанное с властью, распределением ресурсов, подчинением. Здесь тоже играет роль контроль над территорией и людскими ресурсами.
NT: И, стало быть, лексика отчасти подсказывается подобным поведением и настроем?
Да, в политической лексике важны мотивы доминирования, подчеркивания своего превосходства, в том числе с помощью сексуальных метафор. Причем не обязательно напрямую связанных с сексом как таковым — не только с фаллическими образами, а, например, с анальными и уринальными (отсюда «мочить в сортире»). Зигмунд Фрейд связывал анальные фиксации с упрямством, жестокостью, вязкостью негативных эмоций, а также с «инстинктом власти». В нашей политике это началось не сегодня. Вспомним высказывания наиболее открытого и откровенного из генсеков — Никиты Хрущева. На встрече с Никсоном в Москве, говоря об одной резолюции Конгресса, он назвал ее «конским дерьмом» и на этом не успокоился, отметив, что нет ничего, что пахло бы гаже, чем конское дерьмо. Соответствующим образом Хрущев мог рассуждать и об искусстве. «Ваше искусство похоже вот на что: вот если бы человек забрался в уборную, залез бы внутрь стульчака и оттуда, из стульчака, взирал бы на то, что над ним, ежели на стульчак кто-то сядет», — объяснял Хрущев скульптору Эрнсту Неизвестному свой взгляд на художников «новой волны». Еще задолго до Хрущева и Ленин, и Сталин называли своих оппонентов «говнюками» и «засранцами». А в новой России эту лексику вводил в оборот другой лидер-силовик, Александр Лебедь, с его знаменитой фразой — «ваше место у параши».
ВОЖДЬ ИНДЕЙЦЕВ
NT: В целом это лексика доминирования?
Да, сексуальная лексика вообще характерна для борьбы и соревнований. Ее используют и на фронте, и в уличных драках. Там, где все сведено к мотивам выживания, то есть мотивам сакрально-базовым.
NT: Тут сразу вспоминается детство нынешнего президента, которому пришлось ведь буквально бороться за выживание в бедном ленинградском дворе, наверняка участвовать в тех же уличных драках.
Совершенно верно. Надо учитывать и то, что он профессионально занимался дзюдо, а потом был на военной службе, в секретной полиции, где характерно такое силовое мышление, тем более связанное с защитой, охраной власти. Поэтому здесь такая лексика вполне логична.
NT: Но ведь есть задача — и она тоже вербально решается — не просто победить и возвыситься, но и утвердиться как главный в роду и племени?
Да, как вождь. Один мой ученик подобрал однажды пять интернет-картинок с различными образами Путина, в том числе в облике индейского вождя. Сейчас в моде термин «гибридность». Классический вождь и должен быть гибридным — он и жрец (духовный лидер), и военный лидер, и светский. Он и главный муж племени. Он задает всему племени стиль поведения — в том числе и сексуального. Вспомним — развелся Путин, развелся и Собянин, и многие другие путинские соратники — табу снято, это теперь можно. В целом сексуальное поведение всегда носит политическую окраску. Сексуальность — политична, политика — сексуальна. Сексуальна в том смысле, что обращена к каким-то базовым мотивам власти и подчинения.
СОБСТВЕННЫЕ КОМПЛЕКСЫ
NT: В пресловутой фиксации на сексуальном и сексопатологиях может ведь быть и еще один мотив, помимо «рептильного комплекса». Это попытка преодолеть собственные комплексы и обиды, психологические травмы, полученные в детстве, скажем, во дворе, где его обижали и где он отнюдь не был альфа-самцом?
Вообще, с точки зрения психологов сама по себе устремленность к политике, обретению власти, деятельности военно-силового характера очень часто трактуется, как преодоление некоторых комплексов и изначального дефицита. В том числе дефицита любви — ее нехватка в юности преодолевается через обретение всеобщей любви электората. Говоря шире — важен мотив преодоления изначального дефицита идентичности — люди с таким комплексом очень часто избирают также военную карьеру. Хотя нельзя не учитывать и других, более рациональных мотивов: военная карьера вообще является самым быстрым социальным лифтом для людей из нижних слоев.
У нашего населения архаические, фольклорные основы менталитета по-прежнему очень актуальны (причем и в городской среде)NT: А может ли проявляться в этих «сильных выражениях» и мотив преодоления, в том числе своего физического несовершенства — не очень высокий рост, не очень красив, не самый сильный голос?
В целом какие-то люди изначально имеют больший доступ к ресурсам (деньгам, славе, успеху у женщин), какие-то меньше, и внешний вид, конечно, имеет значение, «принимают по одежке». Стоит заглянуть и глубже, в мифологию, — и мы видим, что многие герои изначально обладают тем или иным недостатком, социальным или физическим: будь то потерянное происхождение, сиротство, болезнь... Они возвысились через преодоление. Это архетип героя, характерный для многих культур.
СВОЙ ПАРЕНЬ
NT: Возвращаясь в наше время — можно ли сказать, что населению импонирует, что стартовые условия нынешнего вождя были во всех смыслах неблагоприятными? То, что он их преодолел и вышел на самый верх.
Бесспорно. Не забывайте ситуацию, в которой находится бóльшая часть населения. Оно десятилетиями пребывает в тяжелом материальном положении, условия для жизни — более чем неблагополучные. До сих пор 70% не были за границей и не помышляют об этом. В их представлении, герой, преодолевший все это, их лучше поймет, знает об их тяготах. А у нашего населения, повторюсь, архаические, фольклорные основы менталитета по-прежнему очень актуальны (причем и в городской среде).
NT: Следует ли из всего этого, что лексика нынешнего президента не только не смущает (как нас, недобитых интеллигентов), но даже прельщает бóльшую часть населения?
Конечно. Это пацанская лексика, лексика двора. Это лексика обыденная — повседневной жизни, которой живет основная масса населения. Которому не до жиру, быть бы живу. Тому, которое не читает не только книг, но даже и новостей в интернете, — для которого ТВ по-прежнему единственный источник информации.
NT: А есть ли особенности восприятия такого рода «крепких словечек» — у женской и мужской аудитории? То есть, скажем, что ощущает женщина, когда вождь с экрана отпускает сальные шуточки?
Женщина в России — которая «я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик», — мечтает о мужике. Настоящем мужике. Который явится наконец, возьмет на себя все, станет идеальным мужем. Спасет ее от нынешнего беспросветного бытия. Здесь, кстати, есть и религиозная составляющая. Есть образ Спасителя, который одновременно сочетается с образом сильного героя.
NT: Тем не менее — сексуально-скабрезная лексика не смущает?
Не только не смущает, но, наоборот, инспирирует, воодушевляет. Потому что подчеркивает те качества, которые ждут от Спасителя и Идеального мужа — силу воли, потентность, храбрость и т.п., качества того, кто реально может спасти. Тут, кстати, уместно вспомнить идею Фрейда о массе, как особым образом организованной толпе, привязанной к вождю «либидозным» образом. То есть основанном на либидо — эротической энергии влечения, а потому компульсивной (навязчивой) и аффективной (предельно эмоциональной).
NT: А как в таком случае воспринимает лидера страны на глубинном уровне мужское население?
Как отца, батьку (комбата-батяню) или старшего брата, который, по сути, тоже исполняет родительские функции. Этой аудитории импонирует демонстрация качеств мужчины-воина — он охотится в лесах и под водой, стреляет, управляет летающими машинами и т.п. Культурный антрополог, исследующий ранние общества, сравнил бы нашего президента с шаманом, способным путешествовать в трех мирах — небесном, земном и подземном.
ВСЕСИЛЬНЫЙ ШАМАН
NT: Но почему не воспринимать его как функцию, как высшего топ-менеджера, исполняющего возложенные задачи. Зачем эти «семейственные» коннотации?
Топ-менеджер — это все-таки из области рацио. Мы же говорим об архетипических, подсознательных установках. Спаситель может быть только лицом мифологическим. Вот картинка из ТВ: Путин спокойно общается с сильными зверями, тиграми и леопардами, они ласкаются к нему, а на журналистов рычат. Это же совершенно сказочный сюжет. Как настоящий шаман и жрец президент способен подчинить себе животный мир. Осталось только влиять на погоду…
NT: И, наверное, отсюда доверие, даже вера — что человек знает как надо, ему не надо ничего объяснять с помощью рациональных доводов, можно изъясняться на «пацанском наречье».
Конечно, объяснять нужно нам с вами, а для массы объяснений не нужно. Что такое шаманское заклинание — это не рассказ, а показ через действие! В этом, кстати, ключевое отличие мифологии от мифа: мифология — это объяснение и интерпретация, а миф — это всегда действие, живой пример, который не нуждается в логике. Акцент делается не на вербальном, а на визуальном, на некое действие, в котором должна быть явлена его сила, его могущество. Есть старинная пословица, которая в русском варианте звучит так: «Не было бы отца, купил бы, был бы отец — убил бы». Отцу народа надо доказывать свою волшебную силу — его испытывают, душат, погружают в воду и т.п. Если он успешно проходит испытание, его делают вождем. Но если вождь теряет силу, если «Акела промахнулся» — его убивают.
Отцу народа надо доказывать свою волшебную силу — его испытывают, душат, погружают в воду и т.п. Если он успешно проходит испытание, его делают вождемNT: Обращение к подсознанию и иррациональному — это все же не единственный риторический прием Путина?
Конечно, наш герой «шаманит» не только на этажах подсознания, но и выше залезает — периодически общается с интеллектуалами — писателями, учеными, навещает в день юбилея одного из своих оппонентов — правозащитницу Людмилу Алексееву. По сути дела, Путин реально работает во всех возможных регистрах власти. У немецкого социолога Макса Вебера была концепция трех основных типов господства: харизматического, о котором мы говорили (подсознание, герой, шаманизм и т.д.); но также тип рационального господства — и наш герой также постоянно апеллирует и к логике, ссылается на юридические формулировки, законы и т.п.; и, наконец, благодаря длительности пребывания у власти — президент ассоциируется с типом господства традиционного, поскольку он сам наследует свой пост. Последнее не может не затронуть базовые представления населения: то, что уже было, пусть и остается, не было бы хуже. Отмечу здесь и новаторство нынешнего президента: сохраняя привычный для страны стиль авторитарного лидера, он, в частности, избегает столь популярной в народе и характерной для многих отечественных вождей — антисемитской риторики. Одним словом, он постоянно соединяет в поведении и лексике архаику и современность.
NT: Тема этого разговора — речь нынешнего главы государства, но все же уместно спросить о его главном оппоненте. Что вы скажете про риторику Алексея Навального? Обращается ли и он к коллективному бессознательному?
Обращается, конечно, насколько ему позволяют обстоятельства. Он зовет на площадь, не всегда четко аргументируя призыв, — и люди приходят. И, кстати, свой выход из краткого заключения в СИЗО до сих пор объясняет народным гневом и площадью, а не рациональным желанием властей включить его в предвыборную игру в Москве. Ему важно акцентировать именно этот мотив — люди разгневались, и он, как народный герой, вышел невредимым и даже еще более сильным.
