#Культура

#Политика

«Груз 200» Алексея Балабанова — бескомпромиссный приговор, вынесенный загнивающей советской империи

18.06.2007 | Гусятинский Евгений | № 19 от 18 июня 2007 года

Кто еще не видел «Груз 200» Алексея Балабанова, наверняка уже слышал, что это, во-первых, самое скандальное современное русское кино. Во-вторых — бомба, чей взрывной эффект превосходит шум и ярость вокруг балабановского «Брата», «Брата-2» и «Войны». В-третьих — бескомпромиссный приговор, вынесенный загнивающей советской империи (действие происходит в символичном и переломном 1984 году), и одновременно — констатация, что ее агония продолжается и поныне.

При всех, мягко говоря, сложных и противоречивых отношениях с эпохой, при абсолютном понимании ее чудовищности, Балабанов не открещивается от прошлого, не пытается его забыть, то есть предать. В противном случае это был бы такой же обман, как сочинение романтических дифирамбов Стране Советов, проскальзывающих сегодня все чаще и чаще на телеэкранах.

Балабанов добивается сверхточности советских типажей (среди них — милиционер, интеллигент, партийные работники, молодые стиляги), создает физически ощутимую атмосферу затхлого коммунального быта, уравненного с бытием, передает осязаемость, липкость предметного мира. Достаточно одного взгляда на экран, чтобы те, кто жил или родился в восьмидесятые, испытали сопричастность, кровную связь с реальностью «Груза 200». Балабанов поворачивает нас лицом к самим себе — процедура тяжелая и неизбежная в случае просмотра, но, по свидетельству многих, почти катарсическая. С другой стороны, режиссером задана колоссальная аналитическая дистанция, которая придает фильму многозначность, провоцирует бесчисленные трактовки, ни одна из которых, впрочем, не будет исчерпывающей.


Главную героиню Анжелику (Агния Кузнецова) приковал к кровати миллиционер-маньяк

В какой-то момент развешанные в кадре транспаранты «Слава КПСС!», красная майка с надписью «СССР», позднесоветские шлягеры, вид Черненко, бубнящего чтото из раздолбанного телевизора, — в общем, весь детально воспроизведенный интерьер советской жизни начинает казаться существующим для того, чтобы отстранить и подчеркнуть куда более фундаментальные вещи, нежели распад отдельно взятого режима. Один только взгляд милиционера и маньяка Журова (Алексей Полуян) внушает такой метафизический ужас, что невольно задумываешься о безнаказанности и легитимности зла в более широком масштабе, нежели крохотный — к тому же вымышленный — город Ленинск с его дымящими индустриальными трубами и облезлыми многоэтажками. «Груз 200» — тот случай, когда всякая, даже самая изощренная интерпретация окажется всего лишь защитной реакцией, бессильной примирить с фильмом. Раньше балабановским лентам вменяли грубую идеологичность и на том успокаивались. Покупаясь на обманчивую режиссерскую простецкость, на жанровость самых его известных картин, отмахивались от них дешевыми разговорчиками про «ксенофобию» и «апелляцию автора к низменным инстинктам». Хотя на самом деле и «Брат», и особенно «Брат-2» выставляли напоказ, иронично обыгрывали фобии общества. Они действовали и как лакмусовая бумажка для проявления общественных настроений, и как красная тряпка для настоящих идеологов. «Груз 200» в этом смысле работает еще более мощно. Только под него вряд ли получится подложить какую-либо комфортную или утешительную идеологическую подушку. Привычные и даже непривычные рассуждения о «мерзостях совка» не принесут облегчения, так же как и заклинания жертвы Журова о том, что она «дочь секретаря райкома партии». Не случайно среди противников фильма нашлись и правые, и левые, и коммунисты, и демократы.

В «Грузе 200» по-настоящему пугают не сцены насилия и жестокости, сделанные, как и весь фильм, на тончайшей грани между натурализмом и условностью. Ошарашивает режиссерская отвага, позиция и ум в предъявлении как советской реальности, так и мифов о ней. Эти качества проявляются не только в отсутствии ностальгии, но и в отсутствии какой-либо «тоски по лучшей жизни». В частности, поэтому «Груз 200» с его зашкаливающим физиологическим ужасом, не является тем, что принято обозначать смутным термином «чернуха». Напротив, Балабанов сохраняет недюжинное хладнокровие и ни на секунду не дает усомниться в фатальной преемственности то ли разных, то ли всетаки одинаковых времен.


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.