Дело Мананы Асламазян, главы фонда «Образованные медиа», обвиненной по статье 188 Уголовного кодекса России в контрабанде чуть менее 70 тысяч рублей, может пополниться громкими и уже новыми уголовными обвинениями. И не только против нее лично — против всей организации в целом. Документы с предложением возбудить дело по двум статьям — об отмывании денег и незаконном предпринимательстве — были переданы из Следственного комитета при МВД в Генпрокуратуру России. Тем временем глава «Образованных медиа» в открытом письме объявила о своем намерении не возвращаться в Россию. Что заставило ее уехать из страны, Манана Асламазян рассказала в интервью The New Times.
Манана Асламазян — Наталье Морарь
Ваше решение остаться за границей — что это? Эмиграция?
Я категорически не хочу никакой эмиграции. Но оставаться в России — это для меня совершенно очевидно — опасно. Должно пройти какое-то время, суд, чтобы стало понятно, какое меня ожидает наказание. Боюсь, что решение Головинского суда об отказе в моей жалобе о незаконности выемок в офисе «Образованных медиа», признание их законными и обращение следствия в Генпрокуратуру с предложением предъявить нам обвинение по двум новым статьям — о незаконном предпринимательстве и отмывании преступно нажитых денежных средств — все это говорит о намерении всеми силами превратить эту частную историю в историю очень большую. А значит, они вынуждают меня бояться еще больше. И я могу сорваться, не выдержать… Я категорически не хочу просить никакого политического убежища. Но будет ли у меня выбор? У меня действительно нет другой жизни, Родины, страны, да и кому я нужна здесь, за границей? Сейчас я думаю, что год поработаю за границей, и когда ситуация успокоится, а нервы придут в порядок, я вернусь. Хотя к чему я вернусь? Я буду безработной, потому что фонда «Образованные медиа», скорее всего, уже не станет.
Вы убеждены в том, что в случае если останетесь в России, Вам грозит тюрьма?
Если Генпрокуратура действительно примет решение возбудить дело по двум новым статьям, то по ним предусмотрено очень тяжкое наказание. Если прокуратура не хочет меня посадить, то тогда зачем эти новые статьи придумывать? Если же задача одна — отправить меня в тюрьму, то тогда, конечно, нужны все новые и новые обвинения по новым статьям. Что они и делают. А если стояла задача только разрушить организацию, то она и так уже почти перестала работать.
Действительно ли Вас заранее поставили в известность о том, что принято решение о переводе Вашего дела из административного в уголовное и о доведении его до статьи об отмывания средств?
Против меня и так уже возбуждено уголовное дело по статье 188 о контрабанде. Слухи о возможном возбуждении новых уголовных дел по двум статьям действительно ходили, об этом мне говорили и раньше, но официально только сейчас адвокаты своими глазами увидели ксерокопию документа, в котором говорится о том, что 15 мая следователь Виноградова направила в Генпрокуратуру предложение о возбуждении уголовного дела по двум дополнительным статьям — о незаконном предпринимательстве и об отмывании преступно нажитых средств.
Обсуждали ли Вы решение остаться за границей со своими коллегами по «Образованным медиа»? Какова была их реакция?
Честно говоря, я уехала только потому, что мы обсуждали этот вопрос с моими коллегами. Они все боялись за мою безопасность и говорили «уезжай, уезжай». Я действительно уехала сначала в отпуск, просто на какое-то время, в надежде, что ситуация прояснится и я вернусь. Но ситуация резко ухудшилась. Меня очень беспокоит судьба моих коллег, которые остались в России. Если сейчас будут предъявлены новые обвинения против меня, а ведь дело возбуждено против меня лично и только я являюсь ответчиком, все равно их затаскают по судам и допросам. Я не понимаю, кому это все нужно. Огромные средства будут сейчас затрачены, чтобы очернить или посадить какую-то старую тетку, которая по большому счету не представляет никакой опасности для страны. В этом смысле это показательная порка, чтобы другие боялись. Во-первых, это некоммерческая организация, и теперь все НКО должны бояться. Во-вторых, это организация, которая занималась региональными медиа, и теперь должны бояться все телекомпании.
Что теперь будет с Вашими коллегами по «Образованным медиа»?
Большинство из них уже уволились и ушли работать в другие места — кто-то на телевидение, кто-то в другие общественные организации или вузы. В условиях, когда изъяты все серверы, документы, а тем более заморожены счета, как это было с самого начала, работать было невозможно. Из 65 человек осталось всего несколько, в основном финансовых сотрудников, которые готовят не обходимые документы на случай, если будет принято решение о закрытии. Сейчас счета уже разморозили, но никто не знает, когда их заморозят в следующий раз. Поэтому гарантировать, что люди смогут получать зарплату и нормально работать, мы просто не можем. Мы даже не знаем, сможем ли мы сейчас грамотно и аккуратно закрыться, вот в чем дело.
В случае если уголовное дело будет возбужденно по двум новым статьям, грозит ли это чем-то Вашим коллегам?
Я не знаю, об этом надо советоваться с адвокатами, но я искренне надеюсь, что нет. Ведь право финансовой подписи было только у меня и дело о контрабанде возбуждалось против меня лично, а не против организации. С этой точки зрения я надеюсь, что никому ничего не грозит, тем более что они ничего не подписывали.
Какова была цель Вашего открытого письма? Вы рассчитывали, что это что-то изменит?
У меня было несколько причин. Во-первых, хотелось каким-то образом поблагодарить всех людей, которые рисковали, поставив свои подписи под письмом в поддержку нашего фонда. Во-вторых, хотелось сообщить всем, что я уехала и на некоторое время останусь за границей, поэтому особых надежд, что организация в ближайшее время возобновит свою деятельность, уже быть не должно. И, наконец, в-третьих, я хотела каким-то образом объяснить и себе, и другим, и правоохранительным органам, что я не хочу политического скандала. Они не могли не понимать, что раздувание дела против нас вызовет в западных СМИ большой резонанс, потому что это касается журналистов. Я понимаю, что Россию сейчас это мало волнует, но тем не менее лишний резонанс никому не нужен. Я пыталась и пытаюсь всеми своими силами сдержать ту негативную реакцию, которая могла возникнуть на Западе, для того чтобы не обострять ситуацию здесь. Они же в ответ просто загоняют нас в угол.
В письме Вы сообщили, что приняли приглашение на работу в международной организации. О какой именно идет речь?
Это Internews Networks, американская организация с представительствами по всему миру. Много лет назад они были инициаторами возникновения Internews в России, мы долго сотрудничали вместе. Я буду работать с ними, осуществлять проекты в разных странах, но большую часть времени буду проводить в Европе.
При каких условиях Вы готовы вернуться в Россию?
Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что это напоминает торг, а торг неприличен. Я готова заплатить любые штрафы, но не готова сидеть в тюрьме. Мне много лет, у меня слабое здоровье и я не понимаю, почему должна мучиться, когда не чувствую за собой никакой вины. Я хочу вернуться как можно скорее, но я вернусь только тогда, когда буду уверена, что меня не лишат свободы.
Из письма Мананы Асламазян ко всем, кто подписал обращение к президенту России Владимиру Путину в поддержку фонда «Образованные медиа» (опубликовано 19 июня 2007 года):
Моя личная житейская оплошность, которую я допустила пять месяцев назад, не должна была его (фонд. — The New Times) разрушить. За ошибку должна расплачиваться я, а не организация, чья работа практически приостановлена... Людям надо жить дальше, кормить семьи.
У меня нет собственности за рубежом и личных счетов в иностранных банках. Чтобы жить, мне надо работать, как и всем остальным моим коллегам.
Учитывая особенности современного российского правосудия, я не понимаю, чего ждать. Мне страшно.
Я буду работать в Америке, Азии, Африке и в Европе, платить налоги в России и ждать, когда наконец суд разберется, почему личная ошибка, за которую я готова понести справедливое и адекватное наказание, стала поводом для приостановки работы большой и очень полезной для страны организации.
Виктор Паршуткин,
адвокат фонда «Образованные медиа», о том, что заставило Манану Асламазян отказаться возвращаться в Россию: «В документах, переданных из Следственного комитета при МВД России в Генпрокуратуру, речь идет о возбуждении дела по двум уголовным статьям — 171 «О незаконном предпринимательстве» и 174 «Об отмывании денежных средств, добытых другими лицами незаконным путем». Незаконной предпринимательской деятельностью следствие считает образовательную деятельность фонда по профессиональной подготовке журналистов и вручение им на семинарах аудиои видеозаписей различных обучающих программ. Следствие также считает, что часть денег, полученных фондом с декабря 2006 по март 2007 года, сомнительного, криминального происхождения и фонд расходовал эти деньги неизвестно на что».