Михаил Барышников возвращается домой в Ригу, где он родился, с одним чемоданом и оказывается в одиночестве на старой застекленной веранде
Михаил Барышников все-таки вернулся в Россию, это свершившийся факт. В Риге, столице Латвии, где многие говорят и живут на русском и куда к тому же в последние несколько лет переехало на постоянное место жительства немаленькое число граждан России, в самом центре города, в тесном театрике на улице Лачплеша русский артист Барышников читает стихи русского поэта и ему внимает русский зал. Спектакль Алвиса Херманиса — это ода возвращению в родной дом — к языку, к рождению, к юности, к памяти, к дружбе, к юношеским мечтам и клятвам, к беспечности молодости, к неминуемым утратам и неизбежности старения, к которому надо было готовиться еще тогда, когда рифмовались только чувства. А в конце лета состоится еще одна рижская премьера: на сцену Театра оперы и балета Барышников выйдет в образе Нижинского.
Театр одного танцора
Барышников дебютировал в качестве драматического актера в 1971 году, в телеспектакле Сергея Юрского «Фиеста» по прозе Хемингуэя. Белокурый танцовщик с тонкой гибкой фигурой и сумасшедше-голубыми глазами вдохновенно сыграл романтического красавца, матадора Ромеро — соблазнителя женских сердец и отчаянного храбреца. Спустя три года он сбежит на Запад прямо с канадских гастролей, и «Фиесту» на долгие годы положат на полку. К драматическому амплуа Барышников вернется лишь в 1989 году, когда режиссер Стивен Беркофф предложит сыграть ему кафкианского героя Грегора Замзу в инсценировке «Превращения» — роль, требующую от актера не только драматического таланта, но и головокружительной пластичности, поскольку большую часть времени герой проводит в образе отвратительного насекомого.
В 2004 году Барышников сыграл главного героя в спектакле Резо Габриадзе «Запрещенное Рождество» (премьера состоялась в Нью-Йорке), затем были «Короткие рассказы» Сэмюэла Беккета (2007, Нью-Йорк, режиссер Джоан Акалейтис). В 2011-м Дмитрий Крымов выпустил в Хельсинки спектакль с Барышниковым и актрисой Анной Синякиной, о котором заговорил весь театральный мир, — «В Париже» по прозе Бунина. К этому времени Барышников уже окончательно ушел с балетной сцены и переживал настоящие психологические «ломки»: привыкшее к ежедневному тренингу тело требовало обязательной дозы творческих истязаний. «В Париже» Барышников впервые за долгие годы заговорил по-русски и погрузился в любимую русскую культурную среду, частью которой он себя неизменно считает.
Это ода возвращению в родной дом — к языку, к рождению, к юности, к памяти, к дружбе, к юношеским мечтам и клятвам, к беспечности молодости, к неминуемым утратам
Роберт Уилсон, известный театральный экспериментатор, увидел в Барышникове персонажей Даниила Хармса: спектакль «Старуха» вышел в 2013 году и стал настоящим событием. В «Старухе» Барышников работает с культовым голливудским актером Уиллемом Дефо — их объединяет похожая внешность, чувство самоиронии и абсолютное подчинение режиссеру. Русская речь в «Старухе» появилась сама собой, совершенно случайно и стала еще одним действующим лицом, ответственность за которое целиком возложена на Барышникова. «Старуху» увидеть трудно, она идет редко и далеко. Буквально на днях сам Барышников объявил в Риге о премьерных показах нового проекта Боба Уилсона: спектакля «Письмо человеку», который актер и режиссер покажут в Латвийском национальном театре оперы и балета в августе этого года. В «Письме» Барышников впервые и наконец-то (подобные предложения поступали за всю его жизнь не раз, но он ни разу не соглашался) сыграет Вацлава Нижинского, дневники которого и составят драматургическую основу спектакля.
Русофил и «русофоб»
Дуэт Барышникова и Херманиса в этом небольшом, но звездном ряду драматических проектов занимает совершенно отдельное место. Это первая работа Барышникова на родине. Это поэтическая работа, больше близкая искусству чтецкому, драматическому, чем зрелищному. Это работа, посвященная не просто гениальному русскому поэту, но и ближайшему другу артиста. Это первая работа Барышникова с таким огромным количеством русского текста. Наконец, первый моноспектакль в его творческой жизни.
Для Херманиса «Бродский/Барышников» — не только первый опыт работы с мировой звездой, но и первая русская работа после фактического разрыва всех связей с Россией. По некоторым данным, Херманис включен российским МИДом в так называемый черный список граждан, которым запрещен въезд на территорию РФ. После захвата Крыма Херманис был одним из первых деятелей культуры, кто публично заявил о своем отказе от сотрудничества с российскими партнерами, отменил запланированные в России гастроли Нового рижского театра и разорвал контракт на очередную постановку в Москве. В России его сразу же записали в ряды «русофобов», несмотря на его искреннее преклонение перед русской культурой и классикой.
Творческий и гражданский темперамент режиссера сродни русскому менталитету: Херманис — личность страстная, противоречивая, непримиримая. Может быть, поэтому ему столь близки наши авторы. Алвис ставил Гоголя и Достоевского, Сорокина и Татьяну Толстую, Горького и Шукшина. Визитная карточка Театра наций — спектакль «Рассказы Шукшина» — уже восьмой сезон идет на сплошных аншлагах, билеты на него распроданы на несколько месяцев вперед. Осенью 2014 года, в День народного единства, на «Рассказах Шукшина» побывал президент Путин и произнес со сцены слова благодарности режиссеру и актерам, которые «под стать гениальному писателю». Комментируя это событие, режиссер Херманис назвал происходящее в России «советской люмпенизированной психоделией», а политику Путина — «антирусской».
В таком историческом контексте рождался очередной русский проект опального режиссера, прозвучавший в самый разгар зарождения новой холодной войны.
Человек с чемоданом
Бродский покинул Союз в 1972 году. С одним чемоданом, в котором были пара бутылок водки, печатная машинка и сборник стихов Джона Донна.
Со стихами Бродского Барышников отказывается от «актерского чтения» — он говорит о своем друге
Герой Барышникова возвращается на родину точно с таким же чемоданом и шляпой в руках. Он появляется на забытой застекленной веранде-комнате (художники спектакля — Кристина Юрьяне и Глеб Фильштинский) под тусклым желтым светом голой лампочки, свисающей на проводе с потрескавшегося потолка. Скрипят полы под осторожными робкими его шагами. Дребезжит рассохшаяся от времени дверь с треснутым стеклом.
Он садится на лавку у веранды. Открывает чемодан. Достает из него бутылку виски, круглый советский будильник на ножках, стопку книг. Отпивает глоток виски, открывает книжку, листает страницы и бегло читает многажды прочитанные строчки, прошептывает их вслух, и звук этого шепота едва различим. Эта комната-веранда станет для героя воплощением его ночных кошмаров и мучительным центром притяжения, куда его тянет, как преступника на место преступления. Комната страха и счастья манит к себе и выталкивает в спину, едва ты ступишь на ее качающийся пол.
Барышников, по его собственному признанию, никогда не испытывал ностальгических чувств по отношению к России. Знаменитая история, ставшая апокрифом, — о том, как Бродский с Барышниковым тайно посетили Россию, — родилась из их полушутливого разговора на тему «а вот бы приехать и посмотреть одним глазком». Никуда они не поехали, но именно в тот момент Барышников, глядя на Бродского, понял, что это такое — чувство родины, какую не затянувшуюся временем рану оставила эта родина в сердце его друга.
Может, поэтому в спектакле так отчетливо слышны эти трагические разрывы между расставанием и возвращением, юностью и старением, беспечностью и отчаянием, прощением и предательством. Барышников в силу своей уникальной пластичности стихи воспринимает не как рифмованные строчки, а как музыкальную партитуру. Он не инсценирует их, не иллюстрирует — он их протанцовывает, проговаривает своим телом. «Тело, застыв, продлевает стул и выглядит как кентавр» — так поэтическая метафора обретает плоть и дыхание. И несется по комнате «Черный конь», и кружится «Бабочка», прилипая руками-крыльями к мутному стеклу, и сама «Трагедия» захохочет сатанинским смехом, корчась на стуле, а потом, разбитая, стечет с него всем телом, замерев в позе снятого с креста Иисуса.
Перекличка живых и мертвых превращает драматическое произведение в священный ритуал, следить за которым возможно лишь затаив дыхание, дабы не нарушить случайным вторжением само священнодействие
В полтора часа спектакля вместилось несколько десятков стихов: Барышников читает их со сцены, они звучат из катушечного магнитофона, ими говорят стены комнаты, ее потолок и пустые глазницы окон. Голос самого Бродского возникает лишь дважды, когда сам герой вызывает его дух, словно на спиритическом сеансе. Стихотворение «Я входил вместо дикого зверя в клетку» Барышников начинает читать, пародируя знаменитую манеру Бродского, — нараспев, грассируя. В какой-то момент Бродский отзывается и подхватывает друга, превращая монолог в дуэт. И второе стихотворение звучит на сцене голосом Бродского — «Натюрморт», одно из самых загадочных и самых трагичных у него. «Когда опротивеет тьма, тогда я заговорю». Эта перекличка живых и мертвых превращает драматическое произведение в священный ритуал, следить за которым возможно лишь затаив дыхание, дабы не нарушить случайным вторжением само священнодействие.
Бродского любят исполнять актеры. Его поэзия невероятно зрелищна, театральна, ее хочется играть, как шекспировскую драму. Бродского блестяще читали со сцены Михаил Козаков и Алексей Девотченко, читают Сергей Юрский, Алла Демидова, Анатолий Белый. «Актерское чтение» Бродский сам не жаловал, полагая, что стихи поэта может читать только поэт. В отличие от актеров, которые стихи пропускают сквозь себя и произносят их как исповедь, с разной степенью откровенности — но говорят о себе. Барышников говорит о Бродском. Он словно берет своего другу за руку и на полтора часа выводит из тени, а сам бесшумно скрывается за его спиной. Это прощание с другом и объятие с ним. Они вдвоем бродят по этой пустой безжизненной комнате прошлого, наполняют ее живым дыханием, смехом, музыкой, бессонными ночами, ночными откровениями. Чтобы еще раз проговорить, договорить, дочувствовать, доплакать. Допроститься. Теперь уж навсегда.
Фото: Janis Deinats/jrt.lv