1 сентября 1939 года в 4.45 утра немецкие войска начали наступление на всем протяжении германо-польской границы. Так началась Вторая мировая война — самая кровавая, жестокая и разрушительная в истории человечества Публикуется с сокращениями. Полностью текст опубликован в журнале «Военно-промышленный курьер» № 31 и 32
Немецкие солдаты ломают пограничный пост. Польша, 1939 г. /фото: с сайта www.theatlantic.com Вторая мировая война продлилась шесть лет, и за это время десятки миллионов людей были убиты и искалечены, десятки миллионов лишились семьи, имущества и надежды на будущее, разрушены драгоценные памятники материальной культуры, созидавшиеся трудом многих поколений. Неизбежно возникает вопрос: кто виноват? Изначально подозреваемых было двое. Один из них уже давным-давно потерял статус «подозреваемого», превратившись в проклятого всем миром преступника. В некоторых странах публично выраженное сомнение в виновности Гитлера и его приспешников может стать основанием для административного или даже уголовного наказания, но даже и там, где законы не столь суровы, всякий, рискнувший восхвалять Гитлера, превращается в изгоя, выброшенного из общества приличных людей. Публично заданный вопрос — не считает ли себя нынешняя ФРГ наследником гитлеровского «рейха»? — неизбежно приведет к громкому международному скандалу. Второй подозреваемый и ныне «живее всех живых». Его никто и никогда не судил, его действия в момент развязывания Второй мировой войны так и не стали предметом уголовного или хотя бы парламентского расследования. Издаются горы книг, авторы которых спорят: был ли Сталин величайшим из гениев или всего лишь эффективным менеджером. Его останки захоронены в самом сердце России, у кремлевской стены, и каждый год к бюсту Сталина депутаты Госдумы РФ возлагают цветы. Нынешнее Российское государство упрямо хранит секреты Сталина от разглашения и изучения. Видные российские политики объявляют распад сталинской империи величайшей катастрофой XX века…
Карту раздела Польши — в соответствии с «Договором о дружбе и границе», подписанном 27 сентября 1939 г., — опубликовали во всех советских газетах Накануне 15 марта 1939 года, в нарушение подписанных в Мюнхене соглашений, Германия уничтожила Чехословакию (Чехия была оккупирована и превращена в «протекторат Богемия и Моравия», а в номинально самостоятельной Словакии был приведен к власти марионеточный фашистский режим). 17 апреля советское правительство публично обращается к Англии и Франции с предложением создать «тройственный союз» (СССР, Англия, Франция) для противодействия агрессии в Европе. И в тот же самый день, 17 апреля, советский посол (полпред) в Берлине тов. Мерекалов встречается со статс-секретарем МИД Германии. Вайцзекер записывает в своем отчете: «Русский посол — в первый раз с тех пор, как он получил здесь свой пост (то есть с 5 июня 1938 года ) — посетил меня для беседы… Посол заявил примерно следующее: политика России всегда прямолинейна. Идеологические расхождения вряд ли влияли на русско-итальянские отношения, и они также не должны стать камнем преткновения в отношении Германии. Советская Россия не использовала против нас существующие между Германией и западными державами трения и не намерена их использовать. С точки зрения России, нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям с нами. А начиная с нормальных, отношения могут становиться все лучше и лучше…» 3 мая Максима Литвинова на посту наркома иностранных дел СССР сменил Вячеслав Молотов. Сигнал был прозрачно-ясен: Литвинов, «говорящая голова» советской внешней политики эпохи «коллективной безопасности», стал неудобен для предстоящего крутого поворота. 23 июля Молотов вносит неожиданное предложение: не дожидаясь завершения политических переговоров, начать переговоры о военном союзе трех держав. Идея потрясающая: генералы должны заняться согласованием оперативных планов, раскрыть при этом совершенно секретную информацию о составе, вооружении, сроках мобилизационной готовности своих армий, даже не будучи уверенными в том, что в будущей войне им предстоит быть союзниками, а не врагами! Уже на следующий день, 24 июля, в Лондоне и Париже публично заявили о готовности начать переговоры с целью заключения военной конвенции. 26 июля высокопоставленный чиновник МИД Германии Карл Шнурре приглашает советского поверенного в делах Астахова и торгпреда Бабарина на обед. Судя по отчету, обед затянулся до полпервого ночи. В ходе беседы германский представитель заявил: «Несмотря на все различия в мировоззрении, есть один общий элемент в идеологии Германии, Италии и Советского Союза — противостояние капиталистическим демократиям. Ни мы, ни Италия не имеем ничего общего с капиталистическим Западом. Поэтому нам кажется довольно противоестественным, чтобы социалистическое государство вставало на сторону западных демократий… Что может Англия предложить России? Самое большее — участие в европейской войне, вражду с Германией, но ни одной устраивающей Россию цели…» 3 августа Астахова принял уже сам министр иностранных дел Германии Риббентроп, который заявил: «Если Москва откажется от политики, направленной против жизненных интересов Германии, то от Балтийского до Черного моря не будет проблем, которые мы совместно не сможем разрешить между собой».
Нарком иностранных дел (и, одновременно, глава правительства) Вячеслав Молотов (сидит) подписывает пакт о ненападении в присутствии товарища Сталина с министром иностранных дел Рейха Иоахимом фон Риббентропом (стоит позади Молотова рядом с маршалом Борисом Шапошниковым). Москва, 23 августа 1939 г. Как кошка с мышкой 12 августа в Москве состоялось первое заседание представителей военного командования Англии, Франции и СССР, и уже 14 августа нарком Ворошилов ошарашил своих партнеров следующим заявлением: «Предварительным условием наших переговоров и совместного договора между тремя государствами является пропуск наших войск на польскую территорию через Виленский коридор и Галицию и через румынскую территорию. Если этого не будет, если этот вопрос не получит положительного решения, то я сомневаюсь вообще в целесообразности наших переговоров». То, что польское руководство не согласится на появление Красной Армии на своей территории, было абсолютно ясно всем. Более того, с 17 апреля по 14 августа этот вопрос ни разу не был озвучен советской стороной в ходе политических переговоров. Теперь же он, причем в ультимативной форме, был поставлен перед военными делегациями, которые при всем желании не могли принять решение за польское правительство. Стенограммы переговоров давно опубликованы. Это печальное, но поучительное чтение. Представители старейших демократий Европы оказались беспомощными детьми перед лицом циничных мошенников. В первые минуты «полезные идиоты» ничего не поняли и бросились убеждать своих партнеров, что никто и не ждет от Советского Союза непосредственного участия сухопутных сил в боевых действиях (предложения, содержавшиеся в инструкции английской военной миссии, предполагали поставки советского вооружения и транзит вооружения союзников через территорию СССР в Польшу, обеспечение военной промышленности советским сырьем, совместные действия флотов в Балтике), но Ворошилов был непоколебим. Никаких полумер! Советский Союз готов сражаться за свободу Польши всей мощью своей армии — надо только пустить эту армию на польскую территорию! Очарованные такой решимостью, англо-французы так и не поняли, что вопрос уже решен, и разговоры о переговорах нужны Кремлю лишь для одной единственной цели — окончательно «дожать» Гитлера. А тому было, от чего испугаться. В середине лета 1939 года Германия имела 46 пехотных дивизий (включая моторизованные) против 120 стрелковых и 16 кавалерийских в Красной Армии. По числу танков превосходство было шестикратным; если же под словом «танк» понимать бронированную гусеничную машину, вооруженную хотя бы малокалиберной 37/45-мм пушкой, то новорожденный вермахт уступал Красной Армии в 20 раз (700 против 14 тыс.). Вооруженные силы Польши, Франции и Великобритании были существенно меньше советских, но в совокупности они увеличивали военную мощь потенциальных противников Германии еще в 1,5-2 раза. Война в ХХ веке — это была война моторов. Накануне Второй мировой войны США добывали 160 млн тонн нефти, Советский Союз — 30 млн тонн, Британия ввозила из своих колоний и полуколоний 10-12 млн тонн, Румыния (на тот момент еще союзник западного блока) добывала 5-6 млн тонн. Германия (даже с учетом созданных мощностей по производству синтетического бензина) располагала 2,5 млн тонн жидкого топлива в год. Абсолютной была зависимость германской экономики от импорта по таким позициям, как бокситы (сырье для производства алюминия), медь, никель, каучук.
Солдаты моторизованного полка «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» отдыхают по пути в Пабьянице. Польша, 1939 г. При таких ресурсах даже «блицкриг» против Польши представлял для Германии образца 1939 года непростую и достаточно рискованную задачу. Война же против объединенной коалиции трех мировых держав (СССР, Франция, Великобритания) означала гарантированное самоубийство. Но и отказаться от войны Гитлер уже не мог — и не только потому, что он так часто и так громко кричал о «чудовищном угнетении немецкого меньшинства в Польше». Экономическое чудо «национал-социалистической революции» имело свою цену: в Германии уже не хватало еды. С сентября 1939-го по февраль 1940-го запасы зерна измерялись цифрами порядка 60 кг на человека (по современным нормам ООНовских организаций, нормальное потребление — это 1000 кг на человека в год). Германия была на пороге голода, и на этом пороге она стояла с золотым запасом в 17 тонн — в 600 раз меньше, чем было тогда у США. Плюс гигантский государственный долг (60 млрд марок) более, чем в 100 раз превышал совокупные золото-валютные запасы страны. «Экономическая катастрофа становилась совершенно неизбежной. Создавалось такое положение, из которого только «прыжок в войну» мог считаться единственным спасением»,— написал позднее генерал-майор вермахта и автор труда «Сухопутная армия Германии 1933—1945 гг» Мюллер-Гиллебранд. Тон и слог телеграмм, которые сыпались из Берлина в немецкое посольство в Москве, становился все более и более истеричным: 14 августа Телеграмма № 175 «Очень срочно. Лично послу. Я прошу Вас лично связаться с господином Молотовым и передать ему следующее… Сегодня германо-советские отношения пришли к поворотному пункту своей истории. Решения, которые будут приняты в ближайшем будущем в Берлине и Москве по вопросу этих отношений, будут в течение поколений иметь решающее значение для германского и советского народов… Кризис в германо-польских отношениях, спровоцированный политикой Англии, а также британская военная пропаганда и связанные с этим попытки создания [анти-германского] блока делают желательным скорейшее выяснение германо-русских отношений. В противном случае, независимо от действий Германии, дела могут принять такой оборот, что оба правительства лишатся возможности восстановить германо-советскую дружбу и совместно разрешить территориальные вопросы, связанные с Восточной Европой… Имперский министр иностранных дел фон Риббентроп готов прибыть в Москву с краткосрочным визитом, чтобы от имени фюрера изложить взгляды фюрера господину Сталину…»
Колонна польских легких танков 9TP. 1939 г. 16 августа Телеграмма № 179 «Срочно. Лично господину послу. Фюрер считает, что, принимая во внимание настоящую ситуацию и каждодневную возможность возникновения серьезных инцидентов (в этом месте, пожалуйста, объясните господину Молотову, что Германия полна решимости не терпеть бесконечно польские провокации), желательно общее и быстрое выяснение германо-русских отношений и взаимное урегулирование актуальных вопросов. По этим причинам имперский министр иностранных дел заявляет, что, начиная с пятницы 18 августа, он готов в любое время прибыть самолетом в Москву, имея от фюрера полномочия на решение всего комплекса германо-русских вопросов…» 18 августа Телеграмма № 185 «Срочно. Лично господину послу Пожалуйста, немедленно условьтесь о новой беседе с господином Молотовым и сделайте все, что возможно, чтобы эта беседа состоялась без задержки… Мы просим о немедленном ответе на предложение, сделанное в дополнительной инструкции, о моем немедленном выезде в Москву. Пожалуйста, добавьте в связи с этим, что я прибуду с полными полномочиями от фюрера для полного и окончательного урегулирования общего комплекса вопросов… Я наделен полномочиями обговаривать детали в устных дискуссиях в Москве и, если представится возможность, исполнить пожелания русских. Я также вправе подписать специальный протокол, регулирующий интересы обеих сторон в тех или иных вопросах внешней политики, например, в согласовании сфер интересов на Балтике, проблемы прибалтийских государств и т.д… Настаивайте, в духе предыдущих заявлений, на быстром осуществлении моей поездки и соответствующим образом противьтесь любым возможным советским возражениям…» Эта телеграмма была получена и расшифрована в посольстве Германии в 5 часов 45 минут 19 августа. В два часа дня посол Шуленбург был принят Молотовым. Дальнейший ход событий был описан в телеграмме, отправленной в Берлин: «В своей первой сегодняшней беседе с Молотовым я повторно пытался убедить Молотова в том, что визит в Москву имперского министра иностранных дел — единственный путь для достижения успеха, настоятельно требуемого политической ситуацией. Молотов признал несомненную важность предполагаемой поездки, подчеркнув, что советское правительство понимает и уважает лежащий в основе этого замысел, но настаивает на своем мнении, что в данный момент невозможно даже приблизительно определить время поездки, так как она требует тщательных приготовлений… Молотова, очевидно, не трогали мои возражения, и первая беседа закончилась заявлением Молотова о том, что он высказал мне взгляды советского правительства и не может более ничего к ним добавить. Едва ли не через полчаса после завершения беседы Молотов передал мне, что просит меня разыскать его снова в Кремле в 16.30. Он извинился, что поставил меня в затруднительное положение, и объяснил, что сделал доклад советскому правительству (главой которого и одновременно наркомом иностранных дел был сам Молотов. — М.С.) и уполномочен вручить мне проект пакта о ненападении. Что касается поездки имперского министра иностранных дел, то советское правительство согласно на прибытие господина Риббентропа в Москву примерно через неделю после обнародования подписанного экономического соглашения… Моя попытка убедить Молотова согласиться на более раннюю дату была, к сожалению, неудачной».
Бомбардировка польского железнодорожного переезда немецкой авиацией. Сентябрь 1939 г. Для дружбы нет границ 20 августа, воскресенье. До запланированного дня вторжения в Польшу оставалась одна неделя. Планы, конечно, можно было изменить, но вот отменить наступление осени, затяжные дожди и туманы не мог даже сам фюрер. Оставалось только обратиться к господину Сталину с личным посланием: «Господину Сталину, Москва. Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первую ступень перестройки германо-советских отношений… Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне Ваш министр иностранных дел господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов… По моему мнению, желательно, ввиду намерений обеих стран, не теряя времени вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я еще раз предлагаю принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее — в среду, 23 августа. Имперский министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так и протокола… Я буду рад получить Ваш скорый ответ. Адольф Гитлер». Много позже, в 1948 году, после публикации Госдепом США коллекции трофейных документов германского МИДа, стала известна докладная записка Риббентропа (от 24 июня 1940 г.), в которой он напоминает Гитлеру об обстоятельствах московских переговоров августа 1939 года: «Фюрер уполномочил меня заявить о германской незаинтересованности в территориях Юго-Восточной Европы — вплоть до Константинополя и проливов, если бы это было необходимо. Последнее, однако, не обсуждалось». Вплоть до Константинополя и проливов! Цари московские о таком могли только мечтать… 21 августа Телеграмма № 197 «Вне очереди. Берлин. Секретно. Срочно. Усиленно подчеркивая необычайную важность и исключительную необходимость поспешности, я вручил в 15 часов господину Молотову послание фюрера к Сталину и перевод… Я пытался всеми способами, какие только были в моем распоряжении, дать ясно понять господину Молотову, что немедленный визит имперского министра иностранных дел необходим в интересах обеих стран. Я закончил просьбой о том, чтобы при любых обстоятельствах ответ был дан мне сегодня. Я только что узнал, что Молотов снова хочет видеть меня в 17 часов. В 17 часов Молотов вручил мне ответ Сталина на послание фюрера, изложенный в очень примирительной форме. Сталин сообщает, что советское правительство согласно на приезд в Москву имперского министра иностранных дел 23 августа». Теперь оставалось лишь эффектно завершить операцию, в частности — выгнать вон из Москвы англо-французскую делегацию. Переговоры о военной конвенции успешно выполнили свою роль, и настала пора объяснить «союзникам», в каком качестве их использовали. Существует апокрифический рассказ о том, как главе советской делегации, наркому обороны Ворошилову, прямо в зале заседания вручили записку от Хозяина: «Клим! Кончай балаган. Коба». Записки этой никто никогда не видел (скорее всего, ее и не было), но легенда эта вполне адекватно отражает воодушевление, царившее тогда в Кремле. «Советское правительство не собирается вступать в какие-нибудь связи с такими зажравшимися государствами, как Англия, Америка и Франция. Чемберлен — болван, а Даладье — еще больший болван». Вот в таких, отнюдь не дипломатических, выражениях месяц спустя (вечером 28 сентября 1939 года) товарищ Сталин отозвался о своих бывших и будущих союзниках…
Польский город из кабины немецкого бомбардировщика Хейнкель 111, прозванного летчиками «налимом». Сентябрь 1939 г. 22 августа газета «Правда» поместила крохотное, всего в несколько строк, сообщение: Германия и СССР решили устранить угрозу войны и заключить пакт о ненападении; «на днях» ожидается приезд г-на фон Риббентропа для соответствующих переговоров. Публика по всему миру, которая, затаив дыхание, ждала новостей из Москвы о подписании военной конвенции стран антигитлеровской коалиции, тихо ошалела. Европейские коммунисты ничего не поняли, но еще крепче прониклись верой в светлое будущее: «Это решение является хорошо нацеленным ударом против заговоров международной реакции, является решением, которое должно показать всему миру, что Советский Союз всегда был готов в любой момент совместно с другими выступить против фашистских агрессоров… Спокойно дождитесь известий из Советского Союза. Однако будьте полностью уверены в том, что СССР, как всегда, надежно защищает интересы международного рабочего класса, всех народов и государств, всего человечества…» (из листовки подпольного ЦК компартии Чехословакии). 22 августа Чемберлен прислал Гитлеру личное письмо, в котором честно и откровенно предупредил: «Каким бы ни оказался по существу советско-германский договор, он не может изменить обязательство Великобритании по отношению к Польше, о котором правительство Его Величества неоднократно и ясно заявляло и которое оно намерено выполнять… Если возникнет необходимость, правительство Его Величества полно решимости и готово применить без промедления все имеющиеся в его распоряжении силы, и невозможно предвидеть последствия военных действий, если они будут начаты…» 23 августа Риббентроп и многочисленные сопровождающие его лица самолетом прилетели в Москву. Переговоры начались в кремлевском кабинете Молотова в 15.30 и продолжались до 18.30, затем с 22.00 и до полуночи. Начало было суровым. Семь лет спустя, в своем последнем слове перед Международным трибуналом в Нюрнберге, Риббентроп сказал: «Когда я приехал в Москву в 1939 году к маршалу Сталину, он дал понять, что если не получит половины Польши и прибалтийские страны (тогда еще без Литвы), с портом Либава (ныне Лиепая), то я могу сразу же вылетать назад». Вылетать не пришлось, стороны стремительно пришли к согласию об условиях раздела Восточной Европы, а в ходе скромного ужина с шампанским обстановка и вовсе потеплела: «Рейхсминистр иностранных дел заявил, что Англия всегда пыталась и до сих пор пытается подорвать развитие хороших отношений между Германией и СССР. Англия слаба и хочет, чтобы другие поддерживали ее высокомерные претензии на мировое господство. Г-н Сталин живо согласился с этим и заметил следующее: британская армия слаба, британский флот больше не заслуживает своей прежней репутации. Английский воздушный флот, можно быть уверенным, увеличивается, но не хватает пилотов. Если, несмотря на все это, Англия еще господствует в мире, то это происходит лишь благодаря глупости других стран, которые всегда давали себя обманывать… В ходе беседы г-н Сталин неожиданно предложил тост за фюрера: «Я знаю, как сильно германский народ любит своего вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье!» В итоге был подписан пакт о ненападении, содержащий стандартные общие фразы, и секретный дополнительный протокол, по которому Сталину должно было достаться больше половины территории Польши. Прибалтийские страны поделили на три к одному, при этом Литву, географически примыкающую к Восточной Пруссии, решено было отдать Гитлеру. 25 августа англичане подписали договор о взаимопомощи с Польшей, статья 1 которого гласила: «Если одна из Договаривающихся Сторон окажется вовлеченной в военные действия с европейской державой в результате агрессии последней против этой Договаривающейся Стороны, то другая Договаривающаяся Сторона немедленно окажет Договаривающейся Стороне, вовлеченной в военные действия, всю поддержку и помощь, которая в ее силах». 31 августа, за день до начала войны, тов. Молотов выступил с большой речью на внеочередной сессии Верховного Совета СССР. Слегка посетовал на то, что «и в нашей стране были некоторые близорукие люди, которые, увлекшись упрощенной антифашистской агитацией, забывали о провокаторской работе наших врагов». К счастью, было кому направить заблудших на путь истинный: «Товарищ Сталин бил в самую точку, разоблачая происки западно-европейских политиков, стремящихся столкнуть лбами Германию и Советский Союз… Заключение советско-германского договора о ненападении свидетельствует о том, что историческое предвидение тов. Сталина блестяще оправдалось!» (бурная овация в честь тов. Сталина.) Под конец выступления тов. Молотов позволил себе душевно пошутить: «Советско-германский договор подвергся многочисленным нападкам в англо-французской и американской прессе… Эти люди требуют, чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии. Уж не с ума ли сошли эти зарвавшиеся поджигатели войны? (смех) Если у этих господ имеется уж такое неудержимое желание воевать, пусть воюют сами, без Советского Союза. (смех, аплодисменты) Мы бы посмотрели, что это за вояки!» (смех, аплодисменты)
Парад германских войск в Варшаве после вторжения. Сентябрь 1939 г. Вторжение 1 сентября 1939 года в 04.45 утра, согласно плану «Вайс», немецкие войска без объявления войны начали наступление на всем протяжении германо-польской границы, а также с территории Моравии и Словакии. Линия фронта составила около 1600 км. 17 сентября, утром, Красная Армия (16 танковых и 2 моторизованные бригады, всего более 4,5 тыс. танков) пересекла советско-польскую границу на всем ее протяжении от Полоцка до Каменец-Подольска. В тот же день тов. Молотов выступил по радио с обращением к «гражданам и гражданкам нашей великой страны», в котором в частности было сказано: «Население Польши брошено его незадачливыми руководителями на произвол судьбы. Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. В силу такого положения заключенные между Советским Союзом и Польшей договора прекратили свое действие». Вот так, просто и незатейливо Советский Союз освободил себя от обязательств по договору о ненападении с Польшей (заключен в 1932 году и пролонгирован в 1937 году.) 23 сентября «Правда» разместила огромную, на всю полосу карту Польши с нанесенной на ней линией раздела по рекам Писа, Нарев, Висла, Сан — в точном соответствии с секретным протоколом к пакту о ненападении. 27 сентября в Москву снова прилетел Риббентроп. Переговоры продолжались два дня и завершились подписанием «Договора о дружбе и границе». Полоса польской территории между Бугом и Вислой отошла немцам, в обмен на это Сталин получил Литву. Новую карту немедленно напечатали все советские газеты, включая «Пионерскую правду» (и это не шутка). 6 октября капитулировал последний очаг польского сопротивления. К этому времени президент, правительство и главнокомандующий Польши уже больше двух недель находились в Лондоне. Через два года немцы стояли под Москвой. фото: с сайта www.pbsthisdayinhistory.tumblr.com, с сайта www.theatlantic.com, AP