Во время посещения Варшавы в декабре 1970 года канцлер ФРГ Вилли Брандт совершил поступок, которому суждено навсегда остаться в истории: он опустился на колени перед памятником героям Варшавского гетто. 18 декабря исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося политика
Вилли Брандт (1913–1992). Штутгарт, Германия, 1970 г. Он принял на себя всю боль и весь позор своего народа. Он резал по живому, чтобы народ его воскрес из скорби и унижения, прекратив саморазрушающую тяжбу о величии. Оставаясь обычным человеком со всеми слабостями, он пользовался властью, как ребенок, который по-детски устанавливает правила в своей песочнице. Он был щедр, ибо старые политические ценности потеряли смысл. И он оказался прав. В Европе воцарился мир. Тот, который мы знаем сегодня. Как-то в конце 90-х выдающийся немецкий разведчик Маркус Вольф сказал автору этих строк: «Порой мне было стыдно перед Вилли Брандтом». Нет, речь тогда шла не только о женщинах, которых до самых последних дней пребывания Брандта у власти ему поставлял агент Штази и одновременно референт канцлера капитан разведки ГДР Гюнтер Гийом (а это было поистине железным козырем для любого шантажа, поскольку многие встречи записывались на магнитофон и отправлялись в Восточный Берлин), и не только о сотнях (если не тысячах) секретных документов, попавших в руки противника. Маркус тогда сказал удивительное: Брандт «не считал противников противниками». Вот ведь в чем вопрос! Вот ведь в чем сила! Похоже, что советский лозунг «Миру — мир» Брандт понимал буквально. И даже то, что он принял политическую ответственность за своего референта-шпиона и, когда грянул скандал, ушел в отставку, сделало его в результате победителем. «До разоблачения Гийома мы считали его (агента) работу нашим большим успехом, — позже напишет Маркус Вольф, — но 6 мая 1974 года, когда Брандт ушел в отставку, я расценил это как величайшее поражение». Дар провидца Вершиной Брандта является его восточная политика. При нем немцы официально признали незыблемость границ, установленных вследствие Второй мировой войны, в частности, границу по Одеру — Нейсе. Они навсегда отказывались от применения силы или угрозы применить ее с целью возвращения территорий, где они жили в течение веков. 12 млн этих немцев после 1945 года были жестоко изгнаны из родных мест, независимо от степени личной поддержки каждым из них нацистского режима и участия в преступлениях гитлеровцев (почти 2 млн из них погибли во время этих акций). Четверть века после войны, вплоть до 1970 года, правительство Западной Германии утверждало, что юридически немецкий рейх существует в границах 1937 года. (У автора есть атлас мира издания 1969 года, где Калининградская область и Познаньское воеводство обозначены как территории, «находящиеся под управлением» СССР и Польши.) Чтобы подписать такой договор, как Московский 1970 года, полностью менявший политический ландшафт Европы и сводящий до минимума угрозу новой войны, у любого немецкого политика должно было быть не просто мужество — у него должен был быть дар провидца. Нужно было откровенно сказать миллионам своих соотечественников, что они никогда уже не вернутся в свои дома. И сказать так, чтобы соотечественники это поняли и приняли. Брандт обратился к немцам из столицы СССР: «Мы не теряем ничего, кроме того, что уже давным-давно было проиграно. Мы имеем мужество открыть новую страницу истории, прежде всего для блага нашего молодого поколения, которое выросло в мире и не несет ответственности за прошлое. Но оно тоже должно разделять последствия войны, потому что никто не может избежать судьбы своего народа». „
Именно Вилли Брандт стоял рядом c Гельмутом Колем при провозглашении единой Германии 3 октября 1990 года
” Герберт по кличке Вилли Событий, которые выпали на долю этого человека, хватило бы на многих: восхождение из самых низов на политическую вершину, борьба, преследования, изгнание, предательство, шпионские страсти, женщины, алкоголь, политическое возрождение… Незаконнорожденный, он не знал своего отца, а потом почти не общался с матерью. Ему дали имя Герберт и фамилию матери — Фрам. Его взял к себе дед Людвиг Фрам, водитель грузовика и страстный социал-демократ, который рассказывал внуку об идеях Августа Бебеля. С тех пор уважение к людям труда стало для Герберта определяющим. Он был единственным сыном рабочего в лучшей гимназии своего родного Любека. Он не стеснялся надевать на праздники синюю блузу и красный галстук. Еще гимназистом Герберт вступил в СДПГ и стал свидетелем отчаянных схваток борцов «Рот Фронта», гитлеровских отрядов SA и социал-демократических групп. После захвата власти Гитлером партия посылает Герберта в Норвегию. В ночь на 1 апреля 1933 года рыбачья шхуна тайком перевезла его в Данию. Вскоре он переехал в Осло. Герберту Фраму 19 лет. Он принимает подпольную кличку Вилли Брандт. На удивление быстро овладев норвежским языком, работает в Норвежской рабочей партии, изучает историю, пишет статьи для партийных и профсоюзных газет. Многое впечатляет его. В стортинге (парламенте) депутаты сидят не по партиям, а по регионам, консерваторы рядом с социалистами. Политические противники вовсе не являются заклятыми врагами. Вот так же через 30 с лишним лет он будет бок о бок работать на посту главы МИДа с канцлером Куртом-Георгом Кизингером, бывшим когда-то членом нацистской партии, а его коллегами будут правый политик Франц-Йозеф Штраус и бывший коммунист Герберт Венер. *Примеры большой коалиции — правительства ХДС/ХСС и СДПГ в 1966–1969 и 2005–2009 гг. «Большая коалиция»* в ФРГ — одно из политических ноу-хау Брандта. Ближний круг перестанет быть для него пропуском к власти. Решающий поворот к демократическому социализму произошел у Брандта в Испании, куда он поехал под чужим именем как журналист и где познакомился с Джорджем Оруэллом. В Барселоне он стал свидетелем сталинистского террора, когда были арестованы и расстреляны руководители свободных анархистов и левой партии POUM. Сам Брандт чудом избежал ареста. Потом будет нелегальная работа в Берлине, а после оккупации Норвегии — в тамошнем подполье. Затем бегство в Швецию, где он создаст пресс-бюро норвежского Сопротивления.
Агент Штази Гюнтер Гийом (справа) был внедрен в аппарат Вилли Брандта в качестве референта. Он сопровождал канцлера во всех поездках, в том числе предвыборных (на снимке). 1974 г. Покушение на мораль После войны Брандт отказался от норвежского подданства и вернулся в Германию. Брандт не захотел быть обер-бургомистром родного, но провинциального Любека — ему нужен был Берлин. С ним он переживет три кризиса: берлинскую блокаду 1948–1949 годов, когда Сталин закупорил западные секторы, пытаясь голодом и холодом выкурить оттуда бывших союзников. Тогда был организован «воздушный мост», по которому в осажденный город переправили почти 2 млн тонн грузов. Западный Берлин мерз (электричество включали на два часа), но не сдался. Уже будучи правящим бургомистром, Брандт жестко противостоял хрущевскому ультиматуму 1958 года о «демилитаризации». Его приглашают в Нью-Йорк, где пресса уже окрестила его «мистер Берлин», и жители Нью-Йорка, стоя перед ратушей под проливным дождем, оказывают ему восторженный прием. И наконец, 13 августа 1961 года: начало Стены. С отчаянием Брандт видит, что Европа и США не реагируют, будто ничего не происходит. Пройдет 20 часов, прежде чем на границе появятся первые джипы, 70 часов — пока в Москве будут вручены первые ноты протеста. Берлин брошен Западом и Аденауэром без помощи, и Брандту остаются лишь слова, но они ясны и энергичны: «Берлинцы! СССР осуществил свой замысел. То, что случилось, — это покушение на мораль немецкого народа». Обратите внимание на столь чуждое политике слово «мораль». Брандт в бессильном гневе обращается с письмом к президенту США Кеннеди. С точки зрения норм дипломатии это был некорректный поступок, но он полностью соответствовал тому настроению и тем страхам, которые царили в Западном Берлине. Руководитель города, презрев все дипломатические приличия, бросает упрек руководителю могущественной державы: «Берлин нуждается в большем, нежели слова. Берлин ожидает политических действий». Первая реакция Кеннеди — досада. Но затем он посылает в Западный Берлин вице-президента и направляет боевую группировку. Наконец, Кеннеди решает сам приехать в город, и 26 июня 1963 года перед Шёнебергской ратушей произносит историческую речь, в которой прозвучала ставшая культовой фраза Ich bin ein Berliner — «Я — берлинец». «Мы знаем, день придет»
Вилли Брандт у памятника героям Варшавского гетто. 7 декабря 1970 г. Брандт едва ли не первым понял тягу немецкого народа к воссоединению. «Мы знаем, день придет, — сказал он в августе 1961 года у сгоревшего рейхстага перед гигантской демонстрацией из 700 тыс. западных немцев, — когда Бранденбургские ворота не будут больше границей. Мы молимся, мы призываем, мы требуем: откройте ворота!» В конце 80-х этот призыв, обращаясь к Горбачеву, дословно повторит Рональд Рейган. Став в 1969 году федеральным канцлером, Вилли Брандт окончательно осознал судьбоносный поворот в жизни своей страны. Он произносит одну из своих блестящих фраз: «Если такой человек, как я, человек с моей биографией, смог стать канцлером ФРГ, то это означает, что только теперь Гитлер окончательно проиграл войну». А ведь еще несколько лет назад, погружаясь в пучину бесконечных выпивок, он сетовал, что «эмигрант никогда не сможет стать канцлером». Брандт отбрасывает политические табу и встречается в Эрфурте с главой правительства ГДР — страны, которую до него в Бонне старались даже не называть по имени. Лед был сломан. «Брандт дал нам ясно понять, — рассказывал позднее бывший госсекретарь США Генри Киссинджер, — что воссоединение Германии имеет для него высший приоритет». Но для этого сначала надо было покончить с непризнанием ГДР и установить отношения с восточными соседями — Польшей и Чехословакией. Этого нельзя было сделать без признания нерушимости границ. Но в этом и состояла стратегия Брандта: он принимает статус-кво внутри Германии, чтобы в лучшие времена его изменить. Именно Вилли Брандт стоял по правую руку от Гельмута Коля у здания рейхстага при провозглашении единой Германии 3 октября 1990 года. Он стоял на том же месте, где 29 лет назад призвал открыть Бранденбургские ворота. Но поступок, принесший ему Нобелевскую премию мира, он совершил двадцатью годами раньше, в декабре 1970 года, во время посещения Варшавы: канцлер ФРГ Вилли Брандт опустился на колени перед памятником героям и жертвам Варшавского гетто. «Я сделал то, что делают люди, чтобы выразить то, что невозможно высказать словами», — напишет он впоследствии. Точно так же в израильском мемориале Яд Вашем он раскрывает книгу псалмов и читает вслух: «…Мы совершали грехи и преступления. Боже милосердный, прости нас…» Если когда-нибудь российский президент (не обязательно нынешний) встанет на колени перед Соловецким камнем или у проходной новочеркасского завода, то можно будет с уверенностью сказать, что родилась новая Россия. Как когда-то с помощью Брандта родилась новая Германия. Ибо таково величие покаяния. фотографии: Roger Viollet/East News, Bundesarchiv, AFP/East News