Офицеры стран — участниц Варшавского договора во время подготовки к учениям «Щит-84», ЧССР, август 1984 года
После триумфальной речи в ООН в декабре 1988 года Михаил Горбачев превратился в Горби. Нет славы выше сокращенного имени, внедрившегося в сознание десятков миллионов. Но эти миллионы восприняли слова о новом мировом порядке, построенном на общечеловеческих ценностях, как мировой аттракцион; ждали новых захватывающих номеров. Никому, конечно, не приходило в голову (разве что самым высокомудрым), что для СССР они станут смертельными.
На распутье
Логика открытой международной политики требовала новых впечатляющих шагов. Благодатный яд «нового мышления» проникал во все поры советского общества, действовал, как кислота, и на изрядно проржавевший «железный занавес». Однако на страже ворот соцлагеря все еще стоял коллективный часовой, именуемый Варшавским договором*.
Пока часовой стоял, лагерь был неприступен. Только в Германии находилась группа войск свыше 300 тыс. человек. В Польше почти 50 тыс., в Чехословакии — около 40, на южном фланге — свыше 70 тыс. советских военнослужащих. Плюс национальные армии. К концу 1980-х общее количество танков во всех странах социализма превышало 68 тыс. И это не считая ядерных сил. Когда в конце 1988 года Горбачев объявил о сокращении армии на 500 тыс. человек, весь мир аплодировал генсеку. Мало кто, однако, задумывался над цифрой, которую он тогда же озвучил: вооруженные силы СССР насчитывали на тот момент более 4 млн человек. Эта махина тянула вниз. Чудовищная энергия требовала высвобождения.
Последний командующий Западной группой войск (ЗГВ) Матвей Бурлаков вспоминал: «Пик Холодной войны был в начале 1980-х. Оставалось дать сигнал — и все бы ринулось. Все боеготово, снаряды в танках, осталось в ствол засунуть — и вперед. Все бы сожгли, все бы разрушили там у них». И стыдливо добавлял: «Военные объекты, не города». Биполярная ялтинско-потсдамская система, обеспечивавшая мировую стабильность, была эффективна только в условиях Холодной войны и всеобщей милитаризации. Отказ от конфронтации означал ее неминуемый демонтаж. Недаром самые упертые догматики — Эрих Хонеккер в ГДР и Тодор Живков в Болгарии — на дух не переносили перестройку.
Осенью 1989 года на совещании в ЦК КПСС заведующий международным отделом ЦК Валентин Фалин заявил, что «в кризисе — послевоенный порядок, нами насажденный. В кризисе — вся система отношений в социалистическом содружестве. Нужно быть готовым к взрыву, хотя не совсем ясно, где рванет вначале». Соцлагерь стоял на распутье.
Доктрина Брежнева
После вторжения в Чехословакию в 1968 году западные советологи придумали новый термин — «доктрина Брежнева». Она означала ограниченный суверенитет «братских стран народной демократии». При любой угрозе целостности соцлагеря Организация Варшавского договора (ОВД) могла жестко вмешиваться во внутренние дела союзников. Таким образом, ОВД одновременно и противостоял Западу, и поддерживал блоковую и идеологическую дисциплину. Однако в отличие от известных американских доктрин Монро, Трумэна или Джонсона советская доктрина не была оформлена как документ. Она как бы и не существовала, скрываясь за брежневской формулировкой «социалистического интернационализма». А потому ее можно было при необходимости просто игнорировать.
Первый шаг был сделан Горбачевым в Рейкьявике, еще в октябре 1986 года. На переговорах с президентом США Рональдом Рейганом, официально посвященных вопросам разоружения, обсуждались, как позже выяснилось, и фундаментальные проблемы нового миропорядка. Причем в сугубо конфиденциальном формате. Незадолго до смерти Александр Николаевич Яковлев в одном из интервью говорил об «устных договоренностях» между лидерами СССР и США. В частности, он утверждал: «Горбачев с Рейганом при мне договорились о том, что надо и Варшавский блок, и НАТО превращать в политические организации».
СССР как воздух было необходимо разоружение, чтобы снизить военные расходы. На конфронтацию уже не хватало экономики. Восточная Европа отходила на периферию
Без военной структуры ОВД автоматически становился фикцией. Но именно устранение блокового противостояния было одной из предпосылок построения «общеевропейского дома» — едва ли не главной идеи Горбачева.
Почти сразу после Рейкьявика, 10 ноября 1986 года, состоялась встреча руководителей соцстран. Горбачев расставил акценты. Он сказал, что в их развитии был «потерян темп», что нужно включить человеческий фактор, а для этого нужна демократизация общества, и что отныне каждая партия и ее руководство несут полную ответственность за происходящее в собственной стране. Однако кризис внутри СССР автоматически снижал давление на Восточную Европу.
Папа и провидение
Окончательно «доктрина Брежнева» была похоронена у берегов Мальты, на теплоходе «Максим Горький», где 2–3 декабря 1989 года встретились Горбачев и новоизбранный президент США Джордж Буш-старший. Психологическим фоном этих судьбоносных переговоров несомненно стала аудиенция генсека у Папы Римского за день до этого. Советский лидер и Папа беседовали в течение полутора часов, на полчаса дольше, чем предполагалось.
Михаил Сергеевич не мог не знать, что римский понтифик, которого он назвал «первым социалистом Европы», в свою очередь, провозгласил его «человеком, посланным Провидением», который действует в соответствии со своими убеждениями, даже если они приводят его к «нежелательным результатам». Таким оценкам надо было соответствовать. Горбачев пригласил Папу в СССР. Вечером того же дня в одном из замков близ Валлетты лидер КПСС был награжден Орденом мальтийских рыцарей.
Снимок для прессы: президент США Джордж Буш (слева) и Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев во время встречи на Мальте, Валлетта, 2 декабря 1989 года
У Америки были твердые цели. 22 сентября был подписан секретный план, где в качестве «желательных преобразований в СССР» фигурировали «отмена монополии коммунистической партии и ликвидация полицейского государства». А также кардинальные перемены в Восточной Европе. В то же время СССР как воздух было необходимо разоружение, чтобы снизить военные расходы. На конфронтацию уже не хватало экономики. Восточная Европа отходила на периферию, становясь разменной монетой.
У президентов состоялись две большие (по 4–5 часов) беседы и две короткие — один на один. Бывший посол США в СССР Джек Мэтлок писал: «Горбачев уверил президента, что сила никогда не будет применена в Восточной Европе, что он осознает необходимость вывода советских войск и что он позволит восточноевропейцам свободно избирать себе политико-экономический строй». Буш успокоил Горбачева, по-обещав, что роспуск Организации Варшавского договора не приведет к изменению баланса сил в Европе.
Объединение Германии, таким образом, было предрешено уже через 23 дня после падения Берлинской стены. Как отмечал бывший посол СССР в США Анатолий Добрынин, Горбачев здесь пошел против линии Политбюро, которое считало, что объединение возможно только тогда, «когда оба блока — НАТО и Варшавский договор — будут распущены».
Противники перемен в СССР оценили встречу на Мальте как «советский Мюнхен». Сторонники — как великий прорыв
Позиция Горбачева «о невмешательстве» открыла, таким образом, дорогу прямой американской поддержке оппозиционных сил в Восточной Европе. Кстати говоря, и одновременно усилила активность сторонников независимости Прибалтики (ей была посвящена встреча «один на один» 3 декабря, где Горбачев также исключил силовой вариант решения прибалтийской проблемы).
Буш похвалил Горбачева: «Вы катализируете перемены в Европе в конструктивном плане», — и объявил:
«Моя администрация намерена предпринять шаги, направленные на приостановку действия поправки Джексона — Вэника»*. Он также обещал отменить поправки Стивенсона и Берда, ограничивающие кредитование СССР: «Мы предлагаем незамедлительно приступить к консультациям о заключении нового торгового договора». Правда, тут же увязал этот вопрос с принятием закона о въезде и выезде.
Противники перемен в СССР оценили встречу на Мальте как «советский Мюнхен». Сторонники, например, помощник Горбачева Анатолий Черняев — как великий прорыв, совершенный одиночкой.
Табачок врозь
На уже упоминавшемся «социалистическом саммите» в Москве в ноябре 1986 года прямо говорилось о несовершенстве экономической модели социалистического содружества, «не обеспечивающей оптимальное соотношение эффективности и социальной справедливости, социальных программ и стимулов к труду». Под сомнение, таким образом, ставились основы социализма.
У стран соцлагеря не было внутренних стимулов к интеграции, кроме идеологии. Система же вела к нивелировке экономик: слабые выигрывали, сильные проигрывали. Стало ясно, что принцип взаимоотношений, когда советские сырье и энергоресурсы по договоренности обменивались на товары и сельхозпродукцию из союзных стран, исчерпала себя. Координирующий орган — Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), возникший в конце сороковых, — становился рудиментом. Тем более в условиях кризиса, когда СССР уже не мог позволить себе льготные цены на сырье (которое зачастую перепродавалось странами СЭВ на Запад по ценам рыночным). В Москве начали понимать необходимость изменений отношений с союзниками ради выживания собственной страны.
2 января 1990 года на заседании Политбюро ЦК КПСС Михаил Горбачев заявил: «1990 год — решающий. Если не изменим положение со снабжением, нам надо уходить!» А потому переход на взаиморасчет в конвертируемой валюте по ценам не ниже рыночных казался логичным. Когда на 45-й сессии СЭВ 9–10 января в Софии об этом объявил тогдашний советский премьер Николай Рыжков, то ошеломленная чешская делегация пригрозила выйти из СЭВ. Самое интересное (как свидетельствует болгарский журналист Валерий Найденов, присутствовавший на заседании), что Рыжков согласился.
Реальный социализм, таким образом, исчерпал свои исторические возможности. «Бархатные» (за исключением Румынии) революции в странах СЭВ ускорили распад соцлагеря. Это стало прелюдией и в известной мере моделью распада СССР, казавшегося несравненно более прочной конструкцией.
* Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи от 14 мая 1955 года — документ, оформивший создание военного союза европейских социалистических государств — Организации Варшавского договора (ОВД).
Хроника распада
26 февраля 1990 года — в Москве подписано соглашение о полном выводе советских войск из Чехословакии.
7 июня 1990 года — на заседании Политического консультативного комитета (ПКК) в московской гостинице «Октябрьская» принято решение о ликвидации военных структур Организации Варшавского договора.
12 сентября 1990 года — подписан Договор «2+4», открывший путь к объединению Германии (вступил в силу в марте 1991 года).
5 января 1991 года — на заседании исполкома Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) в Москве принято решение о преобразовании СЭВ в Организацию международного экономического сотрудничества.
25 февраля 1991 года — в Будапеште главы МИД стран ОВД подписали заявление об упразднении военных органов и структур к 31 марта 1991 года.
28 июня 1991 года — в Будапеште страны — члены СЭВ на 46-й сессии Совета подписали Протокол о расформировании организации.
1 июля 1991 года — в Праге под председательством Вацлава Гавела главы государств и правительств стран Варшавского договора подписали протокол о полном прекращении действия Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи 1955 года. На подписание приехали все первые лица стран-участниц, кроме Михаила Горбачева — вместо себя он прислал вице-президента СССР Геннадия Янаева.
* Поправка конгрессменов Джексона и Вэника к Закону о торговле США ограничивала торговлю с соцстранами, препятствовавшими эмиграции евреев и других граждан из этих стран.
Фото: Д. Гетманенко/фотохроника ТАСС, jonathan utz/afp
