#Сюжеты

#Музыка

Хроника пикирующей бомбардировщицы

14.06.2016 | Горбачев Александр

Певица Энони — трансгендерная звезда современной музыки, изменившая представление о песне протеста

Певица Энони — бывший Энтони Хегарти из группы Antony & the Johnsons

Уроженка Англии, в ранней юности переехавшая в Америку, Энони всегда идентифицировала себя как трансгендера. Ощущая очевидную разницу между своим биологическим и внутренним полом, до поры она принимала как должное то, что пресса и публика оперируют ее паспортным именем и полом, полученным при рождении. Все изменилось, когда в одном из интервью певица упомянула, что вообще-то близкие, говоря о нем, пользуются местоимениями женского рода, да и вообще: «Он» — это слово, которое мной пренебрегает».

Примерно тогда же певица объявила, что свою новую пластинку будет выпускать под более близким себе именем Энони (Anohni), а не в рамках группы Antony & The Johnsons, с которой она записывалась прежде. Уважая волю музыканта, в женском роде будем говорить о ней и мы. Тем более что эта перестройка, судя по всему, была в том числе и идеологическим жестом. Полтора года спустя после того, как Энони публично стала собой, она выпустила Hopelessness — свою самую политизированную пластинку. Набор трагических и болезненно красивых манифестов, предъявляющих человечеству в целом и Соединенным Штатам Америки в частности обвинение в том, что они бессовестно губят себя и свою планету.

Для камней и для людей

Однажды я видел, как она поет в заброшенном известняковом карьере где-то в шведской глуши. Сам концертный зал, расположившийся амфитеатром внутри огромной дыры в земле, выглядел памятником человеческой неистовости по части опустошения собственной планеты. Окруженная скрипачками и гитаристами в белых одеждах, одетая в отчасти даже не подобающие месту и времени джинсы и черный свитер, она рассуждала со сцены о своих отношениях со стихиями и о чувствах камней, рассказывала о прогулках по Нью-Йорку, а главное, пела. Ее голос, горний, вышний, ясный, исполненный пронзительного сияния, заполнял собой все пространство этой монументальной бреши, придавая ей какую-то окончательную естественность.

Тогда, в 2007-м, ее звали Энтони Хегарти, и называть ее было принято в мужском роде. Тогда ее заботили чувства камней. Теперь, кажется, она пришла к выводу, что для того, чтобы их сберечь, нужно для начала разобраться с людьми.

Перемена пола уже ознаменовалась для Энони скандалом — ее не позвали выступать на церемонии вручения «Оскара», хотя она была номинирована

Даже странно, что этого не случилось раньше, — вся творческая биография Энони так и шепчет «политическое искусство». Она приехала с семьей в Сан-Франциско в 1981-м, когда ей было одиннадцать, и не могла не видеть, как эйфория сексуальной свободы 1970-х сменилась в самом вольном городе Америки бесконечным ужасом от поглотившей весельчаков и гуляк эпидемии СПИДа. Она переехала на Манхэттен делать собственную творческую карьеру в начале 1990-х, все десятилетие ставила малобюджетные авангардные спектакли, в составе труппы «Черныегубы» (Blacklips) устраивала перформансы, в рамках которых бросалась в зрителей говяжьей печенкой, — и посейчас нередко вспоминает, что Нью-Йорк выглядел городом-призраком, выкошенным страшной болезнью. В 2000-х большого и странного человека с непонятной гендерной принадлежностью, ангельским голосом, большим сердцем и ослепительно красивыми песнями с заголовками вроде «Гитлер в моем сердце» наконец заметили — сначала английский мистик Дэвид Тибет из группы Current 93, потом певец нью-йоркских перверсий Лу Рид и наконец критики и элиты, вручившие Энони в 2005-м в Англии Mercury Music Prize. Бьорк вместе с Хегарти пела среди прочего вещь на стихи Тютчева, и понемногу певицу оценила широкая публика. За два десятка лет Энони прошла путь от периферии к центру, от странной маргиналии к общепризнанному чуду современной популярной музыки. Ее социальный опыт сложнее, травматичнее и богаче, чем у большинства коллег, — и теперь, когда у нее наконец появилась подобающая трибуна, неудивительно, что ее трепетный голос запел языком журнальных передовиц и начал называть виновных пофамильно.

Песни безнадежности

Antony & the Johnsons, прежняя музыкальная инкарнация Энони, с акустической точки зрения обитали почти в академическом антураже: камерный струнный ансамбль, фортепиано; парящая, грациозная и тонкая музыка для дум о высоком. Hopelessness — совсем другое дело: о срочных вещах необходимо говорить срочным языком, и певица здесь берет себе в напарники двух видных деятелей современной электроники: британца Хадсона Мохоука, производящего могучую и умную танцевальную музыку для стадионов, и потомка советских эмигрантов Дэниела Лопатина, который сочиняет сложный эмбиент. Hopelessness звенит, гудит, ревет цифровыми иерихонскими трубами — все, чтобы дать голос тем, кто его лишен, чтобы высветить и воспеть бесконечную самоуничтожающую жестокость этого мира. Тут, конечно, есть и метафорический смысл: альбом во многом представляет собой протест против технологий в их репрессивном понимании; технологий убийства, слежки и разрушения, расчеловечивающих планету. Hopelessness можно понимать еще и как попытку гуманизировать машины, ликвидировать противоречие между ними и природой с помощью искусства.

Тогда ее заботили чувства камней. Теперь, кажется, она пришла к выводу, что для того, чтобы их сберечь, нужно для начала разобраться с людьми

Энони берет слушателя за грудки с первого звука — и не разменивается на компромиссы. Первая песня, Drone Bomb Me, представляет собой монолог девятилетней афганской девочки, обращенный к военному дрону, который расстрелял ее семью: «Взорви меня / Пусть я буду той / Кого ты выберешь с небес». Вторая, 4 Degrees, — громкий и горький саркастический гимн последствиям глобального изменения климата: «Я хочу видеть, как рыбы в море всплывают кверху брюхом / Все эти лемуры и прочие милые существа / Я хочу видеть, как они горят. Всего-то четыре градуса» (имеется в виду глобальное потепление на четыре градуса Цельсия, в случае которого экосистеме планеты будет нанесен непоправимый ущерб). Третья, Watch Me, посвящена отеческому государству, которое лезет в частную жизнь своих граждан: «Папочка, я знаю, что ты меня любишь, потому что ты все время следишь за мной». Четвертая, Execution, — смертной казни. Пятая, I Don’t Love You Anymore, — будто бы про личное, но учитывая, что в Hopelessness семья и любовь вообще трактуются как метафора отношений между государством и человеком, тоже, конечно, про социальное, про то, как общество предает тех, кто осмелился бросить вызов привычным гендерным конвенциям. Шестая и вовсе прямо называется «Обама» и представляет собой открытое письмо 44-му президенту США, спетое под электронный рокот, который напоминает шум приближающегося истребителя: «Когда тебя избрали, мир плакал от счастья. Мы думали, что к власти пришел наш искренний посланник. А теперь ты шпионишь, казнишь без суда, предаешь добродетели».

Кризис и угрозы

Hopelessness, конечно, уместно трактовать как диагноз современной Америке, поставленный стране ее стремительно левеющей молодежью и конкретно сторонниками Берни Сандерса (в поддержку которого Энони осторожно высказывалась в интервью). Хегарти достаточно долго прожила в США, чтобы принимать тамошние дела близко к сердцу, но родилась за пределами страны и потому не разделяет миссионерскую идею американской исключительности. Кроме того, как всякому тонко чувствующему художнику, ей свойственно доводить те или иные позиции до предельных оборотов — но эмоция альбома легко узнаваема. Это она движет студентами, бунтующими в либеральных университетских кампусах, и людьми, объединяющимися вокруг человека, который называет себя социалистом. Это эмоция разочарования, окончательной потери веры в то, что достигнуть мира и гармонии можно с помощью доминирующей системы ценностей.

Новый альбом Энони называется попросту «Безнадега»

Песня «Обама» на пластинке не зря в центре: действующий президент является самым наглядным символом этого разочарования. Прогрессивные идеалисты выбрали его на волне энтузиазма и надежды на перемены; первый афроамериканец у руля страны казался воплощением новой эпохи справедливости и гуманизма. На деле Обама оказался эффективным либеральным менеджером — неплохим руководителем империи с точки зрения реальной политики, но для тех, кто уверен, что реальность прогнила настолько, что вылечить ее можно, только вывернув наизнанку, — еще одним олицетворением того, как система способна перемолоть любого.

«Кризис (то есть crisis, слово, созвучное с ISIS*, как по-английски принято называть ИГИЛ*. — Авт.), если бы я убила твоего отца, как бы ты себя чувствовал?» — спрашивает Энони в еще одной песне, намекая на очевидное: Америка воюет с угрозами, которые сама создает. Этот замкнутый круг жестокости не прервется, если не сменить точку отсчета. Тут надо отметить, что Энони в 2008-м и сама активно агитировала за Обаму. Hopelessness — это во многом песни покаяния, трагические извинения за собственные надежды.

«Когда тебя избрали, мир плакал от счастья. Мы думали, что к власти пришел наш искренний посланник. А теперь ты шпионишь, казнишь без суда, предаешь добродетели»

Впрочем, дело, конечно, не в одной отдельно взятой стране. Если угодно, Hopelessness представляет собой приговор человечеству как таковому, колыбельную — если не отходную — для западной цивилизации. По Энони, главная проблема — не в политике, а в отношении к планете, в том, как человек последовательно уничтожает свою среду обитания, а заодно и себе подобных. Последняя фраза альбома звучит как «мы все теперь американцы»; Америка, таким образом, становится своего рода типом потребительского отношения к себе и к жизни. Кульминация же — почти триумфальная в своей болезненной торжественности вещь под названием Why Did You Separate Me from the Earth («Почему вы разлучили меня с Землей»), плач по недостижимой гармонии с природой.

Все это, конечно, завязано еще и на вопросах гендера: Энони много говорит о том, что все беды мира — от мужского, патриархального к нему отношения; что человечеству следует вернуться к пониманию земли как матери — и что именно материнский, семейный тип управления может помочь нам выжить. Хотя это тоже, конечно, идеалистическая, абстрактная конструкция: можно не сомневаться, что Хиллари Клинтон певица презирает не меньше, чем Обаму.

Пластинки вроде Hopelessness принято называть музыкой протеста, но Энони придает этому термину несколько новое значение. Обычно политически активные музыканты хотят не только привлечь внимание к несправедливости, но и положить ей конец. Не то Энони: альбом недаром назван «Безнадега». Здесь нет ни полемики, ни агитации — есть только печальное и красивое созерцание бездны; поиски гармонии в зоне дискомфорта. Это, в сущности, абсолютно пораженческий альбом — но это нисколько не отменяет его грации и стати: если все потеряно, это еще не значит, что незачем петь. И в этом смысле Энони оказывается неожиданно уместной в том числе и в России — стране, где даже культурные элиты пока нисколько не озабочены проблемами мировой экологии. Это песни, помогающие выживать в смутные времена, которые никогда не закончатся, — и не надо всматриваться слишком пристально, чтобы узнать в них себя.

* ISIS, ИГИЛ, или ИГ («Исламское государство») — террористическая организация, запрещенная в РФ.

Фото: Tim knox/east news, afp/east news, youtube.com


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.