В январе 1917 года Андрей Шингарев, один из лидеров кадетской партии, панически заявлял: «Положение ухудшается с каждым днем… Мы идем к пропасти… Революция — это гибель, а мы идем к революции… С железными дорогами опять катастрофически плохо… В Петрограде уже серьезные заминки с продовольствием… Не сегодня-завтра не станет хлеба совсем. В войсках недовольство. Петроградский гарнизон ненадежен».
Хлеб и политика
Первая мировая война вызвала огромный рост государственных расходов, а доходы казны снизились, в том числе из-за введенного с началом войны «сухого закона» (в 1913 году доходная часть бюджета почти на четверть формировалась за счет винной монополии). Покрывать дефицит приходилось за счет иностранных займов и усиленной работы печатного станка. К концу 1916 года количество денег в обороте по сравнению с 1913-м выросло в 3,36 раза, что вело к галопирующей инфляции. Снабжение продовольствием центральных и северо-западных промышленных губерний затруднялось развалом транспорта: хлебные запасы в основном были сосредоточены на юге страны. Во второй половине 1916 года хлебные цены выросли вчетверо по сравнению с довоенными. У продовольственных магазинов и хлебных лавок выстроились многочасовые очереди.
Если во второй половине 1914 года бастовали 35 тыс. рабочих, в 1915-м — 535 тыс., то в 1916-м — уже более миллиона
В ноябре 1916 года управляющий министерством земледелия Александр Риттих подписал постановление о хлебной разверстке. Не следует путать эту разверстку с большевистской продразверсткой, введенной в 1919 году: постановление Риттиха означало лишь обязательную закупку хлеба для нужд армии в количествах, определенных для каждой губернии, по твердым ценам. Однако и в таком виде разверстка встретила сопротивление. Типичной была реакция Тамбовской земской управы: «Не считая себя вправе сознательно вести население к бунту и голоду, губернская управа не находит возможным производить разверстку в указанных министром земледелия размерах». Применять же насильственные меры правительство не решалось. Председатель Государственной думы Михаил Родзянко в записке на имя Николая II писал: «Разверстка… определенно не удалась… Ввиду этой неудачи есть опасение, что правительство обратится к военным реквизициям, которые, несомненно, поведут к полному разрушению народного хозяйства… В течение, по крайней мере, трех месяцев следует ожидать крайнего обострения на рынке продовольствия, граничащего со всероссийской голодовкой».
На этом фоне быстро нарастало стачечное движение. Если во второй половине 1914 года бастовали 35 тыс. рабочих, в 1915-м — 535 тыс., то в 1916-м — уже более миллиона.
Люди царя
После того как в Думе в августе 1915 года образовался «Прогрессивный блок» (около 300 депутатов от кадетов слева до националистов справа), правительству впервые с 1907 года пришлось иметь дело с устойчивым оппозиционным парламентским большинством. Главным требованием «Прогрессивного блока» стало создание «министерства доверия». Объясняя цели блока, лидер октябристов Александр Гучков говорил: «Не для революции мы призываем власть пойти на соглашение с требованиями общества, а именно для укрепления власти и в целях защиты Родины от революции и анархии».
Верховная власть эти угрозы игнорировала. По свидетельству двоюродного брата царя, великого князя Андрея Владимировича, императрица Александра Федоровна «уверяла, что все эти неудовольствия… есть просто сплетня Петрограда, что Россия совершенно спокойна». Бесконечные смены высших должностных лиц вошли в историю как «министерская чехарда»: за годы войны сменилось по четыре премьер-министра, военных министра, министра земледелия, шесть министров внутренних дел. Власть казалась все более беспомощной, тем более что многие протеже активно вмешивавшегося в назначения Григория Распутина, в частности, Борис Штюрмер, возглавивший правительство с января 1916-го, были явно некомпетентны.
В сентябре 1916 года управляющим министерством внутренних дел (в современной терминологии — и.о. министра) по рекомендации Распутина был назначен товарищ председателя Думы октябрист Александр Протопопов. Императрица убеждала мужа, что «так как он член Думы, то это произведет на них большое впечатление и закроет им рты». Но Протопопов молниеносно настроил бывших коллег по Думе против себя, заявив, что вступает в правительство Штюрмера и отдельной программы не имеет. Дума отказалась иметь с ним дело, тем самым, как жаловался впоследствии сам Протопопов, загоняя его «в правый угол». Впрочем, получив высокое назначение, Протопопов и сам мгновенно сделался поборником неограниченного самодержавия. В Думе и Ставке его ненавидели больше, чем самого Распутина, распространяя слухи о его сумасшествии.
Мнение о необходимости отстранения императорской четы стало едва ли не всеобщим и в высшем свете, и в политических кругах, и в армии
1 ноября 1916 года лидер кадетов Павел Милюков произнес в Думе громовую речь, обвиняя правительство в различных злоупотреблениях и потворстве «темным силам»*. Двумя днями позднее лидер националистов Василий Шульгин, словно заправский левый, потребовал с думской трибуны «бороться с этой властью, пока она не уйдет». Роптали даже члены августейшей фамилии. 1 ноября великий князь Николай Михайлович направил царю письмо, настаивая на введении «ответственного министерства». Пойти на этот решительный шаг уговаривали Николая II и другие великие князья: Николай Николаевич (бывший главнокомандующий), Георгий Михайлович, Кирилл Владимирович. Чрезвычайно влиятельная в императорской семье великая княгиня Мария Павловна (тетка Николая II) в разговоре с Родзянко истерически заявляла, что императрица «губит страну, что благодаря ей создается угроза царю и всей царской фамилии, что такое положение дольше терпеть невозможно, что надо изменить, устранить, уничтожить…»
10 ноября Николай II сместил, наконец, Штюрмера, назначив главой правительства Александра Трепова. Впервые председатель Совета министров был сменен по прямому требованию Думы. Однако на проводимой политике это не сказалось. Не сумел Трепов и избавиться от Протопопова, за которого решительно вступилась императрица: «Как можно колебаться между этим простым, честным человеком, который так горячо нас любит, и Треповым, которому мы не можем доверять, ни уважать, ни любить, а наоборот?» В конце ноября даже Государственный совет и съезд объединенного дворянства потребовали устранить влияние «темных безответственных сил» и сформировать правительство, опирающееся на думское большинство.
Даже физическое устранение Распутина** в расчете избавить династию от марающих ее связей и слухов ничего не изменило. 20 декабря царь демонстративно утвердил Протопопова на посту министра внутренних дел, а 27 декабря отправил в отставку Трепова. Главой последнего царского правительства стал князь Николай Голицын, по отзывам современников, «милейший человек, но не государственный деятель большого калибра». Впрочем, реальная власть оставалась в руках Протопопова. 1 января царь ввел 16 крайне правых в Государственный совет и назначил его председателем ненавистного общественности Ивана Щегловитова***. Великий князь Андрей Владимирович меланхолически пояснял: «Ники (семейное прозвище Николая II. — NT) сказал, что он пойдет против общественного мнения во что бы то ни стало и докажет этим твердую власть. Таким образом, он нарочно выбирает лиц, которых общественное мнение не любит и ненавидит, считая, что Россия одобрит эти назначения, а все неудовольствие идет исключительно из Петрограда. Странная точка зрения».
Бессилие элит
Николай II и Александра Федоровна оказались фактически в изоляции. Великий князь Николай Михайлович писал: «После 25 лет царствования Николай II не оставил ни одного друга ни среди своих родных, ни в высшем обществе, ни в среде приближенных». Мнение о необходимости отстранения императорской четы стало едва ли не всеобщим и в высшем свете, и в политических кругах, и в армии. Однако на какие-либо действия не решился никто.
Великие князья ограничились подачей царю ходатайства о смягчении наказания сосланному в Персию за участие в убийстве Распутина Дмитрию Павловичу. Царь резко ответил: «Никому не дано права заниматься убийствами… Удивляюсь вашему обращению ко мне. Николай». Сам Дмитрий Павлович, командовавший конным полком лейб-гвардии, обиженно заявлял, что стоит ему «сесть верхом и выехать на площадь Зимнего дворца — и переворот готов, но, конечно, он никогда этого не сделает».
По свидетельству великого князя Андрея Владимировича, императрица «уверяла, что все эти неудовольствия… есть просто сплетня Петрограда, что Россия совершенно спокойна»
«Заговор Гучкова»****, о котором впоследствии говорили многие, сводился лишь к бесплодным мечтам захватить царский поезд по пути из ставки в Петроград и вынудить царя отречься от престола.
В начале января 1917 года приехавший с фронта генерал Крымов заявил на совещании депутатов Думы и членов Госсовета: «Настроение в армии такое, что все с радостью будут приветствовать известие о перевороте. Переворот неизбежен, и на фронте это чувствуют. Если вы решитесь на эту крайнюю меру, мы вас поддержим. Очевидно, других средств нет. Времени терять нельзя». Родзянко отвечал на это: «Вы не учитываете того, что будет после отречения царя… Я никогда не пойду на переворот… Если армия может добиться отречения — пусть она это делает через своих начальников, а я до последней минуты буду действовать убеждениями, но не насилием».
Сам же Родзянко в мемуарах точно охарактеризовал поведение российских верхов в те дни: «Все негодовали, все жаловались, все возмущались и в светских гостиных, и в политических собраниях, и даже при беглых встречах в магазинах, в театрах и трамваях, но дальше разговоров никто не шел. Между тем, если бы все объединились и если бы духовенство, ученые, промышленники, представители высшего общества объединились и заявили царю просьбу или даже обратились бы с требованием прислушаться к желаниям народа, — может быть, и удалось бы чего-нибудь достигнуть. Вместо этого одни низкопоклонничали, другие охраняли свое положение, держались за свои места, охраняли свое благополучие, третьи молчали, ограничиваясь сплетнями и воркотней, и грозили за спиной переворотом…»
Историки и публицисты спорят, можно ли было в те дни удержать монархию от крушения, спасти ее ценой введения ответственного министерства или своевременного отстранения Николая II. Исключить такую возможность нельзя, однако для этого был необходим либо другой царь, либо другие, более решительные политические элиты. Но тогда это была бы совсем другая страна, которая, быть может, изменила бы направление движения задолго не только до 1917-го, но и до 1914 года.
* Подробнее — в NT № 37 от 14 ноября 2016 года.
** См. NT № 43–44 от 26 декабря 2016 года.
*** Министр юстиции в 1906–1915 годах, известен своими антисемитскими взглядами, покровительствовал «Союзу русского народа».
**** Александр Гучков — лидер «Союза 17 октября» и Либеральной республиканской партии России, председатель III Государственной думы (1910–1911), член Государственного совета, председатель Центрального военнно-промышленного комитета (1915–1917), военный и морской министр Временного правительства.
