Режиссер, продюсер, сценарист, харизматик, Аки Каурисмяки еще в 1980-е годы стал мотором новой финской киноиндустрии. А после успеха фильма «Человек без прошлого» (2002), едва не выигравшего Каннский фестиваль и завоевавшего второй по значимости Гран-при жюри, он уверенно вошел в пятерку лидеров европейского кино — и заставил мир выучить свое труднопроизносимое имя. Берлинале играл особенную роль в судьбе ранних фильмов Каурисмяки: почти все они были впервые показаны на входящем в структуру фестиваля (хотя и во многом альтернативном) Форуме молодого кино. А вот в официальном берлинском конкурсе его работы до нынешнего года не участвовали.
Халед из алеппо
Незадолго до Берлинале новая картина мэтра, который в этом году встретит 60-летие, вышла в финский прокат. И была воспринята не беспрекословно. Вот что сообщила критик Зинаида Линден: «Газета «Хельсингин Саномат» упрекает Аки в слишком обильном использовании своего же прежнего материала, а также анемичности сценария, а сайт радиотелекомпании YLE — в нехватке юмора. Я очень люблю Аки и на просмотре изо всех сил пыталась оценить этот фильм (как и большинство финских рецензентов). Мне кажется, в этот раз ему не удалось «пройти по острию», создав убедительную, сбалансированную, хватающую за живое притчу».
«60 лет назад в Европе было 60 млн беженцев. Мы все люди. Завтра мы сами можем стать такими же беженцами, как те, кого сегодня мы рассматриваем
как врагов...»
В Берлине, однако, картина попала в самый благоприятный и дружественный контекст. Уже после первого журналистского просмотра на нее обрушился шквал восторгов. На официальные показы было не попасть, некоторые зрители не смогли прорваться в зал даже с купленными билетами, публика ревела от восторга, на пресс-конференции автора фильма встретили овацией. А ведь это вовсе не развлекательное, совсем не коммерческое кино, и тема у него, можно сказать, затасканная — судьба беженцев-мигрантов в глобализированном европейском мире. Но Каурисмяки не по пути с дежурной политкорректностью, и каждый его фильм — это приглашение в особый мир, полуреальный-полусказочный, в котором гуманизм — то ли в мечтах, то ли наяву — побеждает неправду и жестокость. И, что самое поразительное, в этом нет ни грамма фальши, как не было ее в классических утопиях.
Этот особый мир открывается в виде ресторана «Золотая пинта» на окраине Хельсинки, в котором работают несколько типичных персонажей Каурисмяки: как и остальных героев фильма, их играют хорошо знакомые ему актеры. К коллекции сугубо финских характеров добавляется чужак в лице беженца из сирийского Алеппо: Халед, потерявший дом и семью, чудом добравшийся до Финляндии, пытается в ней легализоваться, но получает бюрократический отказ. Он скитается по улицам, становится мишенью атак расистов, унижений полиции и иммиграционных служб, а выживает (надолго ли?) благодаря поддержке хороших людей.
Станет ли Каурисмяки победителем Берлинале-2017 — пока (на момент сдачи этого номера. — NT) неизвестно. Но есть веские основания надеяться, что жюри под началом Пола Верховена оценит работу финского мэтра по достоинству. И воспримет ее не только профессиональным умом, но и сердцем. Ибо высокую награду Аки заслужил — и вовсе не по совокупности лет и заслуг. И даже если отчасти согласиться с теми, кто видит в его фильме определенный самоповтор, это ничего не меняет. Каурисмяки говорит о вещах настолько важных, и говорит так искренне и убежденно, что высказывание проникает прямо в душу. И в ней что-то сдвигается!
На берлинской пресс-конференции Аки сказал: «60 лет назад в Европе было 60 млн беженцев. Мы все люди. Завтра мы сами можем стать такими же беженцами, как те, кого сегодня мы рассматриваем как врагов. Какой смысл имеет демократия, с таким трудом достигнутая человечеством, без человечности?»
Культурный герой
Еще на заре карьеры Каурисмяки выполнил миссию культурного героя своей страны: он стал для Финляндии тем же, чем Альмодовар для Испании, — ее полпредом в культуре. Живописателем ее флоры и фауны, ее физиологии и антропологии, ее рефлексов и нравов. Впрочем, фильмы Каурисмяки — не только о финнах. Они органично вписаны в европейскую культуру, и недаром в числе давних проектов Каурисмяки числится «Одиссея». А может, сириец Халед — это и есть современный Одиссей, прошедший через испытания, не меньшие, чем мифологические герои Древней Греции?
Творчество режиссера укладывается в структуры нескольких трилогий. Маргиналы в маргинальной стране — центральная тема фильмов «Тени в раю» (1986), «Ариэль» (1988), «Девушка со спичечной фабрики» (1990). За эту «пролетарскую трилогию» Аки окрестили «пролетарским метафизиком» и «постмодернистским Бергманом» — его фильмы населяют официантки и продавщицы, мусоросборщики и шахтеры, водители трамваев и трейлеров, проклинающие свою работу, когда она есть, и проклинающие жизнь, когда эту работу теряют.
Невозмутимой поэзией окутывает режиссер усилия своих героев вырваться из плена лунатических белых ночей и унылых алкогольных увеселений. Он не делает из этих героев монстров, но не делает и из монстров героев, снижая героизм иронией, открывая в финском характере скрытый темперамент, спонтанность, юмор. Из, казалось бы, зеленой тоски Каурисмяки высекает целый пронзительный спектр состояний финской души. Оказывается, она на многое способна — и на веселое безумство, и на нежность, и на хладнокровное убийство. И на полный мрачной решимости вызов судьбе.
Столь же легко трансформируется жанр: от социальной драмы — через черную комедию — в криминальную сказку-утопию. А за кадром тянется сладкая и печальная песня о том, как свет фар разгоняет ночные тени и уносит путника туда, где безумствует мечта. Фильмы Каурисмяки то и дело озаряются вспышкой чуда, северного сияния.
В рай и обратно
Потом, после маргиналов, у режиссера была трилогия фильмов о новой Финляндии эпохи рецессии — «Вдаль уплывают облака» (1996), «Человек без прошлого» (2002), «Огни городской окраины» (2006). Отгуляв молодость в ритме рокабилли и «Ленинградских ковбоев», режиссер состарился вместе со своими героями, вошедшими в фольклор и ставшими символами финского характера. А с некоторыми перешел черту нашего мира и побывал в раю: смотри того же «Человека без прошлого».
Возвращение к реальности и обращение к новому поколению персонажей-изгоев финского общества было травматичным. «Огни городской окраины» — один из самых мрачных фильмов Каурисмяки. Полусказочная Финляндия дотелевизионной эры — которой больше не существует и которая всегда была местом действия фильмов Каурисмяки, — обернулась уже практически современной страной, холодной и бездушной. Правда, в финале «Огней» вспыхивал слабый луч надежды: униженного и оскорбленного, истекающего кровью и практически умирающего героя держала за руку полюбившая его продавщица из сосисочной, рядом с ними спасались от холода жизни прибившийся негритенок (новый персонаж в мире Аки!) и приблудный пес. Ноев ковчег на свалке, на задворках большого города, — святое семейство, рожденное духовной солидарностью, островок сопротивления…
Из этого кадра вырос весь фильм «Гавр» (2011), парадоксальным образом, несмотря на драматический сюжет, выполненный в совершенно другой тональности — почти комедийной и к тому же явственно сказочной. «Гавр» — сказка про чистильщика обуви, его смертельно больную жену и юного негритенка-нелегала, которого герой с помощью добрых людей переправляет через Ла-Манш к маме в Лондон. Слово «сказка» здесь точно описывает мир фильма, в котором происходит множество разных чудес, но главное чудо — сами люди. Когда в округе появляется гонимый чернокожий парнишка, начинается просто эпидемия тотальной благотворительности: мальчика укрывают от полиции, собирают для него немалую сумму из последних сбережений. И это во Франции, стране с давней традицией колониальной ксенофобии и триумфальным шествием по политической арене Марин Ле Пен! Дойдя до крайней точки пессимизма в «Огнях городской окраины», Каурисмяки вдруг делает фильм просветленный и оптимистичный. Режиссер, казавшийся конченным мизантропом, опять, как в молодые времена, предстает неизлечимым последним романтиком, верящим в «пролетарскую солидарность».
Из, казалось бы, зеленой тоски Каурисмяки высекает целый пронзительный спектр состояний финской души. Оказывается, она на многое способна
Селедка с васаби
Проходит еще несколько лет, и, преодолевая очередной кризис, Каурисмяки снимает «По ту сторону надежды», еще одну современную сказку, которую он рассказывает, не стесняясь ни боли, ни сентиментальности, не боясь повторяться и даже позволяя себе менее тонкий, чем обычно, юмор (такова сцена преобразования финского ресторана в «японский» суши-бар, где вместо лосося дают финскую селедку, обильно приправленную васаби). Аскетизм и минимализм, давние верные спутники Каурисмяки, доведены здесь до предела. Но не путать с эстетизмом! Фирменная живописная палитра режиссера (синий и темно-красный цвета), бородатые рокеры с ностальгическим репертуаром, остовы кораблей в порту, зовущие в большое плаванье, и, конечно, пес, утешающий героя, зализывающий его раны, — все это задает тот неповторимый тон, ту глубину сострадания, которые делают Каурисмяки одним из последних подлинных гуманистов-романтиков нашего времени.
Каурисмяки не раз говорил о том, что любит счастливые концы в фильмах, и его потаенной амбицией остается мечта о том, чтобы зритель вышел из кинозала хоть немного счастливее, чем когда входил в него. Но, будучи честным человеком, он не способен врать. Зато способен повернуть пошлое понятие хеппи-энда самым парадоксальным образом. Он уверен, что у всех его фильмов счастливые концы, особенно в «Гамлете», где все герои умирают (фильм называется «Гамлет уходит в бизнес»). Им повезло: вдруг они попадут в рай, где, по убеждению режиссера, можно встретить Штрогейма, Превера и Бунюэля? Да и ад им не так страшен после земных испытаний.
«Гавр» положил начало новой — «портово-мигрантской» — трилогии Каурисмяки. «Надежда» стала ее второй частью. Вскоре после премьеры «Надежды» режиссер — не впервые в своей биографии — заявил, что больше не будет снимать кино. Только кто же ему поверит. Непохоже, что не потребует поэта к священной жертве Аполлон. Судя по тому, как развивается мир, — нет, не похоже.
Фото: kinopoisk.ru